Сломанный клинок

Как больно и горячо бьёт жало аристократии – беспощадное и… холодное?.. – точно клинок матёрого убийцы, вожака стаи волков, убивающих ради наживы – никогда ради забавы. Аристократию можно описать как нечто хуже, чем убийства – грязнее, отвратнее. Лишь только начинаешь доверять кому-то, как его лицо становится последним, что ты видишь; на твоём последнем вздохе берет свое начало чужой глоток воздуха полной грудью. …А о тебе могут даже и не вспомнить. Так бывало со всеми, кого убивал Дауд – тот самый матёрый волк, известный под прозвищем «Клинок Дануолла», – без исключения: амбициозные мужчины и увядающие старики, вороватые леди и хитрые старухи. К каждому из них «Клинок» испытывал не больше, чем к сточной крысе – они были лишь целями, талонами на получение обещанной суммы, и, казалось, так могло продолжаться вечно. …Могло… То прохладное утро с привычными для Дануолла блеклыми – не греющими – лучами солнца багряным, словно винным, пятном въелось в память, и появлялось снова всякий раз, когда Дауд закрывал глаза. Джессамина Колдуин – просто очередная фигура в политической партии шахмат, так почему именно она стала клином в его разуме? Почему именно она «сломала» Дауда?.. Едва ли можно ответить на эти вопросы. …Едва ли… Девчонку – Эмили – забрали, лорда-защитника – Корво – тоже. «Клинок» не первый раз видел озлобленный взгляд кого-то, кто был рядом с жертвой, но что-то в нём было такое… тщательно скрытое, едва уловимое… Аттано смотрел на Джессасмину не как на императрицу – как на нечто большее. Любил ли он её? Почему это вообще волнует хладнокровного убийцу? Или, может, некогда хладнокровного? Весь оставшийся вечер Дауд был сам не свой: погружённый в себя, словно огородившийся от мира сего. Все китобои замечали это, но никто не осмеливался поинтересоваться. Кроме одной. Двери кабинета тихо распахнулись, и из-за них показалась женская фигура в красной куртке китобоя – Билли Лёрк, преданная ученица «Клинка». Она никогда не оставляла своего наставника в трудный час – предпочитала разделить его переживания со своими, как это делал он. — Дауд? — осторожно, но уверенно начала Билли. — Всё в порядке? — Ты сомневаешься? — Ты изменился. Не говоришь, не ешь, заперся у себя, не желая никого видеть. Что происходит? Бесполезно будет пытаться соврать или «парировать» – Лёрк знает Дауда гораздо лучше, чем он сам этого хотел. — Наша последняя цель… Джессамина Колдуин. Меня не покидает чувство, что её убийство – ошибка; что оно понесёт за собой слишком большие последствия. Не думаю, что готов взять их на свой счёт. Меня гложит чувство вины, Билли. Пожалуй, впервые. Голос значительно упал на последнем слове, Дауд устало потёр переносицу, украшенную старым шрамом. —…Думаю, тебе нужно отдохнуть. Действительно, убийство императрицы Колдуин – не простой шаг для нас всех. Это первый столь крупный шаг для на всех. — Шаг, после которого останется видимый след. В кабинете повисла тишина. Ни Билли, ни Дауд не нашли больше ничего, что можно было бы ответить – возможно, оно и к лучшему, учитывая моральный груз, который теперь лежит на их плечах. Ещё раз проведя ладонью по морщинистому лицу, Дауд наконец встал из-за стола и направился к постели. Может, Билли и права насчёт отдыха. Скинув только потёртые перчатки и тяжёлую красную куртку, предводитель китобоев провалился в сон, пускай и чуткий. — Дауд, мой старый друг. Давно не виделись. Ты снова привлёк моё внимание. Давно знакомые, то ли живые, то ли мёртвые губы всё в том же спокойном тоне медленным морским течением льют слова на запятнанного чужой кровью «Клинка». — Как быстро летят годы, — продолжил Чужой, — быстро падают тела… Ты знаешь, что в мире всего восемь человек таких, как ты – с моей меткой? — он сделал небольшую паузу, будто бы давая время на принятие той информации. — Я здесь, потому что ты был прав. Императрица не была обычной жертвой. — На этот раз ты не сможешь скрыться в тени. Последствий не миновать. Твоя история подходит к концу, и даже ты не сможешь этого избежать. Но какой финал ты изберёшь? Я пришёл предложить тебе последний дар, Дауд. Мой дар – загадка. Я назову лишь имя. Делайла.