Кто уклоняется от игры, тот её проигрывает.
Ришелье
Францией правили два человека. Однако, один из них, даже для исполнения номинальных функций нуждался в некотором поощрении или направлении. Два человека расположились в глубоких креслах. Один худой, в красном облачении, изможденный беспрестанной борьбой, как с осязаемыми врагами, так и с душевным переутомлением, с матово-бледным лицом, но поддерживаемый железной волей, которая озаряла все его существо, не позволяя даже усомниться в твердости и силе духа. Другой был, напротив, смугл, темные волосы его ещё не посеребрила седина в отличие от его сопровождающего (хотя, нельзя исключать, что это мог быть и отлично уложенный парик), весь в чёрном, с выражением вечной печали. Прискорбно, но жизненные обстоятельства весьма способствовали развитию его природной склонности к меланхолии и теперь требовались немалые усилия, чтобы её преодолеть. Только вот вопрос: каким образом? Пожалуй, лишь тому, кто занимал место главного и основополагающего инструмента в механизме возрождения величия Франции в качестве абсолютной монархии и её короля, как непременного условия сильного государства, могло бы прийти в голову такое развлечение. Из-за ширмы показался ещё один человек лет сорока пяти: неприметный на первый взгляд, худощавый, скромно, но элегантно одетый. Прямой и открытый взгляд его мог бы свидетельствовать о том, что этот человек не способен на какое-либо лукавство. И чувствовал он, явно, себя не совсем уютно, словно роль, которую он сейчас на себя примерил, не очень-то ему подходила. Но, бросив быстрый взгляд на высоких гостей, словно бы обретая тем самым уверенность, взял себя в руки: — Ваше величество, монсеньор, вы готовы? — получив подтверждение, он устроился в кресле напротив. — Итак, тогда начнем. У вас есть три подсказки: курьер к другу, замена вопроса и право на ошибку. Какой вы пожелаете сделать несгораемую сумму? — Что вы посоветуете, герцог? — чаще всего не имея средств даже на удовлетворение самых насущных личных потребностей, не говоря уже о государственных расходах, Людовик XIII не решился единолично принимать решение, оставив это на усмотрение более опытного в таких делах министра. — Государь, думаю, вам следует принять во внимание, что казна пуста, а впереди подготовка к войне, — учтиво заметил кардинал. — И сколько на это потребуется? — Не меньше шести миллионов. — К сожалению, вы можете выбрать сумму в пределах трех миллионов, — вмешался ведущий-распорядитель. — Что? Всего три миллиона? — король недовольно поморщился. — Я так надеялся хотя бы рассчитаться с ювелиром. И что-нибудь подарить Барада. И заплатить долги королевы. И сшить себе костюм для нового балета. — Что ж, я так понимаю, вы выбираете сумму в три миллиона? — Сударь, его величество вполне могла бы удовлетворить сумма в три миллиона, — произнес Ришелье. — Но вы я думаю, и сами знаете, что лучше всего ставить перед собой недостижимые цели, только тогда можно добиться успеха. — Да, разумеется, вы правы, ваше преосвященство. Может быть, стоит тогда приступить к игре, ведь на кону шесть миллионов, — он выразительно посмотрел на Ришелье. Тот ответил ему легким кивком. — Что ж, для начала легкие вопросы. На сто пистолей. Как погиб мифический герой Полидор? Варианты ответа: он был обращен в каменную статую; покончил с собой; убит в поединке на мечах; умер своей смертью. В гостиной воцарилось молчание. — Это который? Тот, что сын царя Приама? Или который правил в Фивах? — честно попытался вспомнить Людовик. — Или тот, кажется, погиб из-за сокровищ… — Дела правителей прошлого, кому как не вам, ваше величество, лучше всего известны, — с невозмутимым видом пожал плечами Ришелье, будто его это вовсе не касалось. — Хм… А если, это какой-нибудь гигант или циклоп?.. Да, что за вопрос! Вы хоть сами-то знаете, о ком спрашиваете?! — раздраженно воскликнул, уставший от размышлений Людовик. — И почему все эти Полидоры должны умирать? Ведущий бросил полурастерянный взгляд на Ришелье и тот поддержал его: — Ваше величество, должно быть эти правители совершили что-то слишком неблаговидное или же вовсе были неспособны что-либо совершить. Людовик нахмурился. — И разве все из них умирали? — между тем продолжил Ришелье. — Кажется, я припоминаю ещё одного Полидора, супруга кого-то из богов или это была Полидора… — Только этого не хватало! — вспылил король. — Нет, это совсем не годится. Теперь я понимаю, господин кардинал, за что вы платите деньги своим шифровальщикам. Кажется, у нас есть возможность заменить вопрос, не так ли? — О, конечно, — с облегчением ответил ведущий и зачитал новый вопрос. — Кому посвящены эти строки: Распутство и грехи в эпохе новой сгинут, И сластолюбие и праздность нас покинут, Немало из-за них мы претерпели бед. Король достойнейших вознаградит по праву… — О! — прервал Людовик. — Да это же дорой Малерб о моем отце. Несомненно, его следовало бы вознаградить лучше. — Вы абсолютно правы, государь, эти стихи посвящены его величеству Генриху IV. Король заметно повеселел, что с ним случалось не часто. Ришелье лишь кивнул ведущему и тот вновь вернулся к вопросам: — В чем причина повышения цен, по мнению господина Бодэна? — Опять деньги, — мрачно заметил король. Первый успех улучшил ситуацию лишь на краткий миг. — Варианты ответа: изобилие того, что придает вещам их стоимость и цену; рост затрат на производство товаров; удовольствие правителей; ложные деньги. — Да что он себе позволяет?! Удовольствие правителей! — вспыхнул король. — И что же может поднять цену деньгам, кроме денег?.. — У вас есть еще две подсказки, — подсказал ведущий, кажется, постепенно входя в роль. — Осмелюсь предложить, ваше величество, воспользоваться курьером к другу. — К другу? — задумался король. — Но среди моих друзей нет специалистов по финансам… — Они у вас, есть, государь, — мягко возразил Ришелье. — Да? Я что-то не припомню, просветите меня. — Не далее как вчера вы сами сообщили мне, что ваш брат… — О, нет, только не он! Предатель. — Ваша супруга… — Испанская шпионка! — Ваша матушка… — Я вышлю её за пределы Франции! — О, кажется, ваше величество, сегодня не в духе, — искусно владея своими эмоциями, сделал скорбный вид Ришелье, добавив почти не различимо. — Или же, наконец, научились разбираться в людях… — Я знаю, к кому я пошлю гонца, — решился Людовик. — Я сейчас напишу ему записку. Отправьте во дворец! — Все будет отправлено самым быстрым портшезом, — заверил ведущий. — Ах, да, это же ваше новое увлечение, не так ли господин кардинал? — обычно король любил собирать сплетни о Ришелье, но иногда не оставлял без внимания и некоторые вещи, действительно происходившие с участием министра. — Вы правы, ваше величество и весьма полезное. — В чем же состоит его польза? Это же обычное средство передвижения. — Не совсем, государь. Я использую его для других целей. — Каких же? Ришелье сделал знак ведущему оставить их — все равно до приезда курьера развлечение откладывалась. — Вчера её величество королева была у ювелира. — Я и без вас знаю, что она слишком расточительна, — отмахнулся король. — Но её интересовали не драгоценности. — А что же? — Вернее будет сказать, кто, ваше величество. — Ах, так, — сумрачно посмотрел король. — И вы это узнали благодаря портшезам? — Не только. — Знаете, а эти ваши подсказки мне, пожалуй, могут понравиться. В гостиной вновь появился ведущий: — Ваше величество, послание из Лувра, — он протянул бумагу. — И быстро к тому же, — удивился Людовик. Распечатав послание, он быстро пробежал глазами первые строки и сделался ещё мрачнее. — Что-то не так? — поинтересовался Ришелье. — Вы, как обычно, необычайно проницательны, господин кардинал. Я просил найти Барада… — А вы уверены, что это хорошая идея? — Но это единственный человек, которому я могу доверять. — Да, конечно, — спокойно подтвердил кардинал. — И что же он вам советует? — Его не нашли. Он уехал выбирать наряд для бала… Смерть Христова, да что это ему вдруг вздумалось! — не выдержал Людовик. Читая послание от л’Анджели, который писал ему, как и говорил, в привычном для шута тоне, король словно бы слышал сейчас все, что тот ему, как всегда не уставал напоминать: — Сын мой, ты сам виноват, наградил своего любимца вчера сверх меры! — Чем же? У меня нет даже… — Комплиментами. — Тысяча чертей на голову этого проходимца! — Не волнуйся, я с тобой всегда, даже мысленно. — Ладно, уж, шут, может ты случайно слышал что-нибудь о господине Бодэне? — Тот, что твердил о повышении цен? — Что? Откуда ты знаешь? — От твоего камердинера, мой король. — А он откуда? От господина Ла Вьёвиля? — Вряд ли, скорее уж от какой-нибудь куртизанки. — О, в моём дворце есть хоть кто-нибудь, кто занимается своим делом? — Сын мой, а ты не пробовал, наконец, спросить совета у того, кто их способен тебе дать? — У кого же, позволь спросить, только ты раздаешь неоценимые советы. — Это, конечно, замечательно, что ты признал это, но я имел ввиду другого человека. — Знаешь, давай лучше погрустим… Тут вновь появился ведущий, вырвав короля из грез. Плечи Людовика бессильно опустились: ответа не было. — Ваше величество, вы можете использовать последнюю подсказку. Людовик вопросительно взглянул на всемогущего министра. — Право на ошибку, — подсказал тот. — Вы предлагаете взять право на ошибку? Разве у короля есть такое право? — А вы никогда им не пользовались? — Хм… — задумался Людовик. — Ваше величество, не хочу показаться дерзким, но правители могут совершать те же самые ошибки, что и все остальные люди, — ответил Ришелье. — Вы можете использовать свое право. — О, не думаю, что это исправит дело. Но кто составлял эти вопросы?! Ведущий развел руками: — Государственная тайна. — Черт знает что! Король я или нет?! — в раздражении Людовик бросился к выходу. Нет, он не мог бы сказать, как его преемник, государство — это я, ведь государство, каким-то чудесным образом, всё ещё существовало отдельно от своего короля и, соответственно имело свои секреты. Проводив монарха, Ришелье вернулся. — Я все сделал правильно? — ведущий, очевидно, все ещё сомневался. — Я не посмел бы сказать… Не привыкнув быть столь заметной персоной и удостаиваясь обычно ролью ещё одной тени великого человека, тем не менее, за долгие годы службы Шарпантье приобрел те качества, которые позволяли ему добиваться успеха в любых, даже невыполнимых поручениях. — О, нет, мой друг, всё было ожидаемо. Вы поступили весьма разумно, — заверил Ришелье. — Жаль, что так мало прошли. — Для начала неплохо, — обнадежил кардинал. Чего не сделаешь, чтобы подготовить короля к управлению государством, настроить его, как струны, для превосходного звучания.