Death's desire — Прежде чем я умру

Быстрее. Быстрее. Лёгкие сводило от недостатка кислорода, закашлялась, пытаясь отдышаться. Скинула верхний плащ и бросилась в гостиную, на журнальном столике лежал планшет. Быстрее. Быстрее. Быстрее. Дрожащими от нетерпения и страха пальцами я нажала на иконку с браузером – главная страница поиска – вкладка новостей. Перед глазами появилась бесконечная стена, на которой освещались последние значимые события всех трёх стран. Прокрутила несколько статей вниз, потом ещё и ещё, лихорадочно ища, сама не понимая, что именно. Что имел в виду Тибай, когда сказал, что весь мир знает. О чём знает? Взгляд зацепился за сводки двухдневной давности о терактах на восточных границах Самун и Юники. Так значит федерации тоже досталось, не только империя пострадала от набегов боевиков с гор. «Во время очередной вспышки на здание вокзала было совершено нападение. Никто не выжил, погибло более двухсот человек. Но когда террористы из Итэр принялись грабить убитых, стеклянный потолок обрушился, приговорив их к смерти. Примечательно, что когда спасательная группа и военные смогли достать останки из-под завалов, тела обычных жителей почти не были повреждены, в то время как кожа имперцев была изрезана стеклянными осколками. Пользователи в сети уже окрестили этот случай «мгновенная карма». Доподлинно неизвестно, что именно произошло в здании. Когда магическую систему защиты взломали, террористы напали на центр охраны вокзала и уничтожили диски, на которые производилась запись камер видеонаблюдения…» Сглотнула. Сердце сжалось, стоило вспомнить тот ужасный день, трупы убитых и кровь по всему полу. Прикрыла глаза и замотала головой, пытаясь прогнать дурные воспоминания. Медленно вдохнула и выдохнула. Нет, не время предаваться кошмарам из прошлого. Быстро пролистнула статью. «Это уже не первая попытка боевиков взломать систему безопасности железнодорожных путей…» «Министерство благосостояния призывает граждан ограничить свои поездки в восточную часть страны в связи с нестабильным положением в регионе. Туристические маршруты и туры в империю Итэр пока отменены…» «Представитель от посольства Рит тоже выразил свои соболезнования. Королевство отправило 130 грузовиков с гуманитарной помощью…» Я проматывала страницу за страницей, цепляясь за отдельные фразы и предложения, мало что понимая из прочитанного, но вот взгляд остановился на неприметной, по сравнению с другими, публикацией, которую венчало чёрно-белое фото со снежной лавиной. «Сын бывшего президента Юники вместе с друзьями решил устроить себе экстремальные каникулы и покататься на сноубордах в горах в запретной территории – рядом с замком последнего императора. Эта опасная затея закончилась трагически, во время спуска девятнадцатилетнего юноши по крутому снежному склону началась лавина. Связь со сноубордистом была потеряна, только через несколько часов поисковая группа смогла найти тело. Молодой человек погиб от асфиксии. Напоминаем, это уже не первый несчастный случай за прошедшие несколько лет. Всё больше искателей приключений и экстрима выбирают в качестве слаломов отроги восточных гор. В ФСИБ уже обратились с петицией, чтобы власти ужесточили меры наказания за проникновение в заповедник Аратос, но, как показывает практика, чем запретнее плод, тем больше появляется нарушителей. К следующему году можно будет снова ожидать сообщения о новых жертвах проклятого хребта…» Нет. Что я сейчас прочитала? Нет. Нет. Нет-нет-нет. До скрипа сжала планшет. Это не может быть правдой. Чонгук не умер, нет. Из горла вырвался бессильный хрип, открыла рот, в попытке вдохнуть воздуха, но грудь сдавило. Задыхаясь, я неслушающимися пальцами вбила в поисковике «Чон Чонгук». Всё во мне похолодело и замерло, когда я на первой же странице увидела статью, вышедшую пару минут назад. И фото. Фото, при взгляде на которое все краски этого мира обесцветились и потухли – точно так же, как потух огонь в кольце на моей руке несколько дней назад. С какой-то садисткой внимательностью, стараясь запечатлеть и заметить каждую деталь, я изучала снимок перед собой. На переднем плане хмурили лица Ли Канхо и Канджун. У дедушки прибавилось седых волос с последней нашей встречи, а у Джуна пропали все смешинки из глаз. Чуть позади виднелись мастер Пак Джэсу и Сохён, в волосы которой были вплетены белые цветы. И прямо перед чёрным закрытым гробом на коленях стоял убитый горем Чон Чонсок. Провела кончиком пальца по экрану, где горел заголовок «Сын экс-президента Юники погиб в горах, его друг чудом уцелел», по фотографии Чонгука в чёрной рамке, которую держал дедушка Канхо, по написанному красными чернилами имени на поминальной табличке… Силы, мысли, да и тревога покинули меня, наступил полный штиль. Я осторожно положила планшет на журнальный столик, опустилась рядом на пол. Всё то волнение, все те эмоции, надежда, которая до этого ещё заставляла биться моё сердце, всё вмиг пропало. В оцепенении я смотрела в пустоту перед собой. Почему? Почему из всех только он не смог выжить? Воздух вдруг стал слишком плотным и тяжёлым, осенний промозглый ветер, бушующий за окном, отозвался в моей крови ледяным унынием, до костей пробрал холодный озноб. – Что случилось? – нахмурился Такеши, ставя рядом со мной мои любимые кроссовки цветом «яд для глаз». – Ничего, – торопливо смахивая с век ещё не успевшие побежать по щекам слёзы, просипела я, прежде чем подняться, пройти до тумбы с напитками и дрожащими руками налить воду в стакан. Но я не смогла выпить и глотка. Тихий всхлип рассеялся по гостиной, осела на колени, меня затрясло, бокал выпал из пальцев, расплескав воду, и покатился по полу. Я до последнего надеялась, что Чонгук не умер. Что был жив. Всей душой желала, чтобы он смог спастись, молила небеса о чуде. Но теперь, когда увидела эту фотографию с похорон… Завыла, не в силах остановить слёзы, в грудь словно тараном долбили, с каждым ударом сердца всё больнее и точнее. Одно дело просто предполагать о плохом исходе, другое – увидеть эти фото, мертвенно-бледное лицо президента, потерявшего единственного сына. – Это всё из-за меня… это я виновата… Если бы только печати не сорвались, если бы только я могла держать себя в руках… если бы… – Тише, тише, – в попытке успокоить, Такеши обхватил меня здоровой рукой, прижал к себе, баюкая в объятьях. Но меня лишь сильнее заколотило в истерике. Ещё никогда в жизни меня так сильно не ломало от слёз, до потери контроля, до безумного плача, хотелось вывернуться наизнанку от собственных мыслей, от удушающих рыданий. И мне впервые настолько претила жизнь, что хотелось вопить до небес, прося у них и для себя смерти. Любой. Мучительной или нет. Без разницы. Чтобы просто исчезнуть вмиг. Распылиться. Хотелось кричать, рвать на себе кожу и мясо до костей, негнущимися пальцами разломать себе рёбра, чтобы вытащить сердце, выжать его от этой боли, чтобы до последней капли, до иссушения. Остатки разума метались в потёмках, снедаемые виной и таящим неверием, воспоминаниями и жалящими мыслями. «Чонгук, почему ты ушёл? Я никогда, слышишь, никогда не желала тебе смерти. Даже когда ненавидела до черноты перед глазами твоего отца, даже когда жаждала увидеть, как он теряет всё, чем жил, даже тогда я и помыслить не могла о твоей смерти. Ведь это ты. Самый прекрасный и родной мне человек. Ты, который улыбался, когда было страшно. Ты, который ел еду за меня, если она мне не нравилась. Ты, который обнимал меня во сне и смеялся в волосы. Ты, который называл меня нелепой и неуклюжей неумёхой, которая даже нарезать ровно хлеб не может. Ты, который сказал, что я стала для тебя важным человеком. Ты, который признался мне в любви. Ты, который никогда не отворачивался от меня. Который принимал меня такую, какая есть. Который знал мою боль. Который понимал меня, как никто другой. Ты стал мне вторым Виртулом, хоть я и не сразу осознала это. А я так и не научилась ценить твою доброту и тайную заботу. Мне так адски больно, так плохо, Чонгук. Я дышать не могу без тебя. Я всего лишь хотела, чтобы ты жил, чтобы наслаждался каждым днём, чтобы просто был самим собой. Я не хотела мешать тебе, не хотела тянуть тебя вниз, быть балластом. Я хотела отпустить тебя, чтобы ты смог летать. Чтобы смог достичь многого. Но в итоге потеряла тебя…» Я не знала, сколько времени прошло, несколько часов или несколько десятков минут, но за окном успело значительно потемнеть, когда Тэхён провёл невесомо ладонью по моей голове. – И что же мне с тобой делать? – вздохнув, он убрал прилипшие волосы с моего лба. Отцепила пальцы от рубашки господина, которая насквозь промокла от моих слёз, и отвернулась, чтобы спрятать лицо от чужого взора. Парень разомкнул объятия и поднялся на ноги. Звон стекла и журчание воды. – Вот, выпей, полегчает. Смотреть на белый свет было ужасно больно, но я всё же подняла взгляд и с великим подозрением покосилась на стакан в руке хозяина Стигмы. – Что это? Снова ваш очередной странный напиток? – Простое успокоительное. Со снотворным эффектом. Тебе нужно поспать, станет легче. Помотала головой, но тут же схватила бокал и залпом выпила предложенное. Такеши помог мне дойти до дивана, укрыл пледом, меня до сих пор мелко знобило. Я смотрела на тени от торшерной лампы, тянущиеся по ворсистому ковру, сжимала до бессилия уголок подушки и пыталась понять, как мне теперь жить в этом мире. Тэхён сидел рядом, прикрыв ресницы. Он хмурился, отчего между бровями образовалась складка. Его тоже не обрадовала новость о том, что случилось со второй частью нашего отряда. Вытянула руку из-под одеяла, нашла ладонь наследника благословенного рода и несильно сжала её. Мне до боли было необходимо тепло, которое подарило это прикосновение. В жилах воспитанника императора текла огненная магия, только она была способна согреть меня сейчас. Не отпуская пальцы господина, притянула его здоровую руку к себе, щекой прикоснулась к тыльной стороне его ладони. Такеши приподнял бровь, в серебристо-васильковых глазах застыл вопрос. – Расскажите сказку, – вконец севшим голосом попросила я. Сказку, историю, байку – что угодно, только бы отвлечься хотя бы на мгновение, дать себе передышку, застыть на миг в невесомости. Меня всё дальше и дальше тянуло в черноту пропасти, называющейся бездной отчаяния. И я прекрасно понимала – если продолжу падать, никогда не смогу вновь выбраться на поверхность. – Сказку? В тебе Виэль проснулась? – улыбнулся неловко Тэхён. – Хм-м… похоже, ты уже слышала все сказки, на которые способно моё воображение. – Тогда спойте колыбельную. – Я ни одной не знаю, – смутился наследник благословенного рода. Повисла минутная тишина. Я уткнулась носом в диванную подушку, жмурясь, чтобы не заплакать снова, и сжимая обеими руками горячую ладонь человека рядом – человека, которого ещё три месяца назад на полном серьёзе собиралась убить. Вздрогнула при последней мысли. Теперь любое упоминание смерти вводило меня в дикий панический ужас. Я до сих пор не могла поверить, что его просто нет. Его нет. Как? Как принять этот факт? Как вообще осознать, что душа Чона младшего больше не здесь? Не в этом мире… Дошёл ли он уже до моста перерождений? Помнит ли он меня? Или память его исчезла с последним вдохом? – Может, споёшь себе сама? Я послушаю. И я хотела было уже отказаться, но не так «изящно» как наследник благословенного рода, как в самом тёмном углу моего сознания замерцало слабое воспоминание. Я вздохнула, собрала последние силы утопающего в навязанном спокойствии организма и тихо запела: – Спи, мой малыш, Пусть тебе приснится рай. Завтра будет новый день. За-а-асыпай, Глазки сладко закрывай. Завтра будет, будет… День. Судорожно выдохнула последнее слово, ощущая, как немеют потяжелевшие веки. Заплати мне все богатства мира – я и тогда бы не смогла их открыть. Успокоительное средство знало своё дело – я уже забыла, что такое чувствовать и испытывать эмоции. – Няня часто пела мне эту песню. – Ну вот, а говорили, что не знаете. – Я помню только мелодию, слова в моей памяти расплывчаты и неточны. Хмыкнула, выдавив из себя еле живую усмешку. – Ладно, хочешь, расскажу сказку о мальчике, который никогда не улыбался и смотрел вечерами на небо, ища лунных кроликов на обратной стороне луны? Кивнула. Но с первыми же словами волшебной истории провалилась в сон. И мне снился жаркий летний день, солнце, играющее с облаками наперегонки, и лёгкий дождь, отражение радуги в застывших лужах и капельки воды, сверкающие на свету. Снился собачий лай, холод от примятой травы, скрип старого забора и беззаботный смех. Снилась тёплая улыбка и горящие весельем тёмные глаза. И снилась старая песня, ностальгией касающаяся струн души. Я хотела увидеть тебя. Я хотела забрать всю твою печаль. Несносный мальчик – Таким останешься навеки в моей памяти. И если я умру, Я буду помнить те вьющиеся от дождя волосы, Искрящийся от пламени внутреннего огня взгляд, Ошеломляющую улыбку. Даже когда я умру, я буду любить тебя. Я буду любить тебя… Мой ангел с сожжёнными крыльями. Однако мне не стало легче, когда я вновь открыла глаза. – Сегодня ты спишь на сорок третьем этаже, – прозвучало над моим ухом сердито. Оглянулась, пытаясь понять, где нахожусь. Вокруг лишь стекло, щепки, пыль, труха и растрёпанные книги – порванные скомканные страницы устилали перевёрнутый ковёр, который лежал на чудом сохранившемся, но упавшем на бок шкафу. Эмоции, магия, воздух – они вовсе перестали меня слушаться. И во сне я чуть не угробила Тэхёна, пока он пытался сбежать от торнадо в своей собственной гостиной и запечатать её, чтобы стихия не вырвалась наружу. Поэтому я даже не разозлилась на приказ-наказание – заслужила. Тёмный зал встретил меня привычной тишиной. Поёжилась, слыша, как за моей спиной закрываются двери. Всё же свеж был в памяти день, когда я мучилась здесь, одолеваемая вином вины. Прошла немного вперёд, сжимая в руках чёрное поблекшее кольцо, которое уже больше не согревало своим внутренним светом. Упала на мягкий пол, сдаваясь и пуская в своё сердце беспредельное и необъятное горе, поглощающее меня с каждым часом всё больше и глубже.

× × Death’s desire × ×