Я была счастлива, но не знала, что это временно. – «Если бы могла забыть», Бона Ди.
– Сири, я хочу с тобой поговорить. Присаживайся. Настороженно посмотрела на главу страны, который в свете заходящего солнца казался слишком любезным и гостеприимным. Прежде кабинет президента ничего хорошего для меня не нёс, поэтому я старалась обходить его стороной. И стоило сейчас взглянуть в окно, из которого однажды выпрыгнула, чуть не устроив кровавую жатву, как из глубин памяти проснулись неприятные воспоминания. Жуткое ощущение надвигающейся беды накрыло сердце, что стало биться через раз. Ещё часа не прошло с обретения свободы, а я уже жалела, что рядом не было Чонгука, который мог бы по мысленному мановению отгородить меня от моих же эмоций. Юноша остался за дверью, перематывая с ладони на ладонь уже не нужную цепь. Поборола в себе неловкость, которая возникла, стоило секретарю оставить поднос с чаем и покинуть нас, тяжело вздохнула и уселась в предложенное кресло. Аромат липы и имбирного корня кружил голову, пар обдавал лицо. Поморщилась, потому что горячий напиток принёс дискомфорт. Ранка на десне ещё не зажила после того, как я безжалостно расправилась со своим зубиком. Сам Чон не спешил ни присоединяться к чаепитию за столом, ни завязывать разговор. Я уже успела накрутить себя, представила десять способов исхода беседы, начиная от строгого или грубого «проваливай с моих глаз, раз теперь на тебе нет бомбы» до злодейского смеха в стиле «ты думала, что я в здравом уме подпишу контракт на свою смерть? Наивная…». – Я бы хотел, чтобы ты осталась с Чонгуком. Поставила чашку с блюдцем на столик, повернулась, чтобы встретиться взглядом со спиной президента. Чонсок всё так же искал взором горизонт, скрытый за лесом небоскрёбов, руки мужчина спрятал в карманы. Я даже лица его не видела, лишь прямая осанка, гордо расправленные плечи – и как тут догадаться, шутит он или нет? Голос бесцветен, словно вся жизнь и сила ушла из него. – Зачем? – Он изменился. Ты хорошо на него влияешь. Его сердце тянется к тебе. Что? Чонгук стал лучше? Каким монстром он раньше был? Или это просто всю негативную энергию он на меня сливает? Поворчит, побурчит, поистерит, повредничает, исчерпает весь дневной запас гадостей на меня, а потом – невинный одуванчик? Ну и что, что тянется? С чего президенту говорить мне об этом? – А мне не нравится ваш сын. Не хочу находиться с ним в одном жизненном пространстве, – выдохнула, отходя от изумления. Неужели Чон Чонсок вновь затеял очередную игру и проверял меня? Иного объяснения не находилось. – И вообще, с чего вы взяли, что я ему нравлюсь? – Я знаю своего сына лучше, чем кто-либо, – мужчина словно усмехнулся своим мыслям и добавил с насмешкой: – Слышала высказывание о том, что в мире невозможно скрыть только три вещи: кашель, бедность и любовь? Да, а ещё безумие… Как человек в здравом уме мог предлагать такое безумие своему заклятому врагу? Хотел, чтобы я приглядывала за его дорогим сыночком? – А как же «я позволю тебе убить себя через три месяца»? Он так собирался избавиться от уговора? Обменять свою жизнь на Чонгука? Удивление испарилось, злость поднялась с туманного дна эмоций, разгоняя кровь по венам. Чонсок обернулся, обжёг тёмным взглядом. – Наш договор в силе, если ты, конечно, не передумала. – Не передумала. Я замолчала, на пару секунд кабинет остался наедине со звенящей тишиной. Мы напряжённо всматривались в глаза друг друга, пытаясь переглядеть противника, показать своё превосходство и обнаружить слабость другого. – И вы готовы отдать своего сына девушке, которая убьёт вас? Скептически улыбнулась. Что за отец пойдёт на такое? – Ты ведь тоже небезразлична к нему, хоть и утверждаешь обратное. Или я неправ? – взора пристальнее я ещё никогда на себе не ощущала. На миг… всего лишь на миг представила себя рядом с Чонгуком. Что, если бы я не знала, кто его отец? Что, если бы он не был сыном Чон Чонсока? Что, если бы я встретила Чонгука ещё до того времени, как отдала своё сердце и душу несуществующему алгоритму техномагии по имени Крайл? Смогла ли я тогда отказаться от смерти? Смогла ли найти жизнь рядом с другим человеком? Ответ так и не нашёлся. – Я не знаю. Но, так или иначе, я всё равно не стану выполнять ваше желание. Я не буду ни его другом, ни девушкой… ни невестой, ни женой. – Отчего же? – в чёрных глазах Чона сверкнули искры веселья. Он смеялся надо мной, потешался над моей юностью и недальновидностью? Медленно, давая себе время подумать, я наслаждалась травяным чаем, с каждым глотком всё больше понимая, что довод «просто не хочу» не удовлетворит президента. – Мне казалось, я вам не нравлюсь и вы всеми способами старались избегать меня, – чашка звонко стукнулась о блюдечко, когда я решила всё же отставить угощение и пойти, наконец, в атаку. Президент соизволил сесть в кресло, сложил пальцы домиком и с неизменной усмешкой превосходства вымолвил: – Я не стану рушить счастье сына, раз он выбрал тебя. Скажем так, буду не против, если останешься с ним. Тем более вы уже помолвлены, хоть и фиктивно. – Это же было ради новостей, для отвлечения внимания. Скоро о помолвке забудут. Думаете, ложь не раскроется, если мы продолжим играть? – В глазах людей вы уже связаны, почти женаты. Любую ложь можно превратить в правду, если потребуется. Во рту стало горько, и не только от чая. Мне стало невыносимо жаль свою страну, глава которой говорил такие вещи в открытую. Сколько невинных пострадало от его правления? Сколько истины было скрыто за лживой вуалью. Не новость, что для политиков справедливость и верность не в чести. Бедный Чонгук, перед глазами тут же всплыло его улыбающееся лицо, когда он говорил со мной про искренность и честность. Его отец – воплощение всего того, чего он ненавидел. Хотя вряд ли Чонсок показывал сыну свою подлинную натуру. Как же омерзительно находиться рядом с ним. – И я определённо не смогу ужиться с таким свёкром. – Ты же всё равно скоро убьёшь меня, избавишься от этой проблемы, – с ироничной лёгкостью парировали мне. Наша беседа всё дальше походила на абсурд. Встала с желанием побыстрее сбежать из этого кабинета. Разговоры с президентом всегда ломали мне психику. Его предложения, действия, слова – я не могла их предугадать. Сначала убийственный контракт, а теперь такое. Он в самом деле вознамерился нас поженить? – Ты не уйдёшь, пока я не разрешу, – жёстко раздалось позади. Стена подёрнулась дымкой, дверь окутала магия Забвения. Развернулась, с яростью взирая на этого ужасного человека. Сжала руки в кулаки, ногти до боли впились в ладони. Теперь своей тёмной силой решили меня запугать, ваше президентское величие? Чон с равнодушием ждал, когда я успокоюсь и вернусь на место. Неожиданно пришла спасительная и приятная мысль о том, что мне нечего терять. Я давно уже повесила на себя клеймо самоубийцы, тем более мне не нужно бояться президента, всё равно он вскоре умрёт от моих рук. Выдохнула, с лёгкостью гася злость. Прошла в самый дальний угол кабинета, уселась прямо на пол и, прочистив горло, нагло смотря прямо в глаза главы страны, заорала: – Ква-ква! Мяу-мяу? Гвав-гвав! Хрю-хрю-ю-ю, и-и-и-го-го-о-о… – Что ты себе позволяешь? – Я подумала, что человеческую речь вы не понимаете… м-ме-ме-е-е. Может, так поймёте? Иа-иа? – заголосила я как заправский ишак. Наглости мне было не занимать, на миг показалось, что меня сейчас испепелят, не оставив даже отголоска души. Но президент лишь сморщился, махнул рукой, снимая магию, и выдохнул, сдаваясь: – Иди. Поговорим, когда твои приоритеты изменятся. Встала, с видом победителя дошла до двери, и уже нажав на ручку, повернулась, чтобы сказать последнее слово. – И всё же я не подхожу вашему сыну. Мы из разных миров, слоёв общества. – Тебя это останавливает? Социальное неравенство? – презрительная усмешка искривила губы оплота страны. – Я бы не хотела, чтобы на нас показывали пальцем и за спиной шептались о мезальянсе. Усмешка так и не исчезла с его лица, когда он самодовольно произнёс: – Сири, ты ещё так наивна… Общественное мнение – одна из самых податливых вещей. Вот увидишь, вскоре всё изменится.× × Death’s desire × ×
ჯ Вот увидишь ჯ