Метаирония

Я максимально токсичен позволь поделюсь с миром ядом. Я знаю, все только рады возможности вылить свой. Природа не слишком отравлена, помочь ей, пожалуй, правильно: излиться вовне да ядами обязан каждый второй. Расчëт! — ты молчишь. Прелестно. Ты прячешь свои глаза — не дай бог задеть чьё-то эго! Вторым, значит, стану, я. Ну что ж, дорогая, приступим? Все слабые, сладкие, мягкие, готовы сожрать языки, сточить до резцов клыки, чтобы не быть агрессивным в слезливых глазах уродов. А сильные просто врут, будто извечные нормы стëрты уже в наш век, будто бы рамок нет, с диктатом людской природы. Мол, большинство в меньшинстве, сила теперь не в цене, правят всем миром — души, чистые-чистые души и их широта с глубиной, плевать на бэкграунд с красотой и прочие старые рамки… Юродивый снова свят, господь был бы, верно, рад, коль всё это стало правдой на деле, не на словах. Все пастыри, сильные мира, По сути голодные волки. И нынче побольше толка От пряника, не кнута. И как бы пастырь (иль волк?) не пел о всеобщем благе, терпимости и отваге, и красоте цветов, растущих в аду, не в саду, пронëсших свой свет во тьму гнилых вековых предрассудков, и как бы пастырь (иль волк?) не равнял холодное с красным, слепое с опасным и всякое прочее разного свойства, что не способно к равнению, принятью отличного мнения не на словах, а просто: сломав в себе стереотипы, отринув все ярлыки, зарыв топоры, отбросив штыки, избавившись от фанатичности в вере, и отказавшись от статуса жертвы, чей способ защиты — контратака… Диктаторам выгоды нет в упраздненьи диктата. Волк не разделит власть с овцами — овцы овец не едят. Иллюзья сочувствия хищника — парализующий яд, что мозг превращает в воздушную сладкую вату, которая розовым цветом внутри и снаружи сжигает глаза… Давай, дорогая, скажи, что я не толерантный. Наверное, в этом ты будешь всецело права.