***
Через три месяца после нашей громкой ссоры скончался Габриэль Агрест. Великое горе и потрясение для всего модного мира. Его кончина была внезапной: никто не мог подумать, даже мы с Адрианом, что Габриэль так спонтанно покинет наш мир. Врачи качали головой: онкология на фоне тяжелых переживаний от потери жены. При его образе жизни он должен был скончаться много раньше — живой мертвец, иными словами… был. Ах, он сгорел так быстро. Несмотря на всю его холодность и безразличие по отношению ко мне, я ему премного благодарна: хоть и Агрест-старший не любил меня, но он сделал мне много добра; благодаря Габриэлю я стою здесь, являюсь миллионершей собственного бренда и замужем за парнем своей мечты… Утрата Габриэля стала для меня большим потрясением. Адриан тяжело переживал потерю отца, хоть и между ними была огромная пропасть — настолько разными они были, что порой поражаешься: а родственники ли они на самом деле? Даже Феликс, племянник Габриэля, казался роднее ему Адриана. Тем не менее, хоть Адриан и не показывал горя, но я чувствовала, как он становился замкнутым, и как его лицо выдавало напряжение и скорбь. Наверное, он чувствовал облегчение, и то же время опустошение. И как назло, в день похорон Агреста будет объявлено завещание, и эти стервятники приедут специально, якобы смерть Габриэля такая для них утрата! Настолько все это фальшиво, что машинально закатываются глаза, а внутри хочется послать их куда подальше, лишь бы не видеть это лицемерное притворство. Еще хуже делает ситуацию то, что завтра у наших малышек день рождения — три года Эмме и Хьюго. Оттого все в доме Агрестов были жутко нервозны. День рождения нельзя было отменить — должен был состояться первый крупный праздник малышек, но и не попрощаться с Габриэлем Агрестом, живя в его собственном доме — непомерное кощунство. Хотя кощунством также казалось празднование после похорон, но, как говорится, из двух зол выбирают меньшее. Прощание с Габриэлем прошло спокойно. Адриан держался как оловянный солдатик. Я, как примерная сноха, держалась так же, как мой муж, хоть мы так и не помирились после той ссоры. Внутри все разрывалось: я вспоминала своего папу, и не могла понять спокойствие Адриана. Хоть и Габриэль был относительно чужим для меня, мне трудно было пережить его смерть. Тонну соболезнований мы тогда услышали — искренних и не очень. Хоть и Агрест не любил меня (ровно как и его сын), но, как я сказала выше, во внучатах он просто души не чаял. Оттого почти все нажитое им имущество завещал именно Эмме и Хьюго. Но пока им нет восемнадцати, то все имущество Агреста оставалось под нашим покровительством. Также та часть, что не вошла внукам, Агрест завещал Адриану. Как-то так. Когда этот отвратительный день закончился, я решила поддержать Адриана, ведь до этого у нас не было свободной минутки перекинуться словами. Я зашла в его спальню, которая должна была стать нашей общей. Никого, кроме нас, в комнате не было. Я закрыла дверь. — Как ты? — спросила я. Судя по его реакции, Адриан был крайне удивлен моему присутствию. Однако он вздохнул. — Хреново. Я продолжила и по-дружески положила ему на плечо свою руку. Адриан вздрогнул. — Я прекрасно понимаю тебя, Адриан. Смерть Габриэля тоже большой удар для меня. Я тоже тяжело переживала, когда мой папа ушел… В голове замелькали мысли об отце. Мне хотелось рассказать о том, как мне тогда было тяжело, однако я понимала, что не могла перетянуть в этом разговоре одеяло на себя полностью. К тому же, я не смогла бы рассказать Адриану, что тогда произошло, ведь он ни за что бы не понял меня. Адриан скорбно посмотрел на меня: столько печали было в этих глазах. Его нижняя губа тряслась, но вид был спокоен, словно затишье перед бурей. Я инстинктивно мягко обняла его, на что он плотно прижал меня к себе, будто находя поддержку и опору во мне. — Прости, Маринетт… Но ты единственная, кому я могу доверять в этом доме. Теперь уже моем доме. Он говорил тихо, словно нас могли услышать ненужные люди. Его голос срывался, но он не плакал, хоть и несколько его слезинок упало мне за шиворот. — Спасибо тебе, — поблагодарил он меня. Его голос снова был спокоен и я поняла, что ему неловко открыться мне полностью, угадывая мою последующую реакцию. Я поцеловала его в щеку, держа руками его лицо: — Все в порядке. Я всегда буду рядом с тобой, если тебе нужна помощь. Удивительно для себя, я не почувствовала неприязни. Все же, помогать людям есть моя работа. Ко мне снова вернулись мысли о разводе. Нет, я не могу оставить его одного в такой момент. Развод разводом, но Адриан тоже человек, и свой первый развод я переживала тяжело, хоть и мне первоначально было все равно. Адриан еле слышно произнес: — Спасибо, Моя Леди! Меня словно кольнуло от этой фразы. Фраза довольно обычная, но ее постоянно может произносить только один человек — Кот Нуар. Впрочем, бывают же совпадения: Адриан взволнован, оттого едва слышимую его фразу я не стала воспринимать всерьез. Скорее всего мне послышалось. Мы еще недолго простояли в наших объятиях, и я поскорее удалилась в свою комнату от греха подальше. Несмотря на, что я буквально валилась с ног, но единственное утешение под конец этого отвратительного дня — небольшая прогулка по вечернему Парижу. Костюм Ледибаг и свежий ночной воздух давали мне энергию. Хотя бы забуду этот неловкий диалог с Адрианом. Но с Котом Нуаром мне хотелось увидеться больше всего. Встретившись, мы долго молчали, облокотившись друг на друга. Тишину прервала первой я. — Слышал, что Габриэль Агрест умер? — вздохнув, сказала я. Ответ последовал через какое-то время. — Как же: по всем новостям только о нем говорят. Я, шутки ради, решила абстрагироваться, дабы посмотреть реакцию Кота. Плюс, гарантированно Кот не подумает, что Ледибаг является Маринетт. — Я вот не понимаю: как Агресты так спокойно отреагировали на его смерть? Кот недоуменно взглянул на меня. Я, притворно изображая интерес, продолжила вопрос. — Ладно Маринетт, она, считай, чужая. Но почему же Адриан был так спокоен, будто ему все равно? Шутка шуткой, но мне действительно было интересно узнать точку зрения Нуара. В спорных ситуациях он всегда проливал мне свет своим мировоззрением. — Думаю, Адриану не все равно, также, как и Маринетт, — задумчиво ответил Кот Нуар. — Насчет Маринетт мне сложно судить, но Адриан, скорее всего, еще не может поверить в случившееся. Я слышал, что он остался рано без матери, и для него смерть отца, мне кажется, для него большой удар. Просто осознание приходит позже. У некоторых моментально, у некоторых много позже. Я сидела, задумавшись. Мне не хотелось говорить этого, но из-за усталости и накопленных чувств я не смогла сдержаться. — Знаешь, глядя на Адриана, мне была непонятна его реакция. Он такой отчужденный, будто ему все равно. Когда мой отец умер, я вспоминаю себя и… — слова застряли в моем горле. Я начала истерически плакать, и у меня не получалось остановиться. Те мысли о папе, что приходили мне на ум, заставляли меня рыдать. — Просто мой папа… Кот Нуар осторожно обнял меня и заглянул в мои глаза. Как бы я не пыталась объясниться, всхлип прерывал мою речь, и получалась каша. Нуар терпеливо ждал моего ответа, поглаживая меня по лицу, волосам, плечам. — Ч-ш-ш, все хорошо, Моя Леди, — прижал он меня к себе. Я не любила раскрывать душу людям, ведь в мою душу могли снова плюнуть и снова осмеять меня, находя в моем откровении мою слабость. Однако я правда хотела только сказать, что мой отец умер, но задумалась: мне тяжело было хранить эту тайну в себе, и кто как ни Кот сможет понять меня. И к тому же, мы до сих пор находимся инкогнито друг для друга, поэтому это не могло навредить нашим отношениям. Я успокоилась, набрала воздух в легкие, и начала свой рассказ. Я очень хорошо помнила этот день, словно он был еще вчера: жуткие детали того дня впились в мое подсознание, что до сих пор вижу кошмар, точь-в-точь повторяющий сюжет того дня. Кот внимательно слушал меня. — В один день несколько лет назад я должна была навестить родителей: я так давно их не видела, что мчалась на всех парах в родной дом. Да вот незадача: в тот же день появилась та самая Волчица, *** которую, помнишь, мы с трудом одолели? — Кот Нуар кивнул: ужасная была злодейка. — Так вот, сражались мы тогда с ней один на один, пока ты осуществлял наш план. В тот самый момент папа, который знал, что в ближайшее время я должна приехать, вышел на улицу и ждал меня, — слезы снова накатили на меня. Дальше вспоминать было больнее. Я убрала эту ячейку с воспоминанием далеко в глубь моего сознания, чтобы никогда больше не вспоминать об этом; чем дальше лезу в дебри подсознания, чем еще хуже мне становилось. — Когда наш план был на самом пике, я заметила, что грузовая машина мчится на папу, а он стоит так неудачно, что не видит ее. Было два пути: либо спасти папу, либо победить Волчицу здесь и сейчас. Выбор пал на папу: Волчица исчезла на мгновение из моего поля зрения. Я пыталась метнуться к отцу, но Волчица одернула меня; ведь скрывшись из моего вида, она имела идеальную возможность напасть со спины: подло, зато надежно. Я не успела спасти папу. Я споткнулась и упала на близлежащую крышу, а мое йо-йо не долетело до опасности. Тело мое пронзило жгучей болью, но это боль ничто, по сравнению с тем, что было дальше — я лицезрела самый страшный момент в своей жизни: на моих глазах папу сбивает грузовик, нанося ему несовместимые с жизнью травмы. Сдавленный крик, вылетевший из его горла, прорезал мои уши. Мне казалось, что он выкрикнул мое имя. Эти слова я проговорила на одном дыхании, и с последующим слезы с новой силой захлестнули меня. Но, преодолевая себя, я продолжила. Кот все так же внимательно слушал, не перебивая меня. Он заботливо обнял меня, давая понять, что все в порядке. — Время остановилось для меня тогда. Внезапная тишина давила на мои уши, но при этом в них отчетливо слышалось мое учащенное сердцебиение. Я замерла. Сердце было готово выпрыгнуть из грудной клетки, слезы на мгновение перестали течь, чтобы в следующую секунду политься с новой силой. Я не чувствовала никакой боли, кроме душевной. Мгновением позже, когда авария уже случилась, я увидела окровавленное тело своего папы. Я стала себя ненавидеть за его смерть. Я не успела. Одна секунда стоила папе жизни. Сотни раз я спасала чужие жизни, но не смогла уберечь от смерти родного отца. Волна ненависти меня просто захлестнула в тот момент, — я всхлипнула. — Волчица же, увидев мою уязвленность, чуть не воплотила в жизнь два своих коварных плана: стянуть мои сережки с ушей и призвать в город волков, чтобы те загрызли парижан насмерть. Я осознала, что если сейчас я не встану, то я проиграю сразу две битвы. Ненависть наполнила меня адреналином, и я встала. Я рьяно ударила Волчицу, а затем еще и еще наносила удары… Кулаки ныли от боли, Волчица корчилась от нее, но мне было все равно. Я понимала, что я вела себя скверно: я била человека в агрессивных целях, а не в качестве самообороны, но ярость затуманила мне глаза. С каждым ударом я еще больше ненавидела не Волчицу, а себя: я не спасла отца, и вымещаю зло на слабовольном человеке, поддавшегося минутному искушению. Благо, ты, Кот, подоспел вовремя, разняв меня с ней. После исцеления акумы я бежала скорее домой. Надежда на чудесное исцеление Ледибаг во мне умирала последней. Но все было тщетно. Мама пыталась не нервничать, в том время как я просто истерила. «Ты не виновата, доченька», — говорила она мне, — и лицо мамы всплыло передо мной в тот момент. Я еще сильнее начала чувствовать свою вину за ошибку, от которой нет прощения. — А я понимала, насколько же я на самом деле виновата. Я тогда просто возненавидела свою работу. Целый мир мне казался ничем, по сравнению с тем, что я делала для него, а он все также неблагодарно относился ко мне. Кот Нуар долго молчал, обдумывая услышанное. — Ты не виновата в смерти отца, Моя Леди. Это все ужасное стечение обстоятельств. Но жизнь твоего отца спасла жизни миллионам парижан. Я прильнула ближе к нему. Я была в замешательстве от его слов, но он не отступит от своего мнения, что мне особенно нравилось в нем. — Нужны ли мне они? — всхлипнула я, уткнувшись ему в грудь. — Тише, Моя Леди. Думаю, будь бы твой папа здесь, он бы гордился тем, что ты спасаешь жизни людей. Наверное, он бы удивился, что если бы не он, то сейчас бы нашего горячо любимого Парижа не было бы и в помине. А он, как любой парижанин, наверняка бы высоко оценил свою жертву. Как бы мне не хотелось этого признавать, но Кот Нуар был чертовски прав. Его слова успокоили меня, и я все оставшееся время сидела, прижавшись к нему. Возможно, что еще мое чистосердечное признание помогло мне отпустить душу. Теперь вы узнали, отчего моя душа не любит геройствовать. Тяжелый выбор между долгом и близкими поделил мою сущность. — Спасибо, что выслушал меня, Котик, — улыбнулась я. — Мы же чужие друг другу, Моя Леди, — ухмыльнулся он, — к тому же, это как никак моя прямая обязанность — защищать людей от акум. В ответ я по-детски надулась.***
Утро было тяжелым. В том числе из-за бессонной ночи. Адриан выглядел хуже вчерашнего: на нем буквально не было лица, и он пытался выдавить из себя хоть что-то. После вчерашнего разговора с Нуаром мне стало много легче, и почему-то легкое чувство вины кольнуло меня. Тогда мой взгляд упал на темно-синюю бархатную коробочку, к которой я за два месяца так и не прикоснулась: она даже успела покрыться небольшим слоем пыли. Я решила, что надену это чертово колье хотя бы потому, что это подарок Адриана. Ему будет приятно, и я подниму ему настроение. Также большая часть Агрестов, что присутствовала вчера на похоронах, решила прийти на сегодняшний праздник. Оттого и выглядеть нужно было на все сто. С этими мыслями я зашла в холл. — Мамочка, ты такая красивая! — одернула меня Эмма. — Прямо как настоящая принцесса! — Настоящая принцесса это ты, солнышко! — поцеловала я ее. — К тому же, сегодня ваш с Хьюго праздник, поэтому вы, как виновники торжества, должны сиять, — я поправила галстук-бабочку сыну. Дети тяжко переживали потерю дедушки. Или, по крайней мере тяжело, ведь они не до конца осознавали, «почему нет дедушки и почему люди плачут из-за него». Тогда я им сказала: «Дедушке будет неприятно, если вы в ваш день рождения будете грустить из-за него, ведь так?». Не найдя аргументов, мои сорванцы согласились, и старались провести свой день рождения хорошо хотя бы потому, что это их праздник. Адриан неожиданно подкрался сзади. От испуга я негромко вскрикнула. Адриан, заметив свой подарок, улыбнулся мне. Он был одет шикарно: темно-синий костюм от Габриэля ему шел как нельзя кстати. В таком же костюме был и Хьюго, только в его уменьшенной версии. — Сегодня, вы обе мои принцессы, — сказал он и поцеловал нас в щечки. — А мы с тобой, Хьюго, верные рыцари наших дам, — потрепал он по голове сынишку. Хьюго был в восторге, что на него обратили внимание. — Мам, пап, вы у нас такие классные! — дети искренне обняли нас, прижимая наши ноги к себе. Мы неловко переглянулись с Адрианом: казалось, напряжение между нами росло. Для детей мы были идеальными родителями, и это единственное, за что мне нравился Агрест. — Ну-с, дорогие наши, чего вы хотите получить на свой день рождения? — заботливо спросил Адриан. Ответ детей меня ошарашил. — Мы хотим, что сами Ледибаг и Кот Нуар пришли к нам на праздник! — восторженно вскрикнули они, ожидая нашего сиюминутного одобрения. Я подавилась слюной и нервно закашляла. Ну уж нет, не хватало мне только этого! Кот Нуар, кстати, особенно любил детей. И они тоже души в нем чаяли. Когда они встречали Нуара вживую, то прежде обожавшие Ледибаг дети, порой не замечали меня, предпочитая мне моего напарника. Мне кажется, что из него бы вышел прекрасный отец, будь у него дети, а если они у него и есть, то им невероятно повезло. Однако в контексте дня рождения моих детей он был последним, кого я хотела бы видеть здесь. Агрест недовольно вскинул бровь. На его лице отразилось недоумение. — Ну уж нет, мои хорошие! — возразила я. — Ледибаг и Кот Нуар не смогут прийти по вашему первому велению. Да и вообще: они появляются, когда Парижу грозит серьезная опасность, а это значит, что стоит им появиться — значит, рядом что-то неспокойно. А тревожить супергероев без повода лучше не стоит. Адриан почему-то выдохнул и благодарно посмотрел на меня. Дети же расстроились, но виду не подали. — Я же тебе говорила, Хьюго, что не прокатит! — ткнула брата в бок Эмма. — Эй, это ты заставила меня сказать это! — ответил Хьюго и побежал за свернувшей за угол комнаты сестрой. Мы облегченно рассмеялись. Адриан с улыбкой привел меня в чувства: — Пора! Гости ждут. Гости заходили одни за другими. С каждым гостем повсюду начинал царить с первого взгляда легкий и ненавязчивый кутеж, который был игривой маской династических интриг. Например, среди гостей были семьи Куффен-Буржуа, Грэм де Ванили, Сезар-Ляиф и многие другие. Однако начало вечера пошло не так, как нам этого хотелось. Дети играли в холле, на лестничной площадке. Вдруг послышалась какая-то суета на крыше, однако никто не обратил на это внимания. Резко стало тихо, словно затишье перед бурей; меня это крайне насторожило. Дети все так же непринужденно играли, ни о чем не подозревая. Вдруг с потолка на них летит глыба, проломившая крышу особняка. Увы, все обратили внимание на детей только тогда, когда Адриан с криком: «Осторожно!» — смел их с точки падения глыбы. Его костюм был испорчен, но ему было все равно — дети живы. Тогда Адриан открылся для меня с совершенно новой стороны: рискуя своей жизнью, он без раздумий кинулся под падающую глыбу, самоотверженно спасая родных детей. Адриан мне казался трусливым и холодным по отношению к детям. Но холодной по отношению к детям сейчас была я: ведь я ничего не предприняла, чтобы спасти Эмму и Хьюго. Пойманная на собственном двуличии, я почувствовала колющую боль в сердце. Оно беспощадно ныло, ведь своей халатностью я подвергла опасности своих же детей. Вокруг быстро поднималась паника, и я как можно скорее забежала в уборную для переволпощения. Когда я вышла, Адриан успокаивал толпу. — Не переживайте, просто скорее идите в зал… — Не волнуйтесь, Ледибаг уже здесь! — гордо крикнула я. Адриан меня заметил, и во мне он увидел спасение. Мгновением позже появился злодей — Похититель Счастья. И почему-то его целью были наши с Адрианом дети. Все-таки в публичной жизни имеются свои минусы, ведь есть завистливые люди, что плескаются желчью при одном только твоем виде, ведь ты всего лишь их успешнее. Так или иначе, никто не проследил за ценностью и сохранностью Эммы и Хьюго: наоборот, дети увлеченно наблюдали за нашей стычкой. Вдруг Похититель Счастья заметил их и хотел было оглушить их из своего «антисчастьемета». Но, слава богу, к ним вовремя подоспел Кот Нуар и героически спас детей, загородив собой детей и крутя в руках багет так, что он образовывал щит. Как бы я ни была благодарна и Адриану, и Коту, внутри себя я чертыхнулась: работаю супергероем, а снова умудряюсь подвергать опасности своих родных. Стук учащенного сердцебиения в ушах отвлекал меня от моей миссии. Сегодняшняя работа была особенно тяжела для меня эмоционально, ведь моя аффективная реакция на произошедшее с моими детьми меня конкретно тормозила. Я старалась преобразовать эмоции в бой, как это было со смертью моего отца, но из-за переживания я выглядела немного неуклюже. И с этими мыслями я слегка рассеянно вызвала талисман удачи. Я заметила, что Кот выглядел тоже очень нервозно. Далее все прошло как по маслу: «Больше ты не сможешь творить зло, акума!», «Попался!», «Пока-пока маленькая бабочка!», «Чудесная Ледибаг!», «Получилось!». Когда все вернулось на круги своя, я спешно побежала и осмотрела своих детей: Господи, они живы и здоровы! Я облегченно посмотрела Коту Нуару в глаза, на что его взгляд удовлетворенно ответил тем же. — Мы… спасли их… — шепнула я в губы Коту. Ситуация меня не отпускала. Не знаю, что на меня нашло, но от радости я поцеловала Кота Нуара в губы. Это был очень страстный поцелуй, настолько, что мы не могли остановиться, вдыхая запахи друг друга. Однако, застав любопытные взоры наших детей, нам пришлось остановиться. — Ах, любовь-любовь! — пропела Эмма. — Вы правда пара? — удивленно спросил Хьюго. В его глазах было искреннее непонимание и замешательство. Мы с Котом раскраснелись. — Слышал, ребятишки, у вас тут день рождения! Поздравляю, поздравляю! — почему-то Кот Нуар так неестественно говорил, но именно он спасал эту неловкую ситуацию. Да уж, никогда мне не приходилось оправдываться перед своими детьми. — Я слышала, что вы, маленькие проказники, хотели нас видеть? — подыграла я. Настал черед краснеть детям. Мы рассмеялись. — Ладно, сорванцы, с днем рождения! Только в следующий раз с желаниями осторожно — сегодня оно чуть не стоило вам жизни. — Хорошо, Ледибаг! — послушно ответили дети. Слава богу, в дверном проёме показалась моя мама. — Ледибаг, Кот Нуар! Я так рада, что вы спасли наш праздник! — взволнованно прощебетала она. Мы широко ей улыбнулись. Эх, с годами все тяжелее врать своей матери, но с другой стороны, так привычно оставлять ее в неведении, что с годами большая тайна становится просто великой. — Проследите за внучатами, Сабин, — я постаралась проговорить отстранено, но в моем голосе все чувствовались нотки волнения и неврозности. Хорошо, что мама стала известна прессе благодаря мне, — ведь теперь не приходилось оправдываться, откуда же Ледибаг может знать жену (уже вдову) обыкновенного пекаря? К тому же, я не могла прямо сейчас разделиться с Котом — нужно точно нужно было поговорить. — Ну что ж, еще раз с праздником, а нам пора! — Нуар потрепал их по головкам, и вместе мы скрылись на крыше особняка Агрестов. Мы синхронно вздохнули, и наши взгляды пересеклись. Тогда между нами возникло такое притяжение, что теперь однозначно понятно: эту горячую страсть ничем не затушить. Мы жадно целовались, вдыхая запахи друг друга, а наши горячие дыхания просто обжигали нас. Я трепала Кота по его лохматым, легонько массируя их, оттягивая, и мне казалось казалось, что я нашла его эрогенную зону. Потому что Нуар спустился с поцелуями на мою шею, облизывая и кусая своими зубами мою нежную кожу, а затем будто извиняясь, зализывал с разным нажимом языка, которым он так искусно владел… В ответ я прижала его сильнее к себе, и узнала, что в целом мои прикосновения действовали на него опьяняюще, ведь наша страсть уже не могла терпеть этих детских нарядов. Я ахнула от удовольствия, прикусывая губу, ведь нас могли услышать. — Кот… енок… — от накатывающего удовольствия я не могла внятно говорить. — Нас же увидят… Кот Нуар нехотя оторвался от моей шеи. — Я понимаю твое… Меня словно ошпарило от этих слов. — Да нет же! — перебила его я. — Ну не может же это случиться прямо на крыше?! Нуар задумался. — Я работал у Агрестов какое-то время… — начал он. — И прекрасно разбираюсь в их особняке… Намек я поняла и предвкушала интригующее предложение. Переспать с чужим человеком в своем же доме и увидеть его точку видения порядком надоевшего мне здания показалось отличной идеей. — Что же ты предлагаешь? — поинтересовалась я. — Сейчас в доме большой кутеж, поэтому стоит рискнуть, Моя Леди, — ухмыльнулся он. — А спальня Адриана Агреста находится в другом крыле, поэтому нас, скорее всего, услышать не смогут. А сам Адриан, уверен, занят гостями. — Что бы ты ни предложил, я все равно отвечу тебе да! — ведь мое тело пылало, жаждая близости с ним. Сильные руки Кота подхватили меня и понесли в направлении спальни моего мужа. Странно мне было идти заниматься любовью с другим человеком в спальне Адриана! Ведь мое появление там случается редко, и без одежды я там еще не появлялась. Вру, но это было единожды. Мы залетели в комнату через окно. Кот окинул помещение довольно обыденным взором, словно он тут не первый раз. Он плотно зашторил окна: — Чтобы не увидели. В почти полной темноте я подошла к его большой фигуре и стала его целовать. Наши ласки продолжились уже в другой позе, когда Нуар запрокинул меня на кровать. — Думаешь, можно? — спросил он. — Я совершенно не вижу твоего лица, поэтому, думаю да, — можно. Мы сняли трансформации. Яркая вспышка света ослепила нас, отчего мы не могли видеть друг друга в темноте совсем; ведь привыкание к темноте вернулось к исходной точке. Черт, платье! Благо, оно легко снималось, ведь шила его все-таки я: я аккуратно сложила его и разделась. Когда мы убедились, что окончательно готовы, наши тела соприкоснулись, ощущая жар друг друга. Мы томно дышали, и наши дыхания сливались воедино. Я любопытно трогала тело Нуара, и ему это даже в какой-то степени льстило. Нуар же проложил дорожку поцелуев от моих губ, спускаясь к шее, затем ниже, к груди. О-о, эти приятные ощущения так возбуждали: он жадно трогал мои груди, нещадно целуя каждую из них. Его пальцы несильно трогали меня, но я так безумно возбуждалась с этих чувственных прикосновений. Я негромко стонала, и с течением времени они становились громче: искусен мерзавец. Мне даже было неловко стонать, но Кот Нуар шепнул: «Не лишай меня таких прекрасных звуков, моя Леди». Чтобы я не могла не стонать, Кот Нуар стал сильнее заводить меня, заставив меня врасплох: он сосал, кусал и облизывал мои соски, доставляя мне невероятно приятные ощущение. Мои пальцы быстро бегали по его телу, с небольшой силой удерживаясь то за волосы, то за плечи, а мои ноги обвили его торс. Своими зубками я касалась его шеи, делая засосы в ответ на его ласки. Затем, вдоволь насладившись моей грудью, его язык пошел вниз. Я непроизвольно и несильно надавила на его голову, указывая направление. Мы оба томились от нетерпения. Смесь адреналина и страсти вскружили нам голову: здесь не было никого, кроме нас. Кот Нуар навис надо мной, и снова стал меня целовать. Он очень плавно вошел в меня, и стал делать осторожные движения. Я поразилась: ведь он так горел желанием, а сейчас сдерживает и меня, и себя, лишь чтобы мне было комфортно. Затем темп его движений начал расти, и здесь я не могла себя сдерживать: я кричала, я впивалась ногтями в его спину, что казалось, что необычное сочетание боли и наслаждения ему нравились, я усиливала хватку своих ног, крепче прижимая Кота к себе. Нуар жадно целовал меня, он громко, но несильно похлопывал меня по бедрам, и меня это страшно заводило. Я двигалась под ним как угорь, опьяненная эйфорией происходящего. Вокруг не было никого — только я и он. Идеальное совпадение противоположностей. Настал пик. Я дрожала: боже, как было приятно, что аж дыханье сперло. Еще немного, и что-то жидкое заполняет меня. Но мне было все равно, ведь это был лучший секс в моей жизни. Нуар обессиленно свалился на меня, и мгновением позже он перекатился набок от меня. Мы старались не смотреть друг на друга, как бы нам не хотелось, но наши пальцы тесно сплелись меж собой. Я бы так могла лежать целую вечность, но увы, нужно было идти на праздник. И также раскрывать маски в этой немного напряженной обстановке мне не хотелось. Кому я говорю — желание снимать маски у меня никогда не появится. Хотя я допускала шанс раскрытия личностей, если бы не праздник в моем доме. — Котенок, это было шикарно, — пропела я. — Спасибо. Ты тоже была великолепна, моя Леди, — промурлыкал он. Боже, как тело не хотело слушаться разум. Однако надо, Маринетт, надо. — Но мне пора. Наверное, я услышала тогда самое громкое разочарование в своей жизни. Ведь пикантная обстановка в комнате разрядила атмосферу, царившую здесь. — Хорошо, Моя Леди, — спокойно ответил он. — Ты иди первой, я потом отойду. — Хорошо, — ответила я. — Тогда спрячься: я могу тебя увидеть. Я перевоплотилась, быстро собрала свои вещи и полетела в направлении своей комнаты, естественно, сделав большой круг. Вернулась я на вечеринку немного помятая, но весьма довольная. Адриан выглядел примерно так же. — А я все хожу ищу тебя, — ухмыльнулась я. Он засиял в ответ. — Мне кажется, нас уже заждались, Маринетт. В тот вечер я говорила со многими. Но по-настоящему тогда я разговорилась с Кагами. — Ну что, как ты, дорогая? — поинтересовалась она, стоило мне присесть к ней на кушетку. — Хорошо, — улыбнулась я ей. Мне на самом деле было очень приятно ее видеть, несмотря на интриги, что были между нами. Я поинтересовалась: — Как у вас с Феликсом? В семье всегда найдется паршивая овца. У Агрестов наиболее ярким представителем являлся именно Феликс: ведь он из-за соперничества с кузеном увел девушку последнего, чтобы только «позлить». — Ты знаешь, Маринетт, я просто счастлива! Феликс такой заботливый, такой чуткий, такой внимательный! — расплылась она в улыбке. — А, кстати, Феликс! — поманила она его к себе. Удивительно, но тот послушно откликнулся на ее просьбу. И я уверена, не будь бы Кагами собой, Феликс бы бросил ее, выполнил свой мерзкий план мести. По слухам, после той ночи Кагами забеременела, и мать Феликса поставила ему ультиматум: либо он здесь и сейчас женится на Кагами, либо Грэм де Ванили лишают его права на наследства. — Да, дорогая? — Принеси мне, пожалуйста, вон тот коктейль. Безалкогольный! — Сию минуту, — галантно поклонился он и удалился. На его лице не было ничего такого, что могло отразить неприязнь по отношению ко мне, к Кагами или к такой мелочной просьбе. Феликс не мог свыкнуться со строгой Кагами, которая жила по своим железным принципам. Не в последнюю очередь благодаря Кагами их отношения стали эталоном династий. Красивая история непростой любви. Я застыла в изумлении. — Надо же! Это точно тот Феликс, которого я знаю? Я заметила, что под влиянием Кагами Феликс стал намного лучше. В ней был какой-то дар: ведь стоило Кагами только цыкнуть на мужа, как тот становится как шёлковый. Она своей энергетикой гасила дурные мысли Феликса, что порой кажется, что от Феликса в нем мало что осталось, разве что привычная угрюмость и внешний вид. Но при виде Кагами его лицо приобретало невероятную нежность, совершенно нехарактерную для Феликса. — Скажешь тоже! — она шутливо ткнула меня в бок. — Ох, Маринетт, я так жалею о том, что тогда я забрала у тебя Адриана… Я поперхнулась, но перебивать подругу не стала. — Я не могу себе представить, как я с ним жила: он словно жил в своем мире, держа меня для галочки. Наша личная жизнь с Феликсом — сплошные американские горки, и я рада, что нашу любовь мы с ним отвоевали, — она заботливо взглянула на Брижит, *** свою дочь, которая тешилась вместе с Эммой и Хьюго. — Хотя, конечно, Феликс чуть не поступил со мной ужасно, мы вместе изменились в лучшие версии себя. А с Адрианом мы полярно разные люди… И глядя на вас, могу сказать, что вы так гармонично смотритесь вместе… Внутри ёкнуло от ее слов. Неужели мы настолько хорошо выглядим до сих пор? Феликс принес безалкогольный мохито и нежность на мгновение мелькнула в его глазах, когда он посмотрел на жену. Она благодарно забрала коктейль, и вальяжно расплылась на диванчике. Феликс же отошел к компании Луки, Адриана и Нино, которые о чем-то спорили. Даже временами скучающий вид Адриана подавал признаки жизни. Тогда же в толпе я ненароком заметила Хлою. Она играла с детьми, более того, она безумно их обожала, хоть и по ней нельзя такого сказать. У Хлои было довольно тяжелое детство: ей не хватало внимания матери, которой ему безумно не хватало. Хлоя закрылась от мира всего, ведь что подумает ребенок, которого игнорирует собственная мать? Правильно, что он — недостаточно крутой, и станет жуткой задирой, как это было с Хлоей. И если мы с Лукой были разными, то Лука с Хлоей — совершенно разные! Но, парадокс, от этого их пара выглядит очень гармонично: они просто идеально дополняют друг друга. Мальчик, сбежавший с подворотни, и девочка, сошедшая с аллеи славы. Лука помог Хлое открыться, стать внимательнее к окружающим. Он видел в ней бездонный источник вдохновения, а Хлоя видела в нем родственную душу, которая, вне зависимости от ситуации, всегда подскажет как быть. Хлоя также заметила и меня. Удивительно, но ее взгляде не было ничего привычно враждебного, лишь некоторая растерянность. Я улыбнулась ей и помахала рукой, она слегка неуклюже ответила мне тем же. На душе стало как-то горько: столько лет мы с ней конкурировали по разным мелочам, и вроде бы, через столько обид мы стоим на этой вечеринке и улыбаемся друг другу, словно ничего и не было. Это казалось слегка подозрительным, но все же, мировосприятие Хлои стало мне близко как никогда. Мне так хотелось встать с этой кушетки и поговорить с ней, но я не встала. Виню себя в этом, ведь она выглядела потерянной, несмотря на игры с детьми. Мне кажется, если бы Хлоя услышала, что мы с Адрианом разводимся, то она бы мне никогда этого не простила: оглядываясь в прошлое, она ни за что бы не допустила, чтобы даже мои дети жили порознь без родительской любви. И ей было бы все равно, ведь в первую очередь будут виноваты родители: они не уследили за своими отношениями и они не смогли выполнить родительские обязанности перед ребенком — ведь зачем его заводить, если ты сам не готов его воспитывать? Я укусила себя за палец, потому что сама вышла замуж из-за беременности. Но никогда ни о чем не жалею, ведь мои дети — мое все. Жалеть в принципе плохо, ведь жалость - это когда ты ставишь себя выше в какой-то ситуации, и смотришь на нее сверху вниз, что не есть хорошо. Все, что ни делается - все к лучшему. Кагами вернула меня к нашей беседе. — Я тебе скажу вот что: береги Адриана. Такого мужчину ты еще не найдешь. Просто, знаешь, держи его рядом, чтобы у него не возникло дурных мыслей… Хотя, по вам видно, что вы так уже притерлись друг к другу, что жить не можете друг без друга. В тихом омуте черти водятся, моя дорогая Кагами. Мне хотелось рвать и метать: ведь у меня была своя правда, в которой Адриан — просто поганец, а — я обычное наёмное лицо. Так хотелось крикнуть, что эта интрига порядком затянулась и что я устала от всего этого. Но внешне я еле натянула улыбку и понимающе кивнула. С другой стороны, в чем-то Кагами была права: я постоянно динамлю Адриана, не давая ему возможности сказать мне что-либо. Мне стало стыдно перед ним. Ведь когда-то я отчаянно любила его, и не могла представить себе с собой никого, кроме него. Адриан не так плох, как мне казалось: он заботливый и любящий муж и отец. Насчет мужа, конечно, сомнительно. Но как человек Адриан хороший: он терпит мои выходки, несмотря на то, что мы оба не подарки. В животе стало крутить от осознания собственной неправоты. — Маринетт, извини меня, если я когда-то тебя обижала и делала тебе больно, — неожиданно произнесла Кагами. Меня дернуло от такого спонтанного извинения. — Да брось, ты меня нисколько не обидела, — и я совершенно не лукавила, когда мое лицо отразило удивление. — Правда?! — настала ее очередь удивляться. — Правда, — с упоением улыбнулась я. — И ты тоже извини меня, — я обняла ее крепко-крепко. Она широко улыбнулась. — Тогда скажу тебе по секрету, — сказала Кагами шёпотом. — У нас с Феликсом скоро пополнение… — она загадочно указала на едва округлившийся животик. Осознание пришло ко мне через мгновение. — Господи, я так рада за вас! — чуть не крича сказала я, и Кагами приложила палец к губам: счастье любит тишину. Тогда я снова крепко обняла ее, ведь мне так было радостно за нее. Потому что Кагами выглядела действительно счастливой, и решение завести второго карапуза у несчастливой пары придет в последний момент; сначала же они непременно подумают о разводе. Кагами меня вдохновила. Все, с меня хватит этих недомолвок. Раз я решила жить здесь и сейчас под одной крышей с этим человеком, так значит, мне нужно постараться изменить эту ситуацию, чтобы не жалеть о том, чего я даже не попробовала. Я устала от этой глупой ссоры, начавшейся с забытой обиды, оттого лишь эмоции доминировали в нашем конфликте. А эмоциональный конфликт ничем нельзя остановить, если стороны не пожелают его решения. Хоть ради этого и придется наступить на горло своей гордости, чего мне крайне не хотелось. Оттого я позвала свою квами, чтобы посоветоваться. — Эй, Тикки! — Да, Маринетт? — взволнованно подлетела она ко мне. Я долго не советовалась с той, кто точно понимает меня, помимо Кота Нуара. — Как мне поступить? — я внимательно посмотрела на нее, ища в ее васильковых глазах ответ. Я чувствовала, как мое лицо отражает большие сомнения. Благо, Тикки понимала меня с полуслова, так что мне не приходилось объясняться. — Поговори с Адрианом. Ничего не станет хуже, лишь наоборот, — и я в этом уверена. Все мы совершаем ошибки. Умный не тот, кто одержал победу в битве — умный тот, кто в силах признать свое поражение, — мудро сказала моя квами. Я ее послушалась, и теперь была окончательно готова к тяжелому разговору. Это напомнило мне те времена, когда я тщетно пыталась признаться в любви Адриану и всякий раз советовалась с Тикки на этот счет. Я слегка усмехнулась, потому что глобальная на тот момент проблема мне кажется такой ерундой по сравнению с тем, что происходит сейчас. Несмотря на мою агрессию по отношению к Адриану, я давно простила его. Просто поддерживала образ, ведь, создавая маски, мы облегчаем себе жизнь. Мы привыкаем носить их ежедневно, сменяя поочередно одну за другой. Легче менять образ, чем самого себя. Так и я: я настолько привыкла быть черствой, что радости мое существование мне совершенно не приносит, неважно Ледибаг я или обыкновенная Маринетт. Я как ежик — создала себе броню, под которой рефлекторно прячусь от внешней угрозы. Но не всякое взаимодействие — угроза, оттого я стала закрываться почти от всего, что меня так или иначе касается, чтобы что-то вновь не задело меня за душу. Смех, как и слезы — лишь защитная реакция человека. Моя же защитная реакция — агрессия, ведь я убедилась, что всякий раз, стоит мне обнажить мою душу, мне причиняли боль. Моя душа стала большим секретом, словно мой большой секрет, (а именно) — Ледибаг. Простил ли меня Адриан — большой вопрос. Когда вечеринка была окончена, мы оба ходили с уставшим и немного виноватым видом. Я подошла к Адриану и робко коснулась его плеча. От неожиданности он вздрогнул. Адриан будто застыл, не в силах обернуться, и надеясь, что ему показалось. — Адриан, нам нужно поговорить, — набравшись смелости начала я. Меня буквально трясло от неизвестного. Мне было тяжело, словно я сейчас снимаю маску — и я не вру: особенно тяжело было обнажать душу тому человеку, которому на тебя, скорее всего, все равно. Он обернулся и посмотрел на меня изумленно. — В общем… Слова давались мне тяжело, и я, споткнувшись на ровном месте, начала падать на Агреста. Благо, он поймал меня за локти и нежно приобнял за талию. Я чертыхнулась про себя, и от стыда начал краснеть — откуда, черт возьми, во мне столько робости?