Часть 1
12 февраля 2020 г. в 15:30
Мадара вытер пот со лба, нечаянно плеснув водой из фляги на напекшую солнцем голову. Оно совершенно его сожгло — он чувствовал, как блестит шелковистый пот, покрывающий его обнаженную грудь.
— Ладно, клоун ты этакий, теперь можешь слезть с меня.
Хаширама грубо толкнул Мадару в грудь, и тот упал на задницу рядом с ним. Сенджу выглядел не особо довольным тем, что проиграл спарринг.
— От тебя воняет, — сказал Хаширама с едва заметным намеком на недовольство.
— Это запах победителя, друг мой, — заявил Мадара, лукаво усмехаясь. Он поднялся на ноги и протянул руку Хашираме, тот с неохотой ее принял.
— По моим подсчетам, Мада-кун, у меня все еще значительное преимущество перед тобой, — поддразнил его Хаширама. — Не будь таким самоуверенным только потому, что выиграл один поединок.
Мадара искоса взглянул на своего друга детства, сдерживая счастливую, легкую улыбку. Солнце уже клонилось к закату. Они провели здесь, на скалах, весь день.
Прошло уже больше года с тех пор, как Мадара пробудил свой шаринган. Больше года с тех пор, как он решил, что будет допустимо убить Хашираму, если они снова смахнутся в бою.
Несколько раз они встречались на поле брани, и каждый раз Хаширама одерживал победу. Каждый раз Хаширама колебался. Он просто не мог нанести тот самый смертельный удар. Он и не подозревал, что частица Мадары умирает каждый раз, когда тот терпит поражение в битве, зависящей от того, удержит ли его друг свою руку.
Если Мадара когда-нибудь победит, он подобного не сделает.
Этот раз, конечно, не в счет. Эти тайные встречи, запретные спарринги — все это было отвлекающим маневром, но в то же время и тренировкой. Даже если бы он и Хаширама были друзьями, они не могли бы сосуществовать в мире.
Они были друзьями. В конце концов, именно так Мадара пробудил свой шаринган — долг, который у него всегда будет перед Хаширамой.
Но война близилась к концу, и никто из них не мог сказать, каков будет результат, изменится ли что-то между ними– или один из них умрет. Скорее всего, он сам, сухо подумал Мадара.
Хаширама повернулся и встретился взглядом с Мадарой, и на мгновение что-то глубоко внутри Мадары треснуло, что-то твердое, но хрупкое, что-то спрятанное так глубоко, что он не мог определить это.
— Как ты думаешь, однажды мы действительно это сделаем? — спросил он Хашираму.
Тот выхватил флягу из рук Мадары и сделал большой, звучный глоток.
— Что сделаем? — уточнил он, возвращая флягу, толкнув ее к груди Мадары.
— Установим мир? — пояснил Мадара. — Создадим место, где детям не придется участвовать в войнах, развязанных их родителями?
Облако заслонило солнце, отбрасывая тень на лицо Хаширамы. Это был настоящий позор, подумал Мадара, потому что Хаширама относился к тому типу людей, которые принадлежат солнцу. Тени ему не шли.
— Конечно, — заявил Хаширама.
Мадара нахмурился, но Хаширама говорил так уверенно, что у него не хватило духу возразить.
***
Вечером того же дня лунный свет застал Мадару на той же скале. Хаширама уже ушел, убежал, чтобы встретиться с братом и остальной семьей за ужином. Мадара подумал о своем родном брате, Изуне, который, вероятно, где-то сетовал на отсутствие старшего. Изуна был все такой же — всегда цеплялся, желая знать, где Мадара. Но Мадара сейчас был не в том настроении. Что-то в его недавнем спарринге с Хаширамой не давало ему покоя. Они были врагами, но в то же время и не были, и они ничего не добились. Мысль о том, что придется убить Хашираму, выворачивала его наизнанку, и Мадара ожесточился от этой слабости, впитывая в себя горечь, страх и стыд, пока видение Хаширамы в его голове не превратилось в мщение и гнев. Получилось не особо. Мадара знал, что Хаширама тоже не хочет его убивать. Но разве у них был выбор? Существовал только один способ закончить вражду, начавшуюся когда-то давно. И если Мадара что-то и понимал в войне, в жизни, в мире и дружбе, так это то, что единственное, что действительно имело значение, — это власть. Хаширама и Мадара сколько угодно могли любить друг друга — и Мадара верил, что любили. Но это не имело значения. Война заберет, по крайней мере, одного из них, а другого оставит разбитым. Или умрут оба. Мадара поднял кулак и ударил им по ближайшему дереву, разломав кору на твердые кусочки, которые взорвались в воздухе вокруг него. Если он хотел защитить Изуну, то должен был убить Хашираму. Сенджу были сильнее. У них было больше поддержки. Не имело значения, что их лидер часто ускользал, чтобы вступить в дружескую перепалку и беседу с главой Учих — предводителем врага. Если Мадара не будет осторожен, он потерпит поражение. Убьет ли его Хаширама? Или как всегда остановит свою руку ради дружбы? Он всмотрелся в луну, не обращая внимания на кровь, капающую с костяшек его пальцев. Он едва ее ощутил. Все, что он чувствовал, это праведность луны, то, как она ласкала его кожу, словно атлас, чернила и чай с молоком. Что-то в луне изменилось, подумал он, смутно сознавая, что что-то не так. Может, это лицо Хаширамы он видел в лунном свете? Нет, Хаширама принадлежал солнцу так же, как и любое другое создание света. Мадара на мгновение подумал, что это его собственное лицо в лунном свете, и склонил голову набок, с любопытством разглядывая его. Там было лицо, ну да, лицо, которое казалось карикатурным и уродливым. Он на мгновение задумался, не попал ли он в какое-нибудь гендзюцу, чего не заметил сразу. Мадара потер глаза потными ладонями, поморщившись, когда они начали щипать под его не слишком осторожными движениями. Его зрение затуманилось. Когда оно вернулось к нему, лицо луны повернулось вокруг оси и теперь смотрело куда-то вдаль. Он уже не был уверен, что это вообще лицо. Он чувствовал себя довольно глупо, думая, что там в принципе оно есть. В конце концов, это была луна, и луна принадлежала Мадаре точно так же, как солнце принадлежало Хашираме. Он не мог объяснить, что имел в виду, только то, что это была безошибочная правда. Луна принадлежала ему. Упомянутая луна все еще скрывала лицо где-то в своих скалистых кратерах, и Мадара прищурился, чтобы лучше его разглядеть, охваченный внезапным и неприятным смятением. Он видел луну миллион раз, и никогда на ней не было лица. Продолжая смотреть на него, он ощутил что-то вроде сонливости — той, что обычно следует после дня тяжелого спарринга (и, возможно, яростных ударов по дереву). Мадара не мог и подумать ничего противоестественного в том, чтобы поспать в такое время, так что он, руководствуясь, как он полагал, здравым смыслом, сел под деревом, в которое только что ударил, и прижался к росшему у ствола мху. Луна сегодня была круглолицей и яркой, и в воздухе чувствовался легкий холодок — немного необычный для этого времени года, заметил Мадара. Но потом его веки опустились. Они казались слишком тяжелыми, чтобы долго держать глаза открытыми, а смотреть на луну было больно из-за ее безумной яркости. Мадара просто хотел поспать, хотя бы секунду. «Если бы только, — подумал он, — можно было использовать силу луны так, чтобы люди засыпали, как в гендзюцу». Если бы он мог, то, возможно, ему не пришлось бы воевать с Сенджу. Может быть, он сумеет создать такое место, где не будет ни войны, ни луны, ни солнца. Просто мир. При этой мысли уголки его губ дрогнули в улыбке. Она не исчезла, пока он засыпал, и лишь половина лица луны наблюдала за ним.***
Глаза Мадары были плотно закрыты. Подушечками пальцев он потер острую корку в уголках глаз, пытаясь сдержать волну тошноты. Земля, казалось, опасно накренилась под ним, и когда он, наконец, смог открыть глаза, солнце их ослепило. Он зашипел, осторожно поднимаясь на ноги и упираясь рукой в мшистый ствол рядом с собой. Затуманенным взором он оглядел скалу. Солнце уже стояло высоко, был как минимум полдень, прикинул Мадара. Неужели он действительно так долго спал? Мадара не помнил, чтобы он когда-нибудь проспал. На самом деле как раз таки бессонница мучила его почти каждую ночь. Несмотря на то, что он уже давно плохо спал, долгий сон не пошел ему на пользу. Его тело все еще болело, кости хрустели и трещали при каждом движении. Он чувствовал себя так, словно его только что избили до полусмерти, но кроме дружеского спарринга с Хаширамой ему в голову не приходило ничего, что могло бы привести его в такое состояние. Все еще немного дезориентированный, Мадара побрел обратно к дому, когда в лесу позади него раздался хохот. Он точно был девичьим и определенно послышался не отсюда со скалы. От лагерей было слишком далеко, чтобы дети могли тут бродить, а в условиях нынешней войны это было опасное место. Просто из любопытства Мадара осмотрел лес шаринганом, быстро маскируя свою чакру на случай, если в нем скрывалось что-то более страшное. Он заметил ее, уютно устроившуюся в сложных изгибах корней какого-то дерева, откинувшуюся на них с небрежной непринужденностью. В одной руке она держала книгу, хихикая над чем-то написанным на страницах. Другая рука была закинута за голову. В ней было что-то неожиданное, что застало Мадару врасплох. Он затаил дыхание, наблюдая за ней. Дело было не в одежде, которую он никогда раньше не видел. И даже не в розовых волосах, которые, хотя Мадара никогда не признался бы вслух в их эстетической привлекательности, очень ей шли. Должно быть, это была сумка с оружием, висящая у нее на бедре, щитки на голенях и запястьях, которые обозначали более смертоносную женщину, нежели розовые волосы заставили бы его поверить в это. Она была куноичи. Но она все так же читала, полностью утратив бдительность, когда Мадара скользнул в тень, чтобы еще немного понаблюдать за ней. Что она здесь делает? Она из Сенджу? Она снова засмеялась, переворачивая страницу своей книги. Она скрестила, а потом выпрямила ноги, а Мадара смотрел на нее. Было что-то приятное в том, чтобы наблюдать за ней, и Мадара понимал свое природное желание, ну, скажем так, спариться с ней. В конце концов, он был мужчиной — мужчиной, у которого не было сестер, а мать умерла некоторое время назад. Он редко встречал женщин на поле боя, и даже когда это случалось, он никогда не восхищался ими так, как сейчас ей. Внезапно она села, захлопнув книгу. Издала ругательство, от которого Мадара удивленно приподнял бровь. Девушка встала и начала выбираться из леса, подойдя опасно близко к дереву, на котором сидел Мадара. Он покачал головой, не слишком впечатленный ее проницательностью. Его пристальный взгляд следовал за ней сквозь деревья, и когда она вышла, он подкрался ближе к краю леса. Вместо того чтобы идти по грязной тропинке… Мадара моргнул, поняв, что никакой грязной тропинки нет. Всего лишь за день до этого он воспользовался ей, чтобы взобраться на скалу и встретиться с Хаширамой, а теперь она исчезла. У него не было времени подумать об этом, когда розововолосая девушка направилась прямо к краю скалы. — Стой! — крикнул он, как раз когда она, казалось, перепрыгнула через край. Девушка замерла, и Мадара тоже застыл, сам удивляясь своему порыву. Остановить девушку от самоубийства — это больше похоже на Хашираму, но сейчас его здесь не было, и Мадара мог хотя бы попытаться. Он вышел из леса, представ перед ней в ярком дневном свете. — Ты что, пытаешься убиться? — спросил он более раздраженно, чем ему бы хотелось. — Куноичи ты или нет, но падение с такой высоты убьет тебя. Глаза девушки — большие, зеленые словно океан, отражающие все краски жизни, сердце Мадары сделало быстрый, резкий скачок, — устремились к нему. Она сразу же узнала его кеккей генкай, и ее взгляд упал на его ноги. Так что, возможно, она не так глупа, как он думал. — Саске? — произнесла она, и голос ее задрожал. — Кто такой Саске? — спросил он в замешательстве. — У него тоже есть такие глаза? — мысленно он перебрал имена всех членов своего клана, которые пробудили шаринган. Насколько ему было известно, ни одного из них не звали Саске. Ее глаза медленно и осторожно поднялись вверх. Она благоразумно избегала его взгляда, но от того, как она его оценивала, у него по спине пробежало что-то острое. Он с восхищенным вниманием наблюдал, как ее ноги приняли боевую стойку, а рука зависла над сумкой с оружием. Затем ему пришло в голову, что она, скорее всего, здесь по той же причине, что и он — запретная встреча с врагом. Значит, у нее был какой-то грязный роман с другим Учихой? Мудро с его стороны было дать ей вымышленное имя. Тем не менее, он должен был убедиться, что выяснил, кто был здесь с ней. Они могут стать помехой. А потом у него заболело сердце, что было не совсем обычным для него чувством. Неужели она пришла сюда, чтобы броситься со скалы от тоски? Война была жестокой, и если она стояла между ней и ее любовником, он мог понять такое отчаяние. Мадара часто думал о том, как далеко зайдет он сам, чтобы спасти своего брата. Но до этого она смеялась, и это не было похоже на то, что сделала бы истерзанная войной любовница, желающая свести счеты с жизнью. — Ты Мадара Учиха, — выдохнула она, и ее взгляд опустился на его ключицу. Ему очень хотелось, чтобы своими прекрасными глазами она встретилась с его, но он не мог винить ее. — Как такое возможно? — спросила она. — Ты должен быть давно мертв. — Прошу прощения? Это заставило ее взгляд метнуться к его глазам. Он был смущенным, любопытным и определенно напуганным, но все же заставил его оставаться на месте. Он был уверен, что не находился ни под каким видом гендзюцу, но что-то в ней пленило его, и уголки его губ дрогнули в некоем подобии улыбки. Часть его была взволнована тем, что она, казалось, боялась его, и тем, что она знала его имя и узнала его лицо. Девушка оставалась неподвижной, и с помощью своего шарингана он мог видеть слабую дрожь ее пальцев, то, как ее чакра мчалась по каналам, даже пульс, который бился у нее на шее. Она не просто боялась, она была в ужасе. — Вижу, моя репутация идет впереди меня, — сказал он не без оттенка высокомерия. Было что-то очень приятное в том, как хорошенькая куноичи дрожала перед ним. — Ты что, Сенджу? — спросил он. — Знаю, в это трудно поверить, но я не причиню тебе вреда. — Не причинишь? — сухо спросила она. Он хотел посмеяться над ней, но это, вероятно, разозлило бы ее, и это было бы нецелесообразно для получения от нее информации — хотя он действительно хотел увидеть ее борьбу, поскольку она выглядела так, словно готовилась к ней. Он наблюдал, как под кожей на ее руках напряглись мышцы, она напоминала кошку, готовящуюся к прыжку, — львицу. — Ну, если ты действительно Сенджу… — он увидел, как она ощетинилась, — тогда, полагаю, я могу понять твое недоверие. Но могу тебе гарантировать, что эта скала — не поле битвы. Я не думаю, что ты сочтешь ее таковой, поэтому, если тебе невтерпеж напасть на меня, то давай пойдем куда-нибудь еще. Ее глаза давно уже не смотрели в его, и она сделала шаг назад, ее каблук оказался в опасной близости от обрыва. Мадара задумался, действительно ли эта девушка знает, что делает. Она не казалась склонной к самоубийству — ни капельки. И так как он все еще не считал ее глупой, он с любопытством посмотрел на пространство за скалой. Теперь все было по-другому, хотя он и не мог точно сказать почему. Деревьев было меньше, но те, что остались, были выше и гуще. Как будто он смотрел на изображение сцены, которую так хорошо знал, а не на реальную картину. Мадара сделал несколько шагов к краю обрыва, бросив взгляд на девушку, которая соответственно съежилась от предстоящей близости. — Куда это ты собрался? — спросила она с гораздо большей остротой и дерзостью, чем можно было ожидать от дрожащей, испуганной девушки. Он остановился и повернулся, чтобы посмотреть на нее, более чем удивленный резкостью ее голоса. Подойдя чуть ближе, он увидел, что ужасно ошибался насчет ее глаз. Они не были как океан — нет, они были такими же яркими, как полярные сияния, на которые он смотрел по вечерам, те, которые отложились в его памяти, потому что они были самой красивой вещью, которую он когда-либо видел, и даже такой герой войны, как Мадара, время от времени нуждался в толике спокойствия и красоты. Цвету ее глаз позавидовало бы даже ночное небо. В нем были необычайные глубины, разум, скрывающийся за этим страхом. Мадара чувствовал, что теперь томоэ его шарингана вращается — естественно, ему нужно было запомнить это лицо. Он не думал, что сможет забыть, даже если попытается, но теперь, по крайней мере, он точно знал, что всегда сможет увидеть его, если захочет. Упомянутое хорошенькое личико исказилось от страха, но, тем не менее, девушка, которой оно принадлежало, сумела удержаться на ногах. За это он восхищался маленькой дурочкой. — Ты ждала здесь Саске, не так ли? — укоризненно спросил он, внезапно вспомнив, что она не принадлежит ему, чтобы восхищаться ею. — Расскажи мне об этом Саске. Как он выглядит? Брови девушки скептически сошлись на переносице. Мадара был уверен, что она попала в ту же ловушку, что и он. В этой случайной встрече было что-то неправильное. Все было так близко к тому, как и должно было быть, но немного не так. Небо было не того голубого оттенка, и солнце светило уже не так жарко, как ему помнилось. — Ну же, — нетерпеливо произнес Мадара, в то время как девушка смотрела на некую неподвижную точку на его шее. — Я уже дал понять, что не собираюсь причинять тебе боль. Если ты здесь, чтобы встретиться с кем-то из моего клана, я хотел бы знать, кто это. Ее пальцы скользнули в сумку с оружием, что была на ее бедре, и вытащили кунай. Она покрутила его в пальцах, проверяя вес, который, как он понял, был ей уже знаком. Это был далеко не угрожающий жест — как будто Мадара Учиха мог быть повержен каким-то там кунаем. Тем не менее, ее послание было ясным. — Ему я тоже не причиню вреда, — сказал он. — Я не могу винить здорового мужчину за то, что он улизнул, чтобы увидеть такую красивую девушку. Попытка польстить увенчалась успехом. Он заметил, как часть гнева исчезла с ее лица, хотя смятение и страх все еще оставались. — По крайней мере, скажи мне свое имя, — произнес Мадара, когда ее пальцы сжались вокруг рукояти куная. Девушка оглянулась через плечо на пропасть позади себя. Если она собирается прыгнуть, у него не будет другого выбора, кроме как остановить ее. Он ни за что не позволит ей умереть здесь, не получив предварительно какой-нибудь информации. В тот момент, когда ее нога начала медленно отступать к обрыву, Мадара бросился вперед и схватил ее за запястье. Он прижал ее к своей груди, вцепившись в нее так, чтобы она не смогла вырваться и броситься со скалы. Но теперь он понял, что она собиралась сделать. Его рот открылся, а глаза расширились, когда он посмотрел вниз на процветающую деревню, которой определенно не было здесь вчера. Пестрые здания раскинулись перед ним, растянувшись на многие мили. Он видел рыночную площадь, заполненную людьми, несущими корзины с едой и бельем, улицы с ресторанами, универсальными магазинами и маленькими кафе. Его разум затуманился, когда он уставился на все это — сама идея такой большой деревни, и такой, такой… Мадара взглянул вниз на скалу, заметив затейливо вырезанные… штуки на ее боку. Они послужили бы хорошей опорой для девушки, чтобы спрыгнуть вниз, понял он, если она будет возвращаться туда… в ту деревню. — Отпусти меня, — произнес приглушенный голос возле его груди, и он вспомнил, что все еще прижимал ее к себе, словно только что спас от неминуемой смерти. Он разжал хватку, хотя ему очень не хватало ее тепла, даже под полуденным солнцем. — Кто ты такая, черт возьми? — спросил Мадара, теперь уже настолько сбитый с толку, что казалось, скорее он нуждается в ее помощи, чем она в той, что он предлагал. Девушка тоже вроде как изо всех сил пыталась справиться со своим смятением. Теперь ее глаза беззастенчиво смотрели на него, и ощущение прямого зрительного контакта с ней, казалось, задело какую-то струну внутри него, которая тянулась от груди до самых ног. — Ты выглядишь так молодо, — сказала она почти благоговейно. — И так похож на… Ее бледные пальцы потянулись вверх, чтобы прикоснуться к его лицу. Мадара почувствовал, как магнетическое притяжение привлекает его к ней — и они уже стояли так близко. Более рациональная часть его мозга говорила ему не позволять ей прикасаться к нему. Кто знает, какой яд мог быть у нее на кончиках пальцев. Но девушка, кажется, спохватилась и отдернула руку прежде, чем они коснулись кожа к коже. — Если ты не хочешь причинить мне боль, тогда что ты здесь делаешь? — спросила она, и он обрадовался, увидев, что ее щеки порозовели. — И, например… — она замолчала, и он почувствовал к ней укол жалости, а затем и к самому себе, потому что они оба были очень растеряны. — Как ты здесь оказался? Я думала, они похоронили твое тело. На этих словах Мадара прищурился. — Мое тело? — спросил он. — О Боже, неужели я умер? — Это какое-то дзюцу? — спросила она, ее глаза блуждали по нему теперь уже не так радостно. — Ты действительно достоин восхищения, не так ли? — спросила она тихо, больше у себя, чем у него, хотя он солгал бы себе, если бы не признался, что эти слова заставили его сердце воспарить. — Такой чертовски умный и сильный, хотя… — ее глаза метнулись к нему. — Ты выглядишь не так, как я ожидала. Он бесстрастно взглянул на нее, не впечатленный ее тоном. Он открыл рот, чтобы заговорить с ней, но она начала ходить вокруг него кругами, разглядывая его с тем же интересом, с каким могла бы разглядывать особенно странное животное. — Этот возраст… тебе должно быть уже далеко за шестьдесят-семьдесят? — она задумалась. Мадара моргнул, когда что-то близкое к пониманию начало озарять его. — Твой шаринган — не Мангеке, так что ты, должно быть, еще не забрал глаза своего брата. — Что? — рявкнул он. — Я бы никогда так не поступил, — сказал он, отбрасывая прочь все мысли о безопасности и местонахождении брата. Ему нужно было сосредоточиться на настоящем, на этой таинственной куноичи, которая в данный момент оценивающе смотрела на него. Она подняла брови: — О? — спросила она. — Так всегда говорилось в книгах по истории. Я думаю, что-то должно измениться, потому что у тебя определенно был — или будет — Мангеке шаринган. Его голова шла кругом от ее слов, и ему казалось, что она могла бы собрать все воедино гораздо быстрее, чем он. — Что это за место? — спросил он, указывая вниз по склону скалы на раскинувшуюся деревню. — Это Коноха, — объяснила девушка, и теперь она казалась менее испуганной, хотя все еще крепко сжимала в руке кунай и держала свою оборону достаточно высоко. Сейчас она гораздо больше походила на куноичи. — Деревня Листа. Мой дом. — она немного помолчала, а потом решила, что тоже может задать несколько вопросов. — Сколько тебе лет? — спросила она, и он не был уверен, что хочет сказать ей это, но что-то его заставило, и он отчаянно цеплялся за мысль, что это определенно были не эти завораживающие глаза. — Двадцать. — Почему ты оказался здесь, на скале? — спросила она. Мадара подумал, не соврать ли ей, но не смог для этого придумать никакой реальной причины. Была ли она Сенджу или нет, он уже решил, что не сможет убить ее. Было бы настоящей трагедией лишить мир такой красоты. Глядя на нее сейчас, он мог поклясться, что увидел в ней частичку Хаширамы. И что бы Хаширама подумал об этой хорошенькой маленькой девушке? Действительно ли он знал ее? — Я встречался здесь с другом, — неопределенно ответил Мадара, но зато честно. — А потом я заснул, прислонившись к дереву. — он указал на него. — Когда проснулся, услышал, как ты смеешься, и я… Остальное говорить не требовалось. Он видел, как она нахмурилась и покачала головой. — Я бы тебя увидела, — сказала она. — Не могла не увидеть. Я проходила мимо этого дерева по пути сюда, и тебя там не было. Он пожал плечами. — Вчера я тренировался на этой скале, и той деревни там не было. Они обменялись взглядами и с медленно нарастающей ясностью поняли, что Мадара каким-то образом перенесся на пятьдесят с лишним лет в будущее.
