Песнь о северном море

В моём словаре синонимов нет такого слова, подходящего на роль близнеца в плане значения фразы "твою же мать, ну почему всё так плохо?". Не было и синонимов постоянно крутящимся на языке матерным словам, так и норовящим соскользнуть с него. Просто ни одно слово так ярко и красочно не описывало всю ситуацию в целом. Ни одно. Совершенно. А причиной тому было абсолютное отсутствие личного пространства, которое я так ценила и лелеяла. Конечно, плюсов спать с ещё одним человеком на одной кровати было уйма и очень маленькая тележка, но минусов, к сожалению, больше. Что ещё сильнее добивало и без того подбитое духовное состояние, так это стойкое понимание, что моё здесь присутствие абсолютно бессмысленно и, грубо говоря, даже имеет пагубное воздействие на здешний воздух. Я прекрасно понимала, что всё планировалось на одну ведунью, но какую-то усталую злобу на всё и вся это не останавливало. Едко, почти с ненавистью думала, что можно было догадаться, что Тордис сделает все по-своему. Хотя бы предположить. — Что делать будем? — из моего голоса можно было ведрами выжимать безнадежность, усталость и раздражение. Тордис выглядела точно так же, как и я, только с одной погрешностью в неустанное желание выглядеть спокойной и даже статно, таким образом как бы журя меня за безголосое нытьё, выражавшееся на лице страдальческими гримасами. Криво улыбнулась уголком губ, заметив это стремление. — Вместе спать, что же ещё? Я не хочу валяться на полу да и ты, думаю, тоже. Так что пока так, а потом я предъявлю это все моему ненаглядному сыночку, — она потерла переносицу, пару секунд постояла на месте, словно ожидая, когда же тело зарядится крохой энергии, а после принялась раскладывать ту тяжеленную сумку. Чего там только не было. Одежда, одежда для меня, травушки, некоторые для меня, и всякого рода мелочи, как гребешок и простыни. И это я не смогла поднять? Эти вещи либо из титана, либо моя мышечная масса сдулась из-за перемещения во времени. Всё это время лениво наблюдала за ней, ни разу не нагнувшись ради помощи. Тогда мне казалось, что я стала невидимым зрителем, умевшим лишь стоять и смотреть. Мышцы отказывались повиноваться посылам мозга, чувство стыда на время отрофировалось, в голове поселился ветер пустомыслия. Йомсвикинг, все ещё стоявший в дверях, попрощавшись, ушел. Хлопнув дверью, как у себя дома, заставил меня сморщиться от противности скрежета дерева о дерево. Будь в арсенале больше сил, точно бы крикнула ему вдогонку, что бы тот глазами так хлопал на поле боя, как нашими дверями. Подумала, что он донесет о нашем недовольстве одной кроватью. Почти довольно кивнула сама себе головой. И ходить никуда не надо. Вон какие люди здесь отзывчивые и понимающие. В принципе, так я себя ещё в деревне успокаивала. И как-то пролетела со своими предположениями. Так что Тордис все равно лучше сходить, да. Было бы смешно от одной лишь мысли, что я во всём полагаюсь на ведунью, если бы не было так грустно от бессилия и абсолютного отсутствия хоть какого-то влияния в этом времени. — Чего встала? Помогай. Знала бы Тордис, что в который раз отогнала от меня самоуничтожающие мысли, по привычке приходившие, когда мне было особенно плохо или страшно. И так мы провозились до самого вечера, с учётом того, что прибыли днём. В кои-то веки довольная собой, я успела прошерустеть всю комнату и прилежащие к ней. Тут есть туалет! Причем отдельный от всех!.. Радости было полные штаны, причём в прямом смысле слова. Честно, я была чертовски рада. Ну, на фоне корабельного туалета, а точнее его отсутствия, я просто попала в рай, под прекрасное дерево с раскидистыми ветвями, укрывающими меня от знойного солнца, с близстоящим столиком с красным вином и сочными плодами различных фруктов и... Отмахнулась от навязчивого видения. А комнат было две. Одна, считай, как кабинет, столовая, кухня, гостиная с добротным столом и двумя стульями, а другая предназначена для сна. С одной кроватью, да. В первой комнате ещё был, как ни странно, обложенный камнями потушенный костер, поставленный как на подиум, и каменный дымоход над ним, вокруг очага — невысокие скамейки, будто выстеженные из одного бревна. А во второй — достаточно хорошая кровать, которую застелили сначала мешком с сеном, а потом мягким тюфяком. Одеялко, опять же, представлялось шкурой бедного животного. Комнаты отделялись друг от друга простенькой занавесочкой, которая мне напомнила про летние деньки. Ну и туалет. Самый обычный и самый практичный. Описывать не буду. Снаружи наш домик не выделялся абсолютно ничем от других. Такой же небольшой, с покрытой соломой крышей и резными дверями. Все. И не подумаешь, что в нем живут мать вождя и переселенка из двадцать первого века. Оно и к лучшему, естественно. — Ана, я пошла отдыхать, и только попробуй из дома выйди. Застыла с протянутой к двери рукой. Стоящая позади Тордис, я чувствовала, недовольным взглядом уставилась мне меж лопаток. Обескураженно закусила губу. Вот ведь шельма! Специально сзади встала, когда я хотела по-тихому улизнуть! На улице уже было темно, и я, повторяю, будучи девушкой мечтательной, хотела полюбоваться на звёздное небо, загадать желание на падающую звезду, томно повздыхать и вся такая загадочная лечь спать. Сзади услышала тяжёлый вздох. — Только возле дома. И не попади в неприятности, прошу тебя. Не лучшего ты обо мне мнения, Тордис. Передразнила про себя её слова и скорчила рожицу. Я же не настолько глупа, чтобы от дома на несколько километров отходить, между прочим! Просто попялюсь на звёздочки и спать лягу. — А так хотелось, — пробурчала под нос, уже наполовину выйдя из дома, когда услышала тихое ругательство ведуньи после моих слов, и закрыла дверь на половине её тирады. А теперь смотрим. Упёрла руки в боки и оценивающим взглядом прошлась по небу. Нет, так не пойдёт, господа-товариши. К моему сожалению, обзор был не самый лучший. Дома стояли достаточно близко друг к другу, чтобы прикрывать значительную часть неба. В голову пришла замечательная мысль забраться на крышу. Туда вообще часто захаживают всякие проходимцы, которые самовольно считают, что они очень даже званые гости. Ни разу не усомнившись в добротности идеи, оглянувшись в поисках опоры, решила рассчитывать на свою физическую подготовку. Смешная шутка, знаю. Специально подойдя к самому дальнему от спальни углу, прыгнула, зацепившись за деревяшку. Кряхтя и пыхтя тяжко подтянулась и перекинула ногу, перекатываясь на спину. Ох ты ж мать моя женщина. Солома была колючей, как моток проволоки, брошенной специально для того, чтобы мне было неудобно. Аккуратно перемещаясь по выгнутой крыше, легла солдатиком ногами к земле. Одежда отвратительно защищала спину от жёсткости сухой подстилки, и потому решено было сесть и не морочить себе голову. А небо пестрило россыпью ярких звёзд. Луна была почти полной, освещающей всю землю в местах, куда свет факелов не достигал. Почти счастливо улыбнулась, умиротворённо прикрывая глаза. Красота. Было тихо, как я и любила, и ничего не мешало расслаблению, наконец настигшему так яростно убегающую от него меня. — Ты кто? — вздрогнула, удивлённая чужим обществом. Голос, низкий и явно мужской, донёсся с другой стороны, невидимой мне. Ошарашенно подняла голову, под аккомпанемент бьющегося сердца заметив светлую голову, выглядывающую из-за угла крыши. — Конь в пальто, — с прищуром глянула на наглую головёшку, переворачиваясь на живот, настороженно доползая до верха, дабы быть наравне, а не смотреть снизу вверх. Чем являлось это стремление быть на одном уровне с неизвестным мужчиной, один вид которого выказывал недовольство от вторжения в его личное пространство, было непонятно. Тот сразу же нахмурился, видя оживление с моей стороны. Но, легкомысленно проигнорировав взбрыкнувшее внутри чувство опасения, вопреки всему села на угол крыши. И тут же не сдержала вздоха изумления. Передо мной был медведь какой-то. Удивлённо раскрыла глаза, в эту же секунду понимая, что режим сна сбивать всё-таки не стоит: он товарищ такой, что и не восстановишь после с ним доверия... Сразу же взяла под узду так и норовивший отобразиться на лице шок от вида огромного человека, плечи которого были шире моих возможностей в этом столетии. Несуразная улыбочка показалась на губах, и я, явно осознавая, что скрыть её уже не получится, якобы покорно опустила голову, сев полубоком. Конечно, я порядком охренела размерами чужого тела и успела сотню раз проклянуть то мгновение, когда мною завладело желание понаблюдать за звёздами. Вот же! Ну что я, в самом деле, давно ночью на улицу не выходила? Дура дубовая! Идиотина! Бестолочь! А если он воспримет мои слова близко к сердцу? Пока-пока жизнь, неотягощенная бременем инвалидности! Смущённо потупилась, закусив нижнюю губу. Ну, посидели и хватит. Собрав все крупицы вежливости и смелости, повернулась к насмешливо глядевшему мужчине. — Доброй ночи, — и, галантно кивнув головой, перелезла на свою часть крыши. Тихая паника показалась на лице, когда отвернулась от неизвестного. Вытаращила глаза, поджав губы, чтобы сдержать нервные смешки, вырывавшиеся особо упорно. Гордость и чувство самосохранения бились не на жизнь, а на смерть; первая орала благим матом, чтобы я вернулась и поставила на место зазнавшегося негодяя, а другой же спокойно констатировал факты, почему я не могу так сделать, и что лучше бы мне вообще спуститься на землю и спрятаться в домике. Что нужно было сделать, я не знала, но на всякий случай обернулась к всё ещё наблюдавшему за мной человеку и мило улыбнулась, почему-то решив, что золотая середина — это уйти, сказав последнее слово. — Сладких тебе снов, пробковый исполин с обостренным чувством отрицания чужого достоинства. Протарахтела и спряталась на своей половине. Мозги после маленького выброса адреналина заработали чуть-чуть быстрее, и только тогда я поняла одну немаловажную вещь. Убить меня никто не может (чёрт возьми, это же логично!). Обрадовавшись этому открытию, я всё равно косо поглядывала на подозрительно тихого человека, всё ещё смотревшего на театр одного актера, у которого все эмоции на лице были написаны. Нахмурилась ему в ответ, ощутив невиданный прилив глупой гордыни. А, собственно, почему должна уходить я? Как ни в чем не бывало отвернулась. Решила проблему, что сказать. Он как специально молчал, но я чувствовала все его недовольство. Лучшее время, чтобы познакомиться, я считаю. — Я Ана, а ты?.. — "..можешь не отвечать, мне абсолютно всё равно, я просто хочу, что бы ты ушёл, при этом нечаянно не убив меня, и что бы меня не напрягала эта грёбаная игра в молчанку". Тишина показалась тяжёлой. — Торкель. Это был успех, сродни выигрышу в лотерею. Не хватало в победном жесте запальчиво приложить кулак к груди и побить им о грудную клетку. Буквально затылком ощутила оценивающий взгляд, слишком заметный даже со спины. Сглотнула слюну, словив желание пойти нахрен с этой крыши. — Приятно познакомиться, Торкель. Если бы он видел лицо, то удивился бы тому, что на глазах появились слёзы. Плакать мне не хотелось — это был какой-то посыл организма, который я расценила, как тщетную попытку найти причину ухода и, наконец, выпустить пар, накопившийся за все дни. Я себя так глупо со времён стрижки овец не ощущала. Якобы сонно или устало потерла глаза, показательно зевнув, даже не хотела того. Воцарилось тяжёлое молчание. — Может ты уйдешь? — зевок прекратился на середине, и я почти поперхнулась, возмущённо оборачиваясь к голосу. — Я только пришла, — непонимающе покосилась на него, — может ты уйдешь? — это было похоже на самоубийственное перетягивание каната. Негодующе сложила руки на груди. Я не собиралась уступать этому... Эвересту! — и вообще, ты, считай, на чужом доме лежишь. И ты напугал меня, я могла поперхнуться до смерти или остаться заикой. Я могу в полной мере считать это за покушение на моё здоровье, — даже я своей наглости изумилась, не то что он, удивлённо поднявший брови и как-то неверяще усмехнувшийся. Оставалось только пяткой в грудь ударить. Но я была действительно обижена. — Я жду. Слова вырывались быстрее попыток мозга проанализировать их значение. Но мне было плевать: теперь это дело чести — довести до конца начатый цирк. — Чего ты ждёшь? — Извинений, — наглеть, так до конца. Я уже сама хотела тихонечко упасть с крыши. Насть, ты, конечно, молодец, что не отступаешь на полпути, но заткнись ради бога. Или ради дальнейшего продолжения жизни в относительном спокойствии и известности своего будущего. Послышался приглушённый смешок. Демонстративно перекосилась, в попытке повторить его выражение лица, на что тот отвернулся и прыснул в кулак. Приподняла бровь. Видимо, я чертовски умелая шутница. — Я не говорю ничего смешного. Извиняйся. Но в противовес он рассмеялся, с каким-то восторгом глядя на меня. А может это было что-то вроде "ого, да ты у нас без тормозов" или "ну ничего себе, у нас тут завелась рисковая букашка", я не разбиралась. — Я тебя сброшу, если не уйдешь, — он быстро взял себя в руки и даже привстал, чтобы лучше лицезреть моё кислое выражение лица. Но я-то знала, что никто не может меня убить! Снисходительно улыбнулась на его заявление и хитро прищурилась. Это должно было прозвучать как угроза, но я не расслышала подобных ноток в его голосе. — Не пугай, без тебя пуганая. Окей, да начнётся игра едких замечаний и несмешных шуточек. Села полубоком и оперлась подбородком о выставленную руку. Давай, я жду. — Значит, тебе ничего не будет, если я сделаю, к примеру, — он развёл руки в стороны примерно на полметра. Нахмурилась, не понимая, что он собирается вытворить, — вот так..? И как хлопнул по ладоням. Не ожидав подобного дерьма, заметно вздрогнула, передернувшись плечами. Злобно уставилась на нагло улыбающегося идиота. В ответ уничижительно ухмыльнулась, вливая в этот жест всю нецензурщину, все предполагаемые удары по чужому лицу и парочку оскорблений на другом языке, и красноречиво посмотрела ему в глаза. Его это только повеселило. Я же разозлилась. Ну что за баран! — А ты знаешь, как называют людей, не умеющих вовремя отступить? Он заинтересованно приподнял брови, намеренно не говоря ни слова. — Жертвой хаотичной репликации хромосом¹. О боги, как же я обожаю смотреть на обескураженные лица людей. А на этом лице, мне казалось, ещё приятнее это видеть. О это прекрасное непонимание моих слов. Довольно усмехаюсь. — Знаешь, как называют людей, не умеющих вовремя закрыть свой рот? — заинтригованная, я мягко посмотрела на него, — участник кровавого орла². Еле сдержала непонимающую улыбку, взгляд да вообще своё непонимание... Придурок какой-то. Не знаю, что значит это угрожающее на слух словосочетание, но мне всё равно почему-то нравился этот человек. Сменила гнев на милость и смягчилась. Более менее на нормального и адекватного похож. Или я слепая и глухая. Кокетливо заправила за ухо прядь волос и сделала вид целомудренной простушки. — Много хочешь. — Откуда ты взялась? Это было произнесено неожиданно, когда я уже тихонько сползала к краю. Стыд подкатил внезапно и я, в лучших традициях монахов шаулинь, спрыгнула с крыши. Но в последний момент я просто повисла над землёй, чувствуя удушающую тяжесть у горла. До меня быстро дошло, что за шиворот схватили. — Хей, пусти меня!.. Я начала руками бить наотмашь по шее. Ногами дрыгала непонятно для чего и вообще всячески пыталась отцепить его руку. — Ну у тебя и клешни! — мне удалось зацепиться за его гребанный палец, сравнивый с моими тремя. Он подозрительно молчал. Воздуха стало совсем не хватать и тихо протянула. — Задушишь сейчас... Меня тут же перевалили обратно на крышу, больно швыряя о нее. Судорожно вздохнула и быстро приподнялась. И от прямого грозного взгляда вообще все в горле встало. Смешно надула губы и прищурила глаза. И непонятно, как я своей головкой дошла до определенных рассуждений, как в мой светлый варник идей пришло это нечто. Но я сказала: — Что, ударить хочешь? Ну давай, чего ждёшь? Серьезность на лице испугала. Полностью уверенная, что меня отпустят с миром, я не ожидала, что он внезапно занесет руку для удара. При всем своем желании увернуться бы я не смогла. Рот приоткрылся от изумления, а глаза расширились. Он что, действительно это сделает?.. Быстро зажмурилась, кожей чувствуя движение руки. Я даже ладонями приготовилась лицо закрывать, что не успело понадобиться. Вздохнула, кончиком носа ощущая костяшки. Удар был такой силы, что волосы разлетелись в разные стороны. Открыла глаза. Кулак успели отставить, а дыхание мое не собиралось восстанавливаться. С усердием сдерживала подступившие слезы. Губы задрожали, а бешенство набрало достаточный оборот. — Ты.. — губы сжались в тонкую полоску и все те замечательные чувства, которые он вызывал минутой ранее, испарились, — д..да пошел ты нахер, ненормальный!.. На этот раз без препятствий спрыгнула, стремглав забежав в дом. Так и познакомились.