Песнь о северном море

Каждое лицо требует должного ухода. А это не подразумевает умывание обычной проточной водой, не соответствующей температуре моего тела. Но даже если у меня нет нормальной возможности поддерживать хорошее состояние кожи, то это не значит, что я не в силах заботиться о ней, о состоянии рук и эмали зубов. Так что не трудно догадаться, что утренний моцион в этом столетии составлял в основном холение того, что я холила каждый божий день с маленькой погрешностью в некоторую сложность воспроизводимого действа также с учётом небольшой невозможности, к примеру, сделать крем для рук или маску для лица. Грубо говоря, я просто растягивала время, дольше обычного чистя зубы и стирая с лица липнувшую усталость. Но и приём пищи, особенно с утра, должен быть выполнен со всеми правилами и нормами, чтобы... А чтобы, да, потянуть быстро идущее время. Медленным шагом направилась обратно к дому, словно сдерживаемая непревзойденной силой земного притяжения, как-то быстренько и незаметно переобувшейся и ставшей действовать параллельно земле, перетягивая моё слабенькое тельце противоположно дому ведуньи. С безнадегой оглядела уже привычные виды и с испугом уставилась на резко выпрыгнувшую из-за дома девчушку, держащую в руках пустое ведёрко и собирающуюся перейти мне дорогу. Надежда переполнила грудь сладостным предвкушением того, что суеверность поможет мне оттянуть момент ухода из деревни, если эта маленькая, миленькая, хорошенькая девочка перейдёт дорогу и... Шатенка застыла и уже странно покосилась на меня, очаровательно нахмурила тонкие бровки и через секунду с подозрением обвела всю мою фигуру взглядом. И сразу же шагнула обратно за поворот, исчезая из моей жизни навсегда. Угрюмо проводила одними только глазами, не сдвинувшись с места. Быстро помрачнела, стерев из мыслей все намёки на благосклонность вселенной. Серьезно? Меня даже дети не взлюбили? Это можно расценивать как новополученный навык неумеющего строить отношения? Или может силу неприязни каких-то негостеприимных деревенщин? Ауру аутсайдера? Симбиоз меня и неудачи? Или же паразитизм гнетущей атмосферы десятого века над моим разумом? Тягостно вздохнула, почесав кожу над правой бровью. М-да, дела. Ну а с другой стороны, чего я хотела? За неделю я ни с кем даже из своего века найти общий язык могла если не с трудом, то с некоторыми усилиями. А тут уж понятное дело — туманная душа скандинавов... Изредка проходящие мимо люди с насмешкой глядели на кислую мою рожу, ведь настолько она была недовольной, что будь у кожи такое свойство, как отравление воздуха и людей, вдыхающих эту мерзость, то вокруг меня бы летало зелёное ядовитое облачко. Радуйтесь, твари, что я так не умею. Ведь если бы умела, то вы меня бы за три версты обходили и не смели кидать мерзкие шуточки-самосмейки и косые взгляды. А так, что поделать, потерплю. Но думать о том, как я душу каждого ублюдка, внезапно не полюбившего мою внеземную персону, не запрещено? Кровожадно усмехнулась, вспоминая каждый чёртов способ укрытия трупов. Вот было бы неплохо, если бы все обидчики как-нибудь шустренько сговорились и вместе скинулись с какой-нибудь особенно высокой башни. — Ана..! Вдалеке замаячила бежавшая Трин, неустанно махавшая над головой руками. Отвлеклась от излишне лютых мыслей и принялась ждать ее, думая, чего же она хочет. Нервно закусила внутреннюю сторону щеки. — Ана, — Трин глубоко дышала после, по ходу, длительного забега, а когда нормализовала дыхание, продолжила, — тебе Хальфсен просил передать. И она поднесла к моему лицу на вытянутой вперёд руке маленькую тоненькую цепочку. Она была серебряной и такой хрупкой, что я побоялась к ней прикоснуться, не то, что нечаянно потянуть и разорвать ее. — Сказал, подарок. Натянула вежливую улыбку. И что же, этот милый паренёк уже узнал о моей скоропостижной кончине, как их прекрасной соседки, помощницы и просто замечательного друга? И зачем решился на такой расточительный подарок? Скучающе посмотрела на достаточно чистую поверхность украшения. Мне достаточно хорошо известно, что серебро в этом времени ценится лучше золота, и поэтому не думаю, что у стареньких родителей Хальфсена имеется его в приемлемом количестве. Викинги, насколько мне известно, грабят деревни, и в их добычу входит серебро. Но в этой деревушке нет ни одного разбойника. А это значит, что либо этого металла у их семьи очень мало, ограничиваясь этой цепочкой, либо и вовсе нет. Уже нет. Ну, не учитывая их возможные заначки, естественно. — Прости, Трин, но я не могу принять это. Передай Хальфсену, что я очень ему благодарна, но я не хочу отнимать у них такие изделия. Извини, что тебе пришлось побегать, — максимально беспристрастно посмотрела на опешевшую блондинку, под конец фразы не удержавшись и виновато приподняв уголок губ. — Н-но... Быстро развернулась, сделав вид внезапно свалившейся на голову занятости. К глубочайшему сожалению, я не особо хотела связывать себя какими бы то ни было отношениями в чертовом десятом веке. Мало ли, что значит его жест? Может, он таким образом решил взять меня в жёны или в рабство продать? Знаю, две крайности, но лучше уж отказаться от такого привлекательного предложения, как плавненькое избавление от горячо любимой свободы. Нет, серьезно, я не хочу общаться с ним. Лучше буду одинокой чудачкой, чурающейся любого общества, чем вечно радующейся лицемеркой, ради выживания старающейся вбиться в друзья как можно большему количеству людей. Мало ли, может у него какие-то проблемы? А я не желаю ни слушать, ни решать их. Но моим вниманием тут же завладела другая, не менее удручающая мысль. А где йомсвикинги? Где же мои красивые, статные и сильные йомсвикинги? Отзовитесь, прекрасные создания богов, так вероломно занявшие мои мысли, заставляющие чувствовать непреодолимое ощущение любви и страха за свою, чтоб его, жизнь. Где же вы?.. Уничижительно усмехнулась. Была бы рада, если бы на дне морском. Но не думаю, что они такие глупенькие несмышленыши, резко потерявшие связь с реальностью и пошедшие топориками под воду. И вряд ли бы они, гадёныши, уплыли без Тордис. А в деревне-то их и не видать. Значит, на своих кораблях ночевали? Что ж, их дело. Но как же жаль, что все до единого не могут потерять память и отправиться по домам. Но что бы я не ощущала по отношению к ним, мне всё-таки хотелось бы разглядеть их экипировку, оружие, щиты, можно корабль... Ах, какая же это страсть: к оружию, сильным мужчинам, безопасности и комфорту. Особенно к последним двум. И связано это с тем, как я полагаю, что мне всегда приходилось долго привыкать к новой обстановке, чего уж говорить о веке. Но иная обстановка в десятом веке — это слишком. Неприспособленная я к таким финтам ушами, что поделать? Тут хотя бы месяц побыть, привыкнуть к людям, нормам поведения, адаптироваться к холодному климату... а не на вторую неделю колесить в какой-то Йомсборг. Гоп-стоп, а ну-ка притормозим. А где этот Йомсборг? Если до него надо на кораблях плыть, не значит ли это, что он далеко? Класс, Насть, умница. Теперь тебя просто придется похвалить за очевидность рассуждений и неумерший мозг. Только боюсь, что корабли не оправдают возложенных на них чрезмерных ожиданий. Это мне не век передовых технологий со всеми удобствами, это суровый век викингов, век, когда про личные каюты даже не слышали. Да уж. Только и остается надеяться на благосклонность вселенной... хотя стоп. Пролетаем с этим вариантом. Но а всё-таки, будь это недоразумение, именуемое чёртовой базой чёртовых наёмников чёртового раннего средневековья, не далеко, не нужно было бы на этих посудинах море переплывать. Тяжко вздохнула, открывая дверь, и с унылой рожей зашла внутрь. Тордис же благим настроением тоже не отличалась и, уже собравшаяся, дожидалась меня. — Что ты так долго намывала? — она была такой недовольной, что резко выделялось на фоне ее нервного состояния ранее. Лицо было настолько постное, что даже переплюнуло мое. — Мои зубы должны блестеть ярче солнца. Я же из деревни в люди переезжаю, все должно быть на высшем уровне, — и довольно улыбнулась, чувствуя разливающееся удовлетворение от сказанной недодерзости. Она протянула понятливое и ёмкое "а" и вытолкала меня обратно на улицу. Сморщила лицо, походя на пережеванный финик, и взяла одну из двух сумок у Тордис. И тут же согнулась в три погибели. — Что ты туда положила? — выдавить из себя слова показалось сложнее, чем держать этот мешок с цементом, и, сделав усилие, несколько приподняла вещь над землёй. И тут же положила обратно. — Только все самое необходимое, — она, гадко усмехнувшись и насмешливо оглядев моё напряжённое лицо, с лёгкой руки забрала сумищу и передала другую сумку, разительно отличавшуюся размером от предыдущей, — на, эта полегче. Расстерянно взяла протянутую вещь и перекинула её через плечо. Некоторое смущение отразилось на лице посредством потеплевших щёк, и я, дабы спрятать это недоразумение от чужих глаз, опустила голову. Облизала губы и добрую сотню раз чертыхнулась про себя. Чёрт возьми! Ну разве я такая немощь, чтобы не справиться с весом какого-то мешка, который, тем более, подняла женщина в летах? Боги, Настя, неужели вместе с вылетом из двадцать первого века ты и из своего тела выпала? Вот ведь..! А Тордис же, издевательски широко улыбаясь, с надменностью и напрочь отсутствующим чувством такта давила смешки от такого жалкого вида. Почти обиженно надула губы, когда заметила это выражение лица. — Долго ещё возиться будешь? Хмыкнула и первая вырвалась вперёд. Голубоглазая быстро нагнала меня и мы пошли вровень. Но Тордис вскоре ускорила шаг и как-то подозрительно пошла в направлении большего скопления домиков... Выругавшись под нос, озадаченно спросила: — Тордис, мы через деревню? — о милые мои боги, как же я надеялась, что нет, что ты, Настенька, какая деревня? Твоя боевая подруга Тордис ведёт тебя через равнины зелёные и поля цветущие, через ручьи текущие и стада пасущиеся. Куда угодно, как угодно, через любые неизвестные тебе дебри, но не через это чертово место, где тебя будут провожать в лучшем случае бранным словом, а в худшем — вперёд ногами. И Тордис не подкачала, и прямо и честно выдала мне следующее: — Другого пути не знаю. Классно. Вообще прекрасно. Замечательно. Фантастически. Волшебно. Вне всяких похвал. Очень уж захотелось съязвить, что если бы не знала, то по этой земле не смогла бы передвигаться совершенно. Но попридержала язык за зубами и, понурив голову, покорно и несколько уныло последовала за блондинкой. В голове начали виться мыслишки наподобие чего-то маловероятного. К примеру, а почему бы нам, всей весёлой братией йомсвикингов и очаровательных дам, не поплыть на поиски приключений ближе к вечерочку? Прямо-таки сразу после полуденного чая? Конечно, я понимала, что ориентироваться на море ночью — задачка не из лёгких, и лучше отплыть именно сейчас, дабы по погоде хорошей. Но твою мать, я не хочу смотреть на довольные рожи этих деревенщин. Благо, спасибо тебе, господи, когда умывалась, постоянно ловила взглядом их, проходящих мимо. — Успокойся, они просто проводят нас до выхода из деревни. Понятливо промычала и якобы с доверием и всеобъемлющей чистотой в глазах улыбнулась и глянула на профиль Тордис. Та, видимо, уловив мою игру боковым зрением, закатила глаза и сделалась ещё больше недовольной. Шли мы недолго. Вблизи собравшаяся толпа гудела, тут и там слышались фразочки вроде "как жаль, как жаль" и "такая ведунья хорошая, тяжело без нее будет...". Когда же староста стоял впереди всей процессии и важно выпячивал грудь. Сморщилась и встала по правое плечо ведуньи. — Тордис, ты, безусловно, важный человек нашей маленькой деревни... — а дальше я не слушала, предпочитая рассматривать обалдеть какое красивое небо, потому что неприятные мурашки пробегали от звучания фразочек, почти каждая из которых сквозила всепоглощающим почтением и мерзопакостным лицемерием (как мне казалось; ну не видела я ничего хорошего в этих людях), что даже становилось почти тошно (а может, мне стало грустненько и обидненько, ведь Тордис провожали красивыми словами, а меня косыми взглядами), — ...мы будем вспоминать тебя на пирах только как о славной ведунье, которая многое сделала для этой богами забытой деревни. Жители загудели на качающую головой Тордис. Класс, спасибо, что не забыли про ещё одного здоровского человека, так благородно помогавшего вам на протяжении целой недели. Это я, если кто не понял. — Нечего меня провожать, не заставите ведь остаться, — может, мне показалось, может, нет, но в ее голосе проскользнула нотка ехидства. Легонько улыбнулась и пошла за этой язвой, намеренно игнорируя вновь появившиеся шепотки. Жители ещё долго стояли и махали руками в прощальном жесте, но это ни капельки не трогало мое сердце. Особо не заморачивалась насчёт того, что, возможно, я их больше никогда в своей жизни не увижу. Оно и к лучшему, на самом-то деле. Да и не хотелось, если честно. — Флоки нас, поди, заждался. Если лицо Тордис могло жить своей жизнью, то оно бы отравило или зарезало своей колкостью и неприятностью в данный момент. Она явно была не в духе. Хотя как тут побудешь, когда против воли возвращаешься туда, откуда сбежала? Мне не особо нравилась царившее между нами напряжение, поэтому я сочла нужным его разрядить. Добавить, так сказать, нотки веселья в бочку с дерьмом. — Подождёт ещё, — сделала максимально непринужденный вид, — по приходе не заставит же нас остаться, — это смогло вызвать только горькую усмешку и, кажется, слезы. — Ты не умеешь шутить, да? — она даже не дождалась моего ответа, — никогда не пробуй, не хочу это больше слышать. Это было грубо. И кто ей сказал, что я пошутила? Может быть, это были мысли вслух. Фыркнула и демонстративно отвернулась. Волнение, как само собой разумеющееся подступило к горлу. Прикусила губу. Черт, я опасаюсь встречи с этими людьми. Логично, капитан очевидность! Это же, мать его, воины раннего средневековья! И мало ли что может произойти? Они товарищи, как я поняла, уж больно противные и настойчивые, и потому, только захоти они что-то сделать против моей несомненно важной в этом путешествии персоны и всё — каюк, гейм овер, энде-хуэндэ, песенка спета, зрители разошлись. Я, как прискорбно не было это признавать, нежеланный пассажир, и меня просто могут на борт не пустить. Тордис хорошо, ей не нужно бояться, что могут нечаянно оставить на берегу. А возвращаться в деревню я не горю желанием. Вот и выходить ситуация хуже дерьмеца. — Почти пришли, — ведунья сказала это недовольным, но уже спокойным голосом. Если бы она добавила "..до твоего нового места эксплуатации, пойдём обратно вечером", то я могла бы с вероятностью в процентов шестьдесят быть в замешательстве и плохо скрываемой радости. Если так посудить, совершенно не придираясь к тараканам в головах людей этого места, то в деревеньке-то откровенно получше будет, чем в неизвестной крепости неизвестных мужчин. Пройдя сквозь негустой лес, мы вышли на ранее не облюбованное мной побережье. Оно было обставлено невысокими, но грубыми скалами, и пройти меж них можно было только по узкому проходу, и то по очереди. Потом в глаза бросились корабли, стоящие на берегу. Они были длинны, края их невысоки и вообще они напоминали мне какие-то блюдца. Очень странной формы блюдца. А, ну и огромные, окрашенные в бело-красный цвет или просто белые паруса. По краям висели белые щиты, и в голове пробежала мысль, что с таким цветом идут на мир. На кораблях уже стояли многие йомсвикинги, приводя мое сердце в восторг, граничащий с паникой. Собрала всю смелость в кулак, сжала булки и натянула на лицо скучающее выражение. Как не кстати волнение усилилось. Страшнее всего в ту секунду было опозориться перед этими дюже важными засранцами. В какой-то момент я даже дошла до того, что обматерила их в голове за наглость, излишнюю важность и витавшую вокруг них атмосферу чистого угнетения и мрачности. И мне очень не хотелось, что бы на месте удивительной и обворожительной меня увидели забитую мышку, с которой считаться — себя не уважать. Не то, что бы я хотела им что-то доказывать... Но лучше сразу произвести впечатление холодной и уверенной девушки, для которой общество воинов отнюдь не обременительно. Так, соберись. Спину выпрямила, нос кверху, поза расслабленная. Главное — дышать. Отойдя от своих дел, к нам подошёл мужчина со странной прической, напоминавшей мне стог сена, с хитрющими глазами и тонкой улыбкой, такой, что от вложенного в неё плутовства захотелось маленько отплеваться. Поверх его одежды была накинута белая мантия, закреплённая какой-то загогуленой. Сам он был высок и мощно сложен. — Пришла, наконец, — только по одному звучанию я поняла, что этот голос точь-в-точь тот, который я слышала вчерашним вечером. Он кинул на меня взгляд, но ничего не сказал. Сто процентов дар речи от моей красоты потерял, бедненький. А позади него стояли два амбала, хмуро глядевшие на меня. Незаметно сглотнула, но не дрогнула, даже легонько нахмурилась в ответ. Вот, смотрите, я тоже недовольна вашим существованием. — Это моя ученица, — словно отвечая на немой вопрос, повисший в воздухе, Тордис развеяла ауру непринятости меня в здешний круг. Сдержалась от невольного приподнимания бровей. Ученица? Серьезно? Придумала бы что-нибудь менее банальное. Ну, не знаю, троюродная племянница, например. Или бежавшая от рабовладельцев дочь какого-нибудь мега важного, но, к сожалению, настолько же неизвестного... да хоть воина. Черт, что угодно, но не эту заурядную чушь, в которую поверит только великий тупой, великий глухой, великий слепой и так далее по списку. Внезапно они замолчали и уставились на меня. Подавила желание недоуменными глазами уставиться в ответ. — А зовут тебя...? — Представься. Они сказали это одновременно, к чертям сбивая мою уже выстроенную складную речь молодой, гордой и больше молчаливой, чем болтливой аристократки. В голове с бешеной скоростью стали перебираться варианты моего возможного имени, потом, мысленно ударив себя о столб, спровоцировала невероятный подбор версий уже имени Анастасия, а затем мозг резко оборвал поток приходящей информации, остановившись на самом правдивом варианте. — Ана... — и вот тогда вспомнился немаловажный факт: ты, грёбаная маразматика, забыла про тайну своего крещения после рождения, мать твою. Но закончить нужно было! Ведь начала говорить и не показала интонацией на окончание ответа! Тут, верно, тысяч триста нервных клеток скоропостижнулись, — ..на. Занавес. Непонимающе нахмурилась. Что-то не так. Стремительно залилась краской. Анана..? Анана? Анана?! Не опозорится хотела? Кто меня потянул за язык?! Глаза шокировано расширились. Со стороны амбалов послышался смешок. Среагировала моментально и дико уставилась на них, готовая вырвать с их "аха" парочку языков. И тут же словила мощный подзатыльник. Приложила ладонь к пострадавшему затылку, очумело раскрыв рот от сильной боли. — Ана, — выдавила из себя, будто целенаправленно пыталась спровоцировать рвоту, которая, хуже того, не хотела провоцироваться. И черт, какая же тяжёлая у Тордис рука! — Я Ана. — Просила же не шутить, — со стороны ведуньи повеяло угрозой, смешанной с желанием придушить кое-кого, — твой юмор умер ещё в зародыше, — она сказала это с такой жестокостью, чёткостью и остротой, что мне как-то захотелось в туалет. Но списала это на шутки организма. — Он имеет право на жизнь, — обиженно пробубнила, потирая затылок, конечно, желая сказать совсем другое, но предпочитая вообще заткнуться. Она цыкнула, а после усмехнулась, заметив мою обиженную рожу, сморщившуюся от боли. Тордис, внезапно встав чуть впереди меня, мельком закрывая плечом, взяла мою свободную руку и сжала предплечье. Тордис тяжело посмотрела на Флоки, выглядевшего задумчивым, и вдохнула воздуха для вопроса: — Когда отправляемся..? — Подождите...! И была вероломно прервана бегущей парочкой подростков. С волнением выдохнула, ощущая стойкое скапливание тревоги у сердца. На кой чёрт они сюда бегут? Не заметила, как недовольно нахмурилась и ужесточила взгляд. Хальфсен добежал первым и остановился, приводя в норму дыхание, поставив руки на колени. Трин его нагнала, приняв такую же позу. Совсем быстро он схватил меня за руку и вложил отданную мной обратно цепочку. — Почему ты вернула мне подарок? Это тебе, мне он не нужен. Кое-как не отшатнулась и не отдернула руку в испуге. Какого черта он творит? Его заметная спешка, частое дыхание, несколько безумно-умоляющий взгляд порождали в душе неприятное чувство раздражения и почти гнева. — Но... — Мы не хотим ничего слушать! Забирай и не отдавай никому! — Трин своим криком могла оглушить самолетные установки, но многие терпеливо перетерпели это кощунство. Она заставила прижать эту несчастную цепочку к груди, плотно, к самому сердцу. Презрительно сощурила глаза, благодаря невиданному доселе самоконтролю, как-то неожиданно появившемуся, нацепив на лицо маску холодной барышни. Трин несколько сконфузилась и недоуменно отстранилась. — У меня будет много таких цепочек, но я хочу, что бы первая принадлежала тебе, — Хальфсен, ярко покраснев, спешно всё проговорил, чудом не запинаясь, опустив взгляд в землю. Досадливо поджала губы. Ибо ничего, кроме этого чувства, не вызывал у меня дан. Неужели ему настолько не хватает внимания от противоположного пола? Родители не уделяют времени? Друзей нет? Или таинственная подростковая душа терзает его разум? Неинтересно. — Мне это не нужно. Не намеревалась помогать. Даже с опущенной головой было заметно, как он побледнел. Рассерженно выдохнула, сжимая челюсти. Ну и что это за сцена..? Шутом не нанималась, чтоб его. Сдержала порыв закатить глаза. Насть, давай, вспомни, ты ведь тоже была подростком, не будь столь жестока. — Хальфсен, — лицо мое стало серьезно, а намерения и подавно, — я не нуждаюсь в этой вещи. Я просто не в состоянии это взять. Он хотел что-то сказать, но я, решившая зарубить на корню появляющиеся недопонимания, не дала и слова смолвить. — Ты думаешь, что мне в радость забирать у твоей семьи серебро? Нет, конечно. И что значит, что бы первая принадлежала мне? — остро посмотрела ему в глаза, и он снова отвёл взгляд, — ты собираешься грабить? Не ты ли говорил, что не хочешь подобной судьбы? Или ты уже передумал? — его грудь стала чаще подниматься, и я снизила напор, — почему ты решил, что я должна её брать? Почему ты пришёл сюда? На что ты надеялся? Нет значит нет, — его плечи передёрнулись от последних слов. Вся тактичность всеми своими силами сдерживала меня от простого ухода без объяснений, и упёртость заставляла стоять до победного конца, пока до него не дойдёт, что нахрен мне не всралась эта цепочка. Под конец совсем смягчившись под видом запуганного паренька, в знак капитуляции подняла вверх ладони и улыбнулась. И улыбка эта показалась почему-то жутко наигранной. Трин же смотрела на меня так опечаленно, что стало немного совестно от эмоций, вложенных в этот взгляд. Оборачиваюсь в сторону кораблей, не роняя в сторону подростков больше ни единого слова. — Мы же вроде плыть куда-то хотели?... Мне отстраненно кивнули. Странно, но глупых и до жути неприятных посмеиваний больше не было. Всем как-то резко стало не до моих косяков. И забираясь на борт, и выходя за пределы скал, и отплыв уже далеко, я все видела стоящие две фигуры, точками видившиеся с далёкого моря. И ничего не ощущала по отношению к этим людям. Просто одни из представителей рода человеческого, с которыми мне довелось встретиться и которые плавно переплыли в прошлое, в то, с чем я никогда больше не встречусь. На глади волн я видела отблески солнца, путавшегося в русых волосах и сверкающего драгоценным золотом. Это вообще можно назвать прощанием?..