Папина дочка

Он так скучает по её первой улыбке. Первому смеху. Первым шажочкам и первым словам. Скучает по первому дню рождения его девочки и первому Рождеству. Так же невыносимо он скучает по первому прорезавшемуся зубику и первой стрижке. Он с грустью вспоминает тот первый родительский день. Ему не хватает стольких вещей — вещей, которые снова с ней уже не повторятся, и он сожалеет об этом. И он клянётся, что всегда будет рядом с ней, что бы ни случилось. Он полюбил её сразу, как только увидел, когда ей было только три года. Было просто невозможно не сделать это, учитывая, что она до мозга костей похожа на мать. На свой четвёртый день рождения она впервые называет его «папочкой», всего через семь месяцев после того, как они познакомились. Он сам покупает ей её первую настоящую книгу (а на девять лет она получает от него свою первую метлу). В первое совместное Рождество он целует её мать под омелой, а следом и её тоже. Он залечивает её ободранные коленки после первого падения и аккуратно целует их, чтобы она перестала плакать. А ещё он изображает коня для своей принцессы, играет с ней в чаепития и сажает на плечи, чтобы во время прогулок она видела то же, что и он. (И мало кто знает, что он мечтает так же видеть мир её глазами). Они обе говорят «да», когда он опускается на одно колено и делает предложение. Когда ей было шесть, она узнаёт, что у неё будет братик или сестричка. Тогда ему приходится обнимать её почти четыре часа, пока она плачет, потому что он не её родной отец и новый малыш будет его первым родным по крови (слава богу, ему удаётся убедить её, что появление другого ребёнка ничего не изменит и он будет любить её по-прежнему). Ни один её футбольный матч не обходится без его присутствия — несмотря на то, что он совершенно не разбирается в правилах, и он никогда не отказывается потренироваться с ней на заднем дворе после работы. Каждое воскресенье они вместе готовят и раз в месяц ходят в кафе-мороженое неподалёку от их дома. Когда он сообщает, что ей нельзя ходить на свидания до тридцати пяти, и она кивает в ответ, он радуется, как ребёнок. Он часами проводит с ней время в её домике одеял, рассказывая истории, слушая её и мечтая, чтобы она всегда оставалась такой. Её первое письмо из Хогвартса они тоже получают вместе, а после все вчетвером идут в Косой переулок за покупками (и, несмотря на сдержанные протесты её матери, нещадно балует девочку). Он едва сдерживает слёзы, когда она посылает ему воздушный поцелуй из окна Хогвартс-Экспресса (а её первое письмо он даже вешает в рамочку в спальне). У него чуть не случается сердечный приступ, когда на Рождественских каникулах на втором курсе она призналась, что влюблена, причём в старшекурсника. Когда в пятнадцать лет она впервые страдает из-за парня, в которого была влюблена ещё в двенадцать лет, он расчёсывает её спутанные пышные волосы, вытирает ей слёзы и зовёт её мать, чтобы та нашла его палочку (и как он гордится, когда через два года, после очередного расставания она рассказала ему, как заколдовала своего бывшего). Ещё больше он гордится ею, когда она окончила Хогвартс с лучшими оценками из возможных — совсем как мать. Пусть она никогда не была ему родной по крови, она всё равно остаётся его маленькой девочкой. Его ангел. Его Роза Уизли-Малфой.

***

Драко пристально смотрит на стоящего перед ним мужчину, сжав кулаки, с внезапно проснувшейся ненавистью, совершенно игнорируя тот факт, что его глаза были того же оттенка голубого, что и у его дочери. Рональд Уизли. Ему становится не по себе. Он сердит и озадачен, но гораздо сильнее, яростно так, он чувствует инстинкт защитника. Защитника его малышки — которая, впрочем, не такая уж малышка: 18 лет исполнилось, чей мир сейчас рискует перевернуться с ног на голову. Малфой делает шаг вперёд, поднимая кулак, ослеплённый такой чистой яростью, разгоняющей кровь по венам — но его останавливает прикосновение маленькой нежной руки к его груди. Он бросает взгляд на стоящую рядом с ним жену, всё ещё одетую в классический офисный костюм. Она качает головой, вполголоса прося его держать себя в руках, однако он видит борьбу в глубине её больших карих глаз. Он вновь оглядывается на переминающегося с ноги на ногу около камина мужчину, который словно до сих пор не мог решить: сбежать ему или не стоит. — Что ты тут забыл? — рычит Драко, не в силах сдерживаться. — Я пришёл, чтобы поговорить с Гермионой, — поясняет Рон. — Она в курсе. — Ты не в том положении, чтобы играть со мной в игры, Уизли. Что тебе нужно? — Драко, — умоляюще шепчет Гермиона. — Я надеялся, что смогу увидеться с Розой, — вздыхает Рон. — Её здесь нет. — Я заметил. — Рон, мне кажется, сейчас не самое подходящее время, — мягко пожимает плечами миссис Малфой. — А когда оно наступит, Гермиона? — Понимаешь…. Я не уверена, что вываливать на неё всё — это хорошая идея. Наверное, лучше, чтобы сначала я сама с ней поговорила об этом. Позволь ей всё обдумать. Драко переводит взгляд с жены на своего бывшего — и нынешнего — врага и обратно. Между бровями пролегает морщинка. — О чём поговорить? Что обдумать? Гермиона смотрит на него мягко и в то же время виновато. — Рон хочет её увидеть... — Это я и так понял, — досадливо перебивает он. — … и надеется стать частью её жизни. Драко моргает и на секунду замирает. Он ощущает себя так, словно она только что нанесла ему удар прямиком в сердце. Он годами с ужасом ожидал этого момента с того самого дня, как Роза назвала его папочкой. Он ничего на свете не боялся так, как этого. — Нет, — машинально говорит он, — этого не будет. Никогда. — Это не твоё дело, Малфой! — Вскипает Рон. — Ещё как моё, черт возьми! — рявкает Драко, делая шаг вперёд и чувствуя, как Гермиона его удерживает. — Я её отец... — Я её отец! — отрезал он. — Ты потерял своё право в ту секунду, когда бросил её. — Драко, — успокаивающе погладила его по плечу жена. — Ты же не можешь всерьёз думать об этом, Гермиона, — усмехнулся, неверяще глядя на неё. — Он бросил тебя. Он бросил тебя одну с двухмесячным ребёнком. Он бросил свою собственную дочь. — Я знаю, но… — Что но? Как ты можешь… — Это не наше решение, Драко, — откликается она. — Ей восемнадцать лет. Она вправе сама решать, и если мы сделаем это за неё, не говоря ей ни слова — не сообщив, по меньшей мере, об этом — она просто нас никогда не простит. Он моргает, молча смотря на жену, позволяя её словам проникнуть в голову и отложиться там. Он знает, что она права. И он просто в бешенстве, что это так.

***

Неделю спустя Ему всегда нравилось, что Роза унаследовала от матери не только её ум, но и мягкосердечие. То, как она заботилась обо всех вокруг: от муравьёв, заползавших в её песочницу, до бездомных, которым она покупала еду каждую пятницу около библиотеки. Что она всё время оказывалась рядом, когда это было нужно или если ему хотелось обсудить свой день. Как она беспокоилась о чувствах окружающих больше, чем о своих собственных. Так, как она переняла от матери её взгляды на Г.А.В.Н.Э. Но сейчас он бы предпочёл, чтобы она не была столь всепрощающей. Он смотрел на свою дочь — такую взрослую и красивую, точную копию своей эффектной матери — и не мог отвести взгляд. Она стояла перед зеркалом в прихожей, как бы проверяя, всё ли идеально. Ещё неделю назад она делала то же самое перед свиданием — и неожиданно он пожелал, чтобы она снова собиралась именно на свидание, и он никогда раньше бы так не подумал. — Мам, ты не видела мои белые балетки? — Они в твоей комнате, милая, — улыбнулась Гермиона. Без лишних слов Роза скрылась на лестнице, и, как по команде, в дверь позвонили. — Я открою, — спохватилась Гермиона и, прежде чем Драко успел отреагировать, направилась в прихожую. — Привет, Рон. — Доброе утро. Она готова? — Да! — возвестила Роза, появляясь на лестнице. Единственное, он был уверен, что помогло ему продержаться остаток дня, было то, как она обняла его и чмокнула на прощание перед тем, как отправилась на обед, со словами: — Пока, папочка!

***

Две недели спустя — Ты не потеряешь её. Драко обернулся в дверях. — Как давно ты там стоишь? — Достаточно, чтобы понять, что происходит у тебя в голове, — ответила она, пересекая кухню, чтобы обхватить одной рукой его талию. В тот момент они оба обернулись, чтобы посмотреть в сторону двери. Все Уизли, включая Рональда, Поттеры и Малфои собрались в Норе на воскресный обед. Они сидели во дворе, наслаждаясь тёплой погодой и слегка припекающим солнцем. Старшие дети в большинстве своём играли в квиддич, в то время как младшие просто бегали вокруг. Но только один ребёнок привлекал его внимание и один взрослый. Роза и Уизли. Точнее их взаимодействие. За последнюю пару недель эти двое невероятно сблизились. С тех пор Драко был на грани и постоянно находился в крайне мрачном настроении. Сквозь старую сетчатую дверь он наблюдал, как Роза хихикает над чем-то, сказанным Уизли. И, возможно, если бы он не был чертовски сбит этим с толку, он мог бы наслаждаться таким чудесным звуком. — И я снова скажу это. Ты не потеряешь её, — пробормотала Гермиона. — Ты не можешь этого знать. — Что?… Я могу, — настойчиво проговорила она, смотря на него снизу вверх и пристраивая свой подбородок ему на плечо. — Ты её отец, Драко. — Как и он, — откликнулся тот. — Чёрт, да он связан с ней. — Зато ты её вырастил, — прошептала она. — Ты был рядом, пока она росла. Был рядом, когда она больше всего в тебе нуждалась. Она никогда этого не забудет. Ты всегда будешь её любимым папочкой. — Как и он. Гермиона вздохнула. — Драко… — Ты знаешь, что это правда, Гермиона, — перебивает её муж, пытаясь не глядеть на то, как его дорогая девочка ладит со своим настоящим отцом. — Он её отец. Биологический. — Но это не означает, что от этого ты перестаёшь им быть. — У них есть связь, Грейнджер. Такая, какой у меня никогда не будет, — бросает он. — Ну хорошо, допустим. Но у тебя и Розы тоже есть связь, которой у неё никогда не будет с Роном, — замечает Гермиона. — И какая же? — скептически спрашивает Драко, уставившись на неё сверху вниз смущённым, полным надежды, взглядом. — У тебя было всё её детство, Драко, — поясняет она. — Когда-то ты был для неё целым миром, каким для любой девочки бывает её отец, пока она не открывает для себя остальную его часть. Ты был первым мужчиной, которого она полюбила. Ты тот, с кем она сравнивает всех своих парней, как делает каждая девочка, любящая своего папу, — тут она остановилась, поднимаясь на носочки и оставляя целомудренный поцелуй на твёрдых тонких губах мужа. — Ты не потеряешь её, милый. Обещаю. — Пап. Папочка! Драко оглядывается в том направлении, откуда слышится голос, и улыбается. Она стоит со своим младшим братом и машет ему рукой. В его глазах загорается весёлый огонёк, и она расплывается в широкой улыбке. И выглядит такой… счастливой. — Да, родная?

***

Три дня спустя Драко слышит, как открывается дверь кабинета, раздаётся звук лёгких шагов, прежде чем тишину прерывает её голос. — Пап.... Папочка. — Что, Роза-заноза*? — мягко спрашивает он, не отрывая взгляда от бумаг. Она весело смеётся, опускаясь на один из стульев возле стола — её стул, как она заявила, когда ей было пять. — Я когда-нибудь говорила, насколько я люблю, что так меня называешь только ты? — Нет, — усмехнулся ей отец, качая головой. — Никогда. — Пап... — Что, Роза? — Положи перо и внимательно слушай, — потребовала дочь спокойным голосом. Оба засмеялись, вспоминая, как она сказала это в первый раз. Ей было четыре, она пришла к нему в кабинет и хотела, чтобы он послушал. Тогда он пообещал, что когда она будет приходить и садиться на этот стул, всё его внимание будет её. Иногда он даже позволял ей садиться к нему на колени, выдавал перо, меняя чернила на розовые, и куски пергамента, чтобы она «помогла ему работать». Драко выполнил своё обещание и сейчас, кладя перо на стол и засмотревшись на неё. Она была как та маленькая девочка, что искала его, когда ей было скучно. Однако сейчас она уже выросла, разве нет? — Что-то не так? — Это не со мной что-то не так, а с тобой. — Со мной? Со мной всё в порядке. — Пап, я знаю тебя лучше, чем ты думаешь, — сообщила Роза, внимательно глядя на него. — Ты знаешь… из-за того, что Рональд снова появился в моей жизни… ты не перестал быть моим папой, понимаешь? Он был ошарашен и застигнут врасплох такой прямотой. — Я…. Да, я знаю, — ответил Драко, пусть и не слишком убедительно. — А ты знаешь, почему ты лучший папа в мире? — улыбнулась она, наклоняясь вперёд. — Нет, и почему же? — откинулся он назад, складывая руки на груди. — Потому что ты выбрал меня, — тихо пояснила Роза. — Ты выбрал меня, пап. Ты не должен был любить меня, но ты любил. — Конечно, Роуз. Я безмерно люблю тебя. — Я знаю. И я тебя люблю, ты же знаешь, верно? — Да… — пробормотал Драко, нежно улыбаясь. — Конечно, детка, я знаю. — Вот поэтому ты и лучший, пап, — сказала она, протягивая свою руку к его поверх стола. Он сжал её маленькую ладошку своей и ласково потёр большим пальцем. — Мало кто может сказать, что их отец выбрал любить их, а я могу. Я не была твоей ответственностью и не была твоим ребёнком, но это не имело для тебя никакого значения. Ты относился ко мне, как к родной. Я никогда не была твоей падчерицей или дочерью твоей жены. Я была именно твоей дочерью. Он улыбнулся, глядя на их сцепленные руки. — Рон мой отец по крови. Он дал мне жизнь, но на этом всё. И до сих пор это так. А ты показал мне весь мир. Ты дал мне всё и любил меня. Драко вздохнул. — Роуз, он тоже тебя любит. Я думаю, что тогда он не был готов. И он должен был любить тебя, иначе бы не пришёл к тебе сейчас. — Это, должно быть, было очень сложно для тебя сказать это, — усмехнулась Роза, сжимая его руку. — Ты даже не представляешь насколько, — покачал он головой, посмеиваясь. — Дать Рону второй шанс… это, пожалуй, то, что я должна сделать. — Ну, ты однозначно мамина дочка: вторые шансы — это по её части, — с ухмылкой откликнулся Малфой. — Я и твоя дочь тоже, — захихикала Роза. — И ты меня не потеряешь, пап. — Честно? — Честно-пречестно. Она протянула ему через стол мизинец другой руки, и он обернул свой вокруг её. После чего поднёс обе их руки к своим губам, целуя свою. Она засмеялась и повторила его движение. — Я люблю тебя, пап. — Но я всё равно сильнее, Роза-заноза.