Ночь (№3)

Я смотрел на город, в прокуренные глаза далёких сонных звёзд, в разинутые рты луж и ям на дороге под моими ногами, смотрел на сияющие осколки снежинок, бесшумно парящих вокруг. Это была та самая ночь, та ночь, которую я ждал. Самая прекрасная ночь в моей жизни. На улицах почти тихо – вся жизнь, всё движение этого мира, кажется, сосредоточено на паре-тройке центральных улиц, напоённых громкой музыкой уличного оркестра и смехом радостных, захмелевших горожан. Интересно, спят ли, живут ли когда-нибудь эти грустные женщины из придорожных палаток?.. - Пачку «Винстона» с ментолом, пожалуйста… - кладу три десятирублёвые скомканные бумажки на потёртую пластмассовую подложку и украдкой заглядываю в уставшие глаза продавщицы. Сонная, она со вздохом достаёт откуда-то из-под прилавка пачку моих любимых сигарет и, положив её на исцарапанный пластик взамен исчезнувших в металлическом нутре кассового аппарата денег, улыбается мне. - Сколько можно курить? За вечер уже третий раз приходишь…не бережёшь себя совсем… Виновато улыбаюсь, кивком благодарю её и, открывая купленную только что пачку, оглядываюсь по сторонам. Мутные глаза фонарей лениво глазеют на блестящую крупу, что сыплется с неба. Какой сегодня день? Какой праздник нынче празднуют все эти люди? Холодный дым сдавленным глотком сопровождаю прямиком к лёгким… Ментол обжигает замёрзшие губы; медленно выдыхаю отраву, выпуская к ближайшему жёлтому электрическому глазу облачко горячего пара-дыма. Навстречу шагает дитя перестройки двадцатилетней выдержки – довольно молодая девушка, похожая на целиком вырезанную из раскрашенного животного жира футуристическую матрёшку. Даже её тщательно уложенные волосы кажутся сально-блестящими, скользкими…наверное, уметь видеть суть людей не такой уж и приятный дар. Мучаюсь с ним всю свою недолгую пока жизнь – вижу людей насквозь, и ничего не могу с этим поделать. Скользкое создание, вальяжно переставляя запихнутые в модные сапоги на каблуке толстые ноги, шествует мимо, обдавая меня ароматом мятной жвачки, дорогих духов и дешёвых сигарет. Даже не взглянула мне в лицо…что ж, и на том спасибо. Перехватить самодовольный взгляд маленьких блестящих глаз, спрятанных под тщательно уложенной чёлкой, означало бы для меня приступ рвоты, никак не меньше. Жадная, очень жадная и самовлюблённая юная подпорка для поглотившего весь мир пьянства и следующего за ним по пятам порока. Улыбка касается моих губ, и ещё облачко дыма срывается с них, ища пути наверх, и постепенно тая в замороженном, пресыщенном снегом холодном воздухе. Я слишком долго выжидал, искал, надеялся и теперь чувствую – вот она, эта ночь. Сегодня – или никогда, времени лучше я не мог и придумать…даже не верится, что… Морозец коснулся кончиков моих ушей, и я инстинктивно потёр левое ухо чуть менее замёрзшими пальцами. Чёлка снова потеряла форму, которую я с такой тщательностью придавал ей утром, и упала на глаза, мешая обзору. Пришлось аккуратно заправлять её вслепую – ближайшее доступное мне зеркало осталось дома, над привычным бледно-голубым тюльпанчиком раковины, так неаккуратно пару дней назад облитой мною краской для волос. Уродливые синие полосы никак не хотели смываться, сколько я не старался; зато, теперь мой цвет волос мог посоревноваться в синеве разве что с морем на иделистичных советских календарях, так лихо расходившихся по домам и до сих пор хранящиеся где-то на антресолях, забытые и выцвевшие. Горячий фильтр с тихим кратковременным шипением тонет в пушистом сугробе; касаюсь замёрзшими пальцами снега, собирая немного мягкой холодной массы, дабы скатать комок. Ночь длинная, всё успею…успею, куда же денусь… Где-то неподалёку у кого-то тренькнули электронные часы – одиннадцать вечера. Снежный комок разлетелся на ошмётки, аккуратной круглой лепёшкой оставив след на стекле окна второго этажа ближайшего дома. Неподалёку залаяла собака – вскоре, показался и источник звука. Неопрятная дворняга с узкой мордой, длинным рыжим хвостом и узким розоватым языком стремительно перебирала лапками, направляясь в мою сторону, изредка возобновляя лай. Одного моего взгляда из-под синей чёлки хватило, чтобы напугать её и заставить, поджав свой роскошный, почти лисий хвост, ретироваться восвояси. В подбитом мною окне загорелся свет. Я сосредоточенно вглядывался в оконный проём, сонно освобождаемый обитательницей квартиры от мутной завесы полупрозрачных штор, и нервно покусывал металлическую штангу в губе. Окно открылось и длинные рыжие кудри девушки тут же оказались покрыты белыми снежинками, которые, казалось, и не думали таять на огненно-холодных её волосах. Она беглым взглядом окинула двор, близоруко щурясь, и мне пришлось махнуть ей рукой, чтобы она меня заметила. - Что же ты на улице мёрзнешь, заходи! – разулыбалась она. Вряд ли она различила черты моего лица, но узнать меня не сложно - синие волосы переливались под лучами искуственного солнца, глядящего на меня со столба. Отказываться от приглашения глупо, учитывая, что ради этого я пришёл в этот двор и промёрз под её окном несколько часов кряду, в ожидании подходящего момента. - Что же сразу не зашёл? – она, по прежнему улыбаясь, смахнула снег с синих моих волос, в её слеповатых бирюзовых глазах светилась искренняя забота…вот оно. Нашёл. - Не знаю...постеснялся, наверное... - потупив взгляд, смущённо улыбаюсь, сбрасывая с себя остатки холода и закрывая входную дверь. - Проходи, я тебя чаем горячим отпаивать буду...у меня и пирог есть, вишнёвый, только из печки. Хочешь? - Нет, не хочу тебя напрягать... Она беззаботно улыбнулась, сверкнув милыми ямочками на щеках, и жасминовым вихрем унеслась на кухню, а мне ничего не оставалось, как усесться на кресло, ибо ноги совсем перестали меня слушаться от волнения. Спустя несколько минут мы уже беззаботно беседовали, попивая чудесный травяной чай и лихо уничтожая божественно вкусный пирог. Она хохотала, и её смех отдавался в моём сердце каким-то тёплым сиянием - так всегда бывает, когда человек искренне и беззлобно смеётся, не так ли? Я был готов вечно разговаривать с ней, слушать её голос и улыбаться ей, чтобы снова увидеть её улыбку. Но момент наступал, стрелки на циферблате наперегонки подползали к полуночи, а я всё никак не мог решиться...когда маленькая пухлая стрелка с милыми завитушками на фигурном кончике всего на один пролёт опережала длинную и тонкую, похожую на резную сувенирную стрелу, сестру, я решился. - Знаешь...я хочу спросить тебя об одной вещи... - язык перестал меня слушаться, и я понял, что если продолжу говорить настолько медленно, то начну мямлить, и она точно ничего не поймёт. Поэтому резким движением я достал из кармана маленькую бархатистую коробочку, открыл её перед ней и выпалил единственное слово: - Узнаёшь? В её глазах блеснуло удивление, и я почти подумал, что нет, я ошибся, и мне придётся с позором бежать отсюда, из города, из этого мира, чтобы не чувствовать стыда и боли ошибки, фатальной ошибки. Но... В её глазах уже стояли слёзы. Слёзы счастья...я чувствовал, как оно исходит от неё тёплыми волнами. Тепло счастья не похоже на тепло от батареи или от костра...его не возможно описать словами, можно только почувствовать, и если вы никогда не делали какого-то человека поистине счастливым, мне вас жаль: вы совсем не знаете, насколько прекрасна жизнь. - Узнаю. Не как в сказках, не как в глупых мелодрамах и бразильских сериалах, не как у всех, а просто так вот, по-особому, мы нашлись. Мы больше не были одиноки. Двое Чистых, рождённые, чтобы выжить. - Ева, я нашёл тебя... Через три минуты люди исчезли, забрав здания, машины, войны, пороки и прочие проявления цивилизации с собой в бездонное ничто. Им не было больно или страшно - нет, они просто исчезли. Испарились и перестали существовать. Остались только мы. Только сад. Только бессмертие и наша миссия - населить землю Чистыми... Шёл декабрь 2012 года.