Сердце

Время действия: 24 день Летних Молний — 22 день Осенних Скал 5 года К.В. 1 По легенде Рамиро подхватил Октавию в седло и повез в ближайший город искать священника. Оставшийся безымянным эсператист наверняка удивился — как удивился настоятель церкви святой Доры, когда после окончания вечерней службы молодой человек в богатом черно-белом мундире подвел к нему теребящую косу селянку и попросил обвенчать их. Лучше всего немедленно. Дальше все было как в тумане. Терпкий запах курений, свечи, низкий, тягучий голос священника и тяжелый золотой браслет, со звоном защелкнувшийся на запястье. Стук копыт на темной, безлюдной улице, круглое лицо хозяина гостиницы, свеча, отразившаяся в мутном зеркале… Тихое пожелание доброго сна — и только скрипнула ведущая в смежную комнату дверь. В городе они задержались на два дня — молодая жена герцога Придда не может появиться перед новой родней и слугами в крестьянской юбке. Портной утверждал, что его семья не смыкала глаз днем и ночью, чтобы голубое атласное платье было готово в срок. Лайзе оно показалось роскошным, того же мнения были и служанки в гостинице. Торжественное прибытие новобрачных в родовой замок состоялось в день Осеннего Излома. Выйдя из услужливо распахнутой лакеем кареты, Лайза оказалась в перекрестье десятков взглядов — подозрительных, цепких, недружелюбных. Высокий юноша в фиолетовом камзоле выступил вперед и красиво поклонился. Рука герцога Придда — Лайза не решалась назвать его по имени даже мысленно — успокаивающе сжала ее пальцы. — Госпожа герцогиня, разрешите представить вам моего брата. Клаус-Максимилиан, граф Васспард. Клаус, это Лайза, герцогиня Придд, моя жена. — Добро пожаловать, герцогиня, — что бы ни думал граф Васспард о выборе старшего брата, ритуал приветствия он выполнил как следует. Поцеловав Лайзе руку, юноша повел ее сквозь расступающуюся толпу к распахнутым стрельчатым дверям, на которых красовались два блестящих золотом спрута, оседлавших серебряные волны. Замок показался Лайзе мрачным и темным. Сурово глядящие портреты, рыцарские доспехи, тяжелая старинная мебель, украшенная все теми же спрутами, огромные гобелены — вся эта роскошь будто давила. В начале пути Клаус-Максимилиан вежливо спросил, не слишком ли трудно оказалась дорога, услышал, что не слишком, и больше не произнес ни слова. А вот путь по едва освещенным редкими факелами коридорам и лестницам казался бесконечным. Как можно жить в доме, где даже днем темно как в могиле?! Долгий путь закончился в обитой голубым атласом гостиной, которая выглядела уютнее коридоров. Большие стрельчатые окна давали достаточно света — в розоватых лучах вечернего солнца танцевали легкомысленные пылинки. Клаус-Максимилиан - какое длинное имя! - подвел Лайзу к низкому диванчику, а сам отошел к окну. — Сейчас подадут напитки. Ваши комнаты уже готовы. — А где… господин герцог? — Будет лучше, если вы станете называть меня по имени, — герцог Придд закрыл за собой дверь и присел в кресло рядом с большими старинными часами. — По крайней мере, в присутствии родственников и когда рядом нет слуг. Его Светлость герцога Придда звали Валентин-Отто. Тинэ — обращался к нему Арно Савиньяк. — Я постараюсь. 2 «Маршал Рене отдал приказ, на первый взгляд показавшийся странным, но командующий дриксенским корпусом растерялся, и это в решающей мере определило исход сражения под...» Лайза перевела взгляд на гравюру. Лицо белокурого маршала Рене Эпинэ расплывалось перед глазами. Десятки незнакомых имен, названий и военных терминов наползали друг на друга, как пчелы в сотах, роились, жужжали, и никак не хотели становиться понятными. Лайза захлопнула «Историю двадцатилетней войны». Отдыхая, она обычно смотрела в окно, но там тоже было безрадостно — начавшийся третьего дня дождь и не думал заканчиваться. Уехавший почти неделю назад Валентин наверняка успел добраться в Акону до ненастья… и это было единственным утешением. Они не успели даже толком поговорить. За ужином в день приезда Валентин сообщил всем, что завтра выезжает в ставку маршала Ариго. Отпуск закончился, и ему "не хотелось бы" пренебрегать служебным долгом даже ради молодой жены. Кроме того, следовало пригласить собственно маршала и некоторых его офицеров на прием, что состоится в двадцать первый день Осенних Скал. Герцогиню нужно представить обществу, и затягивать с этим нежелательно, поскольку к середине Осенних Ветров дороги развезет окончательно. Остается меньше месяца — на подготовку замка, шитье туалетов и, что не было сказано, но ощутимо витало в воздухе, обучение молодой герцогини поведению в приличном обществе. Герцог Придд уехал с рассветом, по ведомым ему одному причинам решив обойтись без прощания. Лайзе сообщила об этом служанка — полная белокурая женщина смотрела на молодую хозяйку с плохо скрываемой неприязнью. Следующая неприятность ждала Лайзу за накрытым белоснежной скатертью столом. Дождавшись, пока слуги покинут комнату, Клаус-Максимилиан, поправив на коленях салфетку, сообщил: — Валентин счел нужным уведомить меня о вашем настоящем происхождении и образовании. Наша старшая сестра, графиня Гирке, сможет добраться сюда не раньше, чем через две недели, а до тех пор вашим обучением предстоит заниматься мне. Почему Валентин уехал так скоро? Привез жену и умчался, оставив ее наедине со своим вежливым и равнодушным, как мороженая рыба, братом. Клаус-Максимилиан изъяснялся такими же книжными оборотами, походил на старшего лицом и манерами, но казался моложе и… злее. Смотрел на собеседника чуть прищурившись, как кот, следящий за мышью с забора. Добыча слишком далеко, можно прикинуться равнодушным, но в бархатных лапках уже сжимаются когти. Тогда Лайза ткнула ложкой в благоухающий малиной студень и молча кивнула. Учиться придется с утра до ночи, это она знала с самого начала. Следующая фраза была короткой и хлесткой, как пощечина. — Вы умеете читать? Дрожащий бордовый кусок предательски пополз с ложки и шлепнулся обратно в тарелку. В горле встал ком, но Лайза все же сумела выдавить: — Умею. И писать тоже, господин граф. — Я потрясен, — усмехнулся Клаус-Максимилиан. — Желе принято есть маленькой серебряной ложкой, той, что лежит справа от вашей тарелки. После завтрака я принесу из библиотеки книги, с которыми вам нужно будет ознакомиться в первую очередь. Восемь толстенных томов повергли Лайзу в ужас — неужели кто-то надеется, что она прочтет это за две недели? «Гальтарские хроники», «История падения Кабитэлы», какой-то Павсаний… Самой тонкой выглядела «История двадцатилетней войны», поэтому с неё Лайза и начала. С тех пор прошло шесть дней. Каждое утро, сразу после завтрака, являлся толстый и значительный, как бургомистр, портной. Лайзе нравилось перебирать мягкие, струящиеся ткани, но впивающиеся в тело булавки порой доводили ее до слез. Иногда казалось, что служанки делают это нарочно, мстя свалившейся на голову выскочке. Слуги в замке Приддов никогда не улыбались, а из-за нарочитой вежливости сквозило презрение. «Госпожу герцогиню ждут в малой столовой», «Не желает ли госпожа герцогиня выехать сегодня на прогулку?» (на улице лило второй день), «Какое платье желает надеть госпожа герцогиня?» Платьев пока было всего три — голубое, в котором Лайза приехала в Васспард, и два наскоро сшитых фиолетовых — чуть светлее и чуть темнее. К ним прилагалась дополнительная пытка — никогда не носившей корсета селянке было мучительно привыкать к натирающему ребра каркасу. Который, к тому же, часто затягивали так, что не вздохнуть. По вечерам граф Васспард устраивал уроки правописания, разбирая ошибки в диктанте с видом генерала, сообщающего о предательстве Пеллота. Но Лайза уже начала привыкать к ядовито-вежливым замечаниям — в конце концов, Клаус-Максимилиан не виноват, что его брат женился на простой девице, которую нужно учить буквально всему. Которая не знает, в какой руке держать вилку, и никак не разберется, чем отличается пушка от кулеврины. Лайза вздохнула и вновь открыла книгу. Рассказав о сражении вкратце, автор приступал к подробному описанию. Значит, снова предстоит путать арьергард с авангардом и запоминать имена бесконечных генералов — потому что иначе понять, кто, где и с кем дерется, было невозможно. А Лайза старалась учиться на совесть — гости приедут и уедут, но ведь и с гер... с Валентином нужно о чем-то говорить. Он эту книгу наверняка читал не меньше раз, чем Лайза - Книгу Ожидания. А если… на столе у окна виднелся письменный прибор и стопка бумаги — может, попробовать зарисовать? Тут дриксы отражают атаку талигойской пехоты и не видят, что во фланг им заходит конный корпус Савиньяка… — Вас вряд ли возьмут штабным картографом, но идея не лишена остроумия, — голос Клауса-Максимилиана выдернул Лайзу с поля битвы в малую сиреневую гостиную замка Приддов. — Спасибо на добром слове, — только и сумела сказать она. Наверное, впервые со дня приезда ей случилось услышать доброе слово. — Лучше будет сказать: благодарю за комплимент, — поправил Клаус-Максимилиан. — Ирэна прислала курьера — сейчас она в трех днях пути. — А… — А Валентин вернется к концу недели. И вы об этом знаете. — Знаю. Знает, но не может не спрашивать. Неужели всего полторы недели назад она всерьез надеялась, что сумеет жить без него? Живет, прямо сейчас и живет, но дни до встречи кажутся бесконечными. Ожидание затмевает даже тоску по дому, хотя и он вспоминается часто. Отец, мама, сестры и братья, однорукий Нильс, Марта, дядя Эрнст… А еще — шелестящая над головой листва, пахнущий сеном ветер, кривая яблоня у забора. Возвращаются с пастбища коровы, мыча и взбивая копытами дорожную пыль, щелкает кнутом пастух, разбегаются по домам мальчишки — они любят парное молоко, а их матери уже готовят ведра для вечерней дойки… Клаус-Максимилиан задумчиво посмотрел на нее и тихо выскользнул из комнаты, прикрыв за собой дверь. 3 Графиня Гирке не отпускала язвительных замечаний и не выводила Лайзу из себя издевательской вежливостью. Она просто наблюдала. Молча, безучастно, порой рассеяно. Но рядом с ней почему-то хотелось провалиться сквозь землю. Провалиться не получалось, «ученица» продолжала путаться в подоле, проливать на скатерть противный горький шадди и вытирать рот рукавом. С Клаусом было легче, но сейчас они сидели за столом втроем, и Лайза вежливо кромсала на шестнадцать частей ни в чем не повинную котлету. Она знала, что к ночи взвоет от голода, но кусок не лез в горло. Ирэна молча наблюдала. Седой лакей в фиолетовом шагнул в столовую и застыл, ожидая, пока его заметят. — В чем дело, Пауль? — поднял брови Клаус-Максимилиан. — Прибыл герцог Придд. Вихрем пролетев мимо удивленного слуги, Лайза бросилась по коридору. Наконец-то! На лестнице она едва не упала, запнувшись за ковер, и чуть не сбила с ног служанку с кипой белья. Слуги уже открывали тяжелые двери со спрутами. Лайза выбежала на крыльцо и остановилась, переводя дыхание и не сводя глаз с поднимающейся навстречу фигуры в черно-белом мундире. Валентин — о чудо! — улыбался. — Счастлив видеть вас, эрэа. В столовую они вошли рука об руку. Здороваясь с братом, Ирэна смерила Лайзу осуждающим взглядом, но теперь ей было все равно. Валентин вернулся - теперь хотелось обнять весь мир. Клаус поинтересовался здоровьем графа Ариго и положением в Гельбе. Разъезды доносят, что в Гельбе желтеют лиственницы, а маршал Жермон каждое утро фехтует с генералом Райнштанером, чему и рад. Через пять дней из Надора ожидаются обозы с фуражом, но добраться к двадцатому числу до Васспарда маршал успеет. Скоро Валентин ушел переодеваться, а Лайза взялась за вилку. Клаус-Максимилиан потом обязательно ввернет что-нибудь про бегающих по лестницам невоспитанных девиц, ну и пусть. Вечер пролетел незаметно. Подали вино, но пить никто не стал. Клаус рассказывал о разосланных приглашениях. Весть о внезапной женитьбе герцога облетела Внутреннюю Придду до невозможности быстро. Графини и баронессы, точившие зубы на единственного холостого талигойского герцога были наверное разочарованы, однако приехать на прием в Васспарде не отказался никто. Пусть не повезло с герцогом, повезет с его братом, и, кроме того, ожидается много знатных военных. С юга написал Эмиль Савиньяк — Франческа дохаживает последний месяц, так что они приедут только вдвоем с Арно. Графиня Арлетта останется с невесткой в Сэ, здоровье не позволяет ей путешествовать осенью. Его Превосходительство Регент Талига, разумеется, Олларию не покинет. В чем никто и не сомневался, приглашение Лионелю Савиньяку посылали из вежливости. Валентин и Клаус говорили о высшей знати Талига, как в Метлих обсуждали родичей из соседней деревни. Кто-то проигрался в карты, кто-то женился, а у того — три дочери на выданье. Лайза слушала, широко раскрыв глаза: многие фамилии она даже не слышала, а через неделю ей предстоит принимать их в роли хозяйки дома. Впрочем, главному Ирэна с Клаусом ее уже научили. Не путать столовые приборы, молчать и иногда улыбаться. Ни в коем случае не радостно. Графиня Гирке в разговоре участия не принимала. Откинувшись в кресле, она молча смотрела на пылающий в камине огонь, думая о своем. А потом ушла, сославшись на усталость. Поразмыслив, Лайза решила тоже подняться к себе. Она уже знала, что этикет не позволяет мужчинам уходить раньше дам, а Валентин наверняка устал с дороги. Отпустив Грету — эта девушка была единственной, кто не обливал «госпожу герцогиню» холодным презрением — Лайза устроилась перед зеркалом, с наслаждением вытаскивая из волос шпильки. От шпилек к вечеру начинала болеть голова, но кос герцогини не носят. Даже простые горожанки делают себе прически, что уж говорить о дамах из высшего света, которым горничные строят на голове дворцы и башни. Украшенный серебряным спрутом гребень легко скользил по волосам, и те привычно окутывали Лайзу мягкими золотистыми волнами. Интересно, Валентин уже лег спать? Мама с отцом всегда ночевали в одной комнате, если не болел никто из детей. У герцогов наверняка все сложнее — Ирэну Лайза спросить не успела, а Клауса — не решилась. В дороге Валентин требовал у хозяев гостиниц смежные комнаты, вежливо оставляя молодую супругу одну, по прибытии же в замок провел ночь неизвестно где. Точнее, наверняка в своей спальне — но где она, Лайзе так никто и не рассказал. Отложив гребень, она разделила волосы на пряди — на ночь она привычно заплетала две косы. Первая из них уже была готова, когда колыхнулись свечи, и знакомый спокойный голос произнес: — Разрешите, я сделаю это сам. Прохладные пальцы коснулись шеи, по спине пробежала дрожь. Это не было похоже на страх, но сердце колотилось как сумасшедшее, а дыхание сбивалось, словно она опять бежала через ночной лес, чтобы увидеть своего герцога. Заплетенная коса змеей скользнула по спине. Валентин погасил стоящие у зеркала свечи и потянул Лайзу за руку, прося встать. По-кошачьи блеснули в полумраке светлые глаза, сильная ладонь нежно легла на затылок. Лайза зажмурилась, словно собиралась прыгать с обрыва, горячие сухие губы коснулись шеи — и мир обрушился в пропасть. Так чувствует себя подхваченный ветром осенний лист, то взмывающий к небу, то кружась опускающийся к земле. Или лодка в штормовом море, которую сначала возносит, а потом накрывает волной, утягивая вниз, вниз, вниз… Горячая волна схлынула вечность спустя, оставив после себя странно приятную усталость. Лайза медленно открыла глаза — мир еще слегка кружился. Одна из кос совсем расплелась, на комоде догорала единственная свеча. Валентин лежал на животе почти поперек кровати, положив голову на руки, и смотрел на Лайзу широко распахнутыми блестящими глазами. Покраснев от смущения, Лайза нашарила сбитое в ком одеяло и кое-как натянула его на себя. — Валентин… — Только что ты звала меня иначе. Краснеть было уже некуда, только отвести взгляд. Зачем она подслушала тот разговор?! Валентин — слишком длинно, и на гребне очередной волны пришло другое имя. Короткое, будто вздох, ласковое, как брызги морской пены, прохладное, словно ночной ветер — Тинэ. — Простите... прости, мне не стоило… Капитан Савиньяк… — Арно просто сократил северное имя на южный манер. Полагаю, он не откажется поделиться с тобой привилегией называть герцога Придда именно так. Когда мы одни, разумеется. — Конечно. — Иди сюда. Они так и уснули поперек огромной, впору медведям, кровати, тесно прижавшись друг к другу. По общему согласию не став отыскивать забытые где-то на полу ночные рубашки. Засыпая, Лайза слушала, как стучит рядом чужое, нет, самое родное на свете сердце. 4 Первым, разумеется, примчался Арно Савиньяк, у которого не хватило терпения дождаться застрявшего на юге старшего брата. И прискакал в Васспард на три дня раньше остальных гостей. Вторым прибыл маршал Ариго вместе с женой и трехлетним сыном, в сопровождении Ойгена Райнштайнера и близнецов Катершванцев. Белокурый малыш Анри с недоверием оглядел встречающих и потянулся к Лайзе. Граф Ариго подкрутил усы и подмигнул Валентину, который с серьезным видом обнимался с близнецами-бергерами. Графиня Ингрид рассмеялась и обняла Лайзу вместе с сыном. Она вышла замуж за тогда еще генерала 4 года назад, сразу после заключения мира, одарив графа Ариго парой десятков здоровенных белобрысых родичей из Бергмарк. Пришлось закладывать рядом с домом предков Ариго в Гаярэ бергерский замок, но пока графиня жила с мужем в Аконе. Лайза тоже не отказалась бы перебраться поближе к расположению Западной армии, но Валентин был непреклонен — герцогиня Придд должна жить в Васспарде. Так безопаснее, да и пересуд меньше будет. Между прочим, сплетен хватало и без того, о чем Клаус-Максимилиан решил напомнить Лайзе перед самым началом приема. Она заворожено кружилась перед зеркалом, любуясь нежно-сиреневым платьем с золотыми лентами. В уложенных в замысловатую прическу волосах сверкала изумрудами диадема, на шее красовалось аметистовое ожерелье. — Вы прекрасны, — вежливо сообщил Клаус. Таким тоном он обычно говорил о вчерашней погоде. — Полагаю, мужчины будут очарованы. С женщинами сложнее — графини и баронессы кусают локти, что упустили знатного жениха, который достался внебрачной дочери захолустного барона. Вам нужно вести себя безупречно, не давая повода усомниться в оправданности выбора герцога Придда. Будьте спокойны и равно вежливы со всеми, постарайтесь не замечать оскорбительных намеков — не сомневаюсь, что они будут, но не позволяйте чужой зависти вывести вас из себя. — Мы будем рядом, — подошедший Валентин осторожно, чтобы не помять ленты, обнял Лайзу и поцеловал в лоб. Сам он, конечно же, выглядел безупречно — светло-фиолетовый камзол украшала золотая цепь с аметистами и несколько цепочек потоньше. Воротник и манжеты на фоне загорелой кожи казались ослепительно белыми, тщательно расчесанные каштановые волосы обрамляли серьезное лицо. Лайза не удержалась, обняла мужа за талию и посмотрела в зеркало. Неважно, кто что говорит, они подходят друг другу. Сейчас Лайза выглядела — и чувствовала себя — равной мужу. Громко стукнул жезлом церемониймейстер — и вот они уже идут сквозь украшенные золотыми спрутами двери туда, где шумит и волнуется людское море. На герцогскую чету устремились сотни взглядов — восхищенных, любопытных и где-то наверняка завистливых. Лайза шла медленно и плавно, как учила ее Ирэна, смотря прямо перед собой. Улыбнулся и подмигнул Арно, которому строгий этикет был нипочем. Одобрительно качнула головой Ингрид. Дальше были сплошь незнакомцы. Вон худая дама в зеленом ханжески поджала губы. Подслеповато сощурилась старушка в розовых рюшах, а рядомвысокий подтянутый генерал усмехался в седые усы. Склонился в низком поклоне полный господин в парике с буклями, а вот носатый прыщавый парень смерил Лайзу неприятным оценивающим взглядом, как лошадь на ярмарке. Что ж, прием по случаю свадьбы главы дома Приддов начался. Два дня тому назад Арно и Клаус, увлекшись спором, нарисовали аж на десяти листах генеалогические древа главных аристократических домов Золотых Земель. Получившаяся картина больше всего напоминала сцепившихся в драке спрутов — причем четверых или пятерых сразу. Убив три часа на попытки объяснить Лайзе, кто кому и кем приходится, Арно махнул рукой — «в Талиге все всем родственники». Но стоило Валентину отойти, он тут же пристроился рядом, шепотом представляя подходящих гостей. Через полчаса у Лайзы начала кружиться голова от «троюродных внучатых племянников», «усыновленных бастардов второго мужа», «теток жены кузена» и прочих дальних и не очень чьих-то родичей. В голове вертелось бабушкино «нашему забору двоюродный плетень», и всё же Арно очень помогал. Светская беседа требовала прославить предка-героя Двадцатилетней, поинтересоваться здоровьем общей троюродной бабушки и сочувственно помянуть свернувшего шею на охоте соседа по родовым владениям. Гости шли и шли. Молодые и старые, красивые и уродливые, лысые, лохматые и в париках… От сверкающих украшений рябило в глазах, а сиропные комплименты словно превратили воздух в вязкую патоку. Кивая очередному сиропному барону, Лайза вдруг поняла, что осталась одна. Валентина увел седоусый генерал, матрона с двумя набеленными девицами чуть не под руки утащили Арно, Клаус, вроде бы, ушел за напитками, но пропал. Барон вылил весь мед и откланялся, а его место заняли две дамы в строгих коричневых платьях. Первая была моложе и полнее, вторая — старше и костлявей, но смотрели они одинаково. «Умишко заячий, да зубы волчьи» — дочери графа из Старой Придды отличались от дочерей метлихского кузнеца разве что нарядами. — Мы счастливы познакомиться с вами, герцогиня, — протянула младшая, впившись глазами в фиолетовые аметисты на шее Лайзы. — В последнее время все только о вас и говорят. Такая романтическая история... герцога и его «девочки в окошке». Мы с сестрой с детства любим житие святой Октавии. История Октавии и Рамиро сегодня навязла на зубах. Некоторые поминали святую без задней мысли, другие же умудрялись приправить медок дегтем, а то и ядом. —…так трогательно, согласитесь? — подхватила старшая графиня. — Дорогая Лайза — ведь я могу называть вас так? — откройте тайну, где вы познакомились с нашим дорогим герцогом? Неужели на постоялом дворе, как святая Октавия? А может, вы собирали цветы или пасли овец? Лайза старательно улыбнулась одними губами, как учил Клаус. Песенку о пастушке, потерявшей невинность в объятиях проезжего дворянина, она слышала год назад на ярмарке — пьяные подмастерья задирали деревенского увальня. Тот только глазами хлопал — в песне мешались талигойские и дриксенские слова. Отец тогда зло сплюнул и поспешил увести дочерей подальше. Не дождавшись ответа, графини продолжили ворковать. О прелести деревенской жизни и тяготах жизни дворянской. К счастью, откуда-то притопал малыш Анри и, вцепившись «тете Айзе» в юбку, потребовал конфет. Раскланявшись с поджавшими губы графинями, Лайза повела ребенка к столику со сладостями. Прием тянулся и тянулся. Графы, бароны, маркизы и виконты раскланивались друг с другом, беседовали, закусывали вино конфетами и ждали ужина. От тяжелой прически начинала болеть голова. Неподалеку мелькнул Валентин, но исчез раньше, чем Лайза сумела поймать его взгляд. Вдруг растерявшись, она застыла посреди зала, и тут сбоку донеслось… — Знаете, дорогой граф, в наши времена всего можно ожидать, — вещала носатая дама в малиновом берете, — но этот, с позволения сказать, наследник древнего рода перешел все границы. Покойный герцог Вальтер никогда не допустил бы подобного — притащить в гнездо Приддов какую-то оборванку. Дочка барона от придорожной шлюхи, подумать только. Не воображает же она, что мы не узнаем правды. — И не говорите, дорогая! — вторил завитой как баран собеседник, совсем недавно рассыпавшийся перед герцогом и герцогиней в комплиментах. — Но я знаю Валентина с детства, он никогда бы не вступил в подобный союз. Боюсь предположить, что могло его заставить. Возможно, в дело вмешались дриксенские шпионы, которые грозились уничтожить его семью. Мальчик не так давно потерял родителей, а его младший брат сейчас в Олларии. — О, это было бы слишком просто, граф. Я предполагаю худшее — эта «святая Октавия» наверняка спуталась с Врагом. Знаете, древние ритуалы позволяют… Лайза сама не заметила, как вылетела из зала в темный коридор, ведущий в сторону кухни. Сколько же злобы живет в этих медовых гадюках, сколько яда! Слезы душили. Хотелось сорвать с себя все украшения и бежать, куда глаза глядят, от гудящего за спиной улья. Почему эти люди не могут спокойно смотреть на чужое счастье? Лайза прижалась лбом к прохладной стене, чувствуя, как течет по щекам вода. За что?.. — Йонас мой по молодости в Варасте служил, — сказали за спиной, и Лайза рывком обернулась. Полная белокурая женщина в вышитом переднике служила в замке кастеляншей. Кажется, она впервые заговорила с «госпожой герцогиней» по-человечески. — Там звери водятся — навроде змеи, только с лапами и волосатые, что волчий хвост. Жрут падаль али зверушку, какая слабая попадется, да и друг другом не брезгуют. Местные их ызаргами прозывают. Так вот, мой Йонас как эту свору в зале увидел, так сразу и говорит: ызарги, мол, кишат. Про кишащих волосатых змей Лайзе рассказывал Арно, а тому — старший брат Эмиль, когда-то воевавший в Варасте. Слышало бы разряженное в пух и прах высокородное общество, как его сравнивают со степными падальщиками! Клокочущая внутри обида вдруг исчезла, побежденная рвущимся наружу смехом. — Спасибо, — улыбнулась Лайза сквозь высыхающие слезы. — И вам, и Йонасу. Как вас зовут? — Илсе мое имя, — расплылась в ответной улыбке женщина. — Да вы не бойтесь этих графьев, обнаглеют — сразу к мужу идите. Наш герцог любую гадину прищучит, не шпагой, так словом. — Это Валентин умеет как никто! — как Арно ее нашел? — Госпожа герцогиня Придд, вас там господин отец-барон искать изволят! — Иду! Спасибо вам, Илсе! — Да чего уж там… Непривычно разодетый барон спешил навстречу, распахивая любящие объятия. Подставляя лоб для поцелуя, Лайза почувствовала, как в горле встает ком. Отчаянно хотелось спросить про настоящих родителей — но вокруг кишели ряженые ызарги, готовые вцепиться в любой намек. К счастью, церемониймейстер как раз приглашал гостей к столу, и в возникшей суете барон шепнул на ухо: — Привет тебе от матушки с батюшкой. Просили передать, что хорошо у них все, сестра твоя младшая простыла по осени, да уже выздоровела. Что в ответ сказать? — Передайте, что я их люблю и помню. И еще… что мне тоже хорошо. Здесь! Слезы давно высохли. Не о чем плакать. Валентин рядом, а с остальным она справится. Барон довольно кивнул и повел «дочь» к столу. Лайза, наконец, увидела Валентина — но легче от этого не стало. По традиции, герцог и герцогиня сидели на разных концах невозможно длинного стола. Графы и бароны жевали и галдели, галдели и жевали, провозглашая тосты «за герцогиню», «за Его Величество Карла Четвертого», «за господина регента всея Талига»… Справа от герцогини Придд, на правах друга семьи, сидел Арно, слева — прямой как палка генерал Райнштайнер. Валентин предупреждал, что лучшего друга маршала Ариго можно с непривычки испугаться, но Лайза была благодарна молчаливому бергеру. Под его пристальным взглядом фамильярные разговоры затихали сами собой. Пир кончился за полночь. Гости понемногу расползались спать. Попрощавшись с Арно и Ингрид, Лайза отправилась наверх, не дожидаясь мужа. Честно говоря, она не надеялась, что Валентин придет сегодня, но он пришел — как раз когда Лайза поняла, что звать Грету бесполезно, и с ужасом представляла, как будет спать в платье и корсете прямо на стуле. Валентин молча помог ей раздеться, разобрал прическу и на руках отнес в кровать. Через миг Лайза уже спала, уткнувшись носом в подушку, и ей ничего не снилось. 5 Валентин всегда уходил рано утром — раньше, чем Лайза просыпалась. Так случилось и в этот раз. Когда вошла Грета с кувшином воды для умывания, герцогиня Придд была в комнате одна. С удовольствием потянувшись, Лайза выбралась из постели — и поняла, что у нее подгибаются колени. Больше всего хотелось юркнуть обратно под одеяло и больше не вылезать, особенно к гостям. Но ызарги ждали — впереди был завтрак и торжественные проводы отъезжающих. К обеду в Васспарде останутся только друзья — Арно, маршал Ариго с семьей и Катершванцы. Генерал Райнштайнер, хотя и считался, если не близким другом, то очень хорошим знакомым семьи Приддов, сегодня же отбывал обратно в Акону. Выполнив долг вежливости, он стремился вернуться на службу. Лайза с нетерпением ждала обещанной после обеда конной прогулки — за целый месяц в Васспарде она так ни разу и не выбралась посмотреть окрестности. Одной герцогине выезжать не полагалось, а Клаус-Максимилиан и Валентин были заняты другими делами. Да и погода обычно не подходила для прогулок. Однако сегодняшний день обещал быть ясным и не по-осеннему теплым. Подмигнув встающему над горизонтом золотому солнцу, Лайза отправилась умываться. Хорошо, когда тебе семнадцать — можно полночи не спать и выйти к завтраку свежей, как утренняя роза. Так сказала Ирэна, зайдя к Лайзе перед выходом, чтобы помочь выбрать украшения. Впрочем, сама она выглядела как всегда безупречно. В отличие от сползшихся к завтраку ызаргов, то есть, гостей. За завтраком царило гробовое молчание — кавалеры и дамы, как могли, прятали друг от друга опухшие лица. Кудрявый барон, тот самый, что вчера назвал Лайзу дриксенской шпионкой, хриплым голосом провозгласил тост за гостеприимных хозяев, его вяло поддержали несколько голосов. На том все и закончилось. К сожалению, затянулись проводы. Герцогу и герцогине полагалось статуями торчать на крыльце, раскланиваясь со всеми по очереди. С ними раскланивались в ответ. «Мы счастливы…» — «Нет, это мы счастливы…» — «Вы были восхитительны…» — «Повару необыкновенно удалось жаркое…» — «Ждем с ответным визитом…» — «Ваш прием не уступает столичным балам, я непременно расскажу о нем в Олларии…» — «Этот вечер я буду вспоминать долгие годы…» — а глаза злые. Даже не подслушай Лайза вчерашний разговор, всё равно не поверила бы и на миг. К тому времени как отъехала последняя карета, у Лайзы опять разболелась голова. Валентин молча взял ее под руку и повел наверх, в сиреневую гостиную, где на герцогине тут же повис счастливый Анри. Улыбнулся Жермон Ариго, рассмеялись Арно и Ингрид, даже Клаус изобразил что-то вроде усмешки — и скоро усталость исчезла, будто утонув в затопившей сердце радости. Близнецы-Катершванцы переглянулись и понимающе кивнули друг другу. — В Бергмарк есть один обычай… — начал то ли Йоганн, то ли Норберт. — Мы будем рады исполнять его довольно скоро… — Йоганн! Лайза растерянно обернулась к мужу — Валентин невозмутимо кивнул и помог Анри взобраться ей на руки. — Туда! — потребовал малыш, потянувшись в сторону окна. Большинство обитаемых комнат замка выходили окнами в сторону двора, где высокие стены защищали нижние этажи от ветра. Сиреневая гостиная располагалась довольно высоко — отсюда можно было увидеть притулившуюся под стеной деревню, за которой начинались поля вперемешку с редкими рощицами. А с противоположной стороны замка были река и густой лес — но их Лайза видела лишь мельком, когда заглянула в одну из гостевых комнат во время подготовки к приему. Анри вертелся ужом, требуя рассказать о каждой замеченной им мелочи — в углу замкового двора солдат чистит алебарду, рядом пыхтит, высунув язык, лохматая собака; посреди деревенской дороги встретились две бабы с болтающимися на коромыслах пустыми ведрами и обсуждают что-то, умудряясь размахивать руками; за околицей, на скошенном лугу играют в догонялки дети… Краем уха Лайза слушала разговор — Арно мрачно рассказывал, как вчера отбивался сразу от трех мамаш — маркизы, виконтессы и баронессы, которые пытались навязать ему своих дочерей. Норберт подтвердил, что им с братом тоже пришлось нелегко, хотя «диким бергерам» досталось немного меньше внимания. Говорят, какая-то вдовствующая графиня пыталась самочинно посвататься к генералу Райнштайнеру… Ойген от такого напора слегка растерялся, но быстро взял себя в руки и спровадил навязчивую даму к случившемуся тут же пожилому марагонскому барону. Почему-то было уютно — как не было со времени отъезда из Метлих. Слуги, тем временем, уже выводили во двор лошадей. Анри сдали на поруки Илсе, пообещав привезти ему красивых желтых листьев. Ингрид и Лайза переоделись в костюмы для верховой езды, Ирэна от прогулки отказалась. Они проехали через деревню, обратив на себя внимание разве что собак и детей. Взрослые, не глядя, снимали перед господами шапки и возвращались к делам — кто-то рубил дрова, кто-то перекапывал к зиме огород, кто-то латал крышу. В Метлих посмотреть на едущего мимо барона выбегала вся деревня, а местным, похоже, за глаза хватило разъезжавшихся все утро знатных гостей. Выехав из деревни, свернули направо — в небольшую рощу. Клаус сообщил, что им предстоит объехать замок по довольно широкой дуге — до ближайшего приличного спуска к реке путь неблизкий. Клаус-Максимилиан и Валентин ехали впереди, о чем-то негромко переговариваясь. За ними Жермон и Норберт Катершванц, а там уже — Ингрид с Лайзой. Арно и Йоганн сначала замыкали процессию, но скоро заспорили о каких-то лошадиных премудростях и умчались соревноваться на большую дорогу, обещая догнать остальных позже. Лайза ерзала в седле, пытаясь устроиться поудобнее. Опыт езды «по-дамски» у нее был небольшой — те самые три с половиной хорны из Метлих до ближайшего города. Но тогда удобство волновало в последнюю очередь. Сейчас же, помимо прочего, приходилось следить, чтобы длинная юбка не порвалась, зацепившись за какой-нибудь куст. К счастью, умная лошадка сама аккуратно обходила лезущие на дорогу ветки, и Лайза понемногу успокоилась. Ингрид вежливо молчала всё это время — но теперь уж точно полагалось начать разговор. — Сегодня тепло, — любезно сообщила Лайза. Не знаешь, о чем говорить, говори о погоде — Клаус сказал ей это в первый же день учебы. — Да, — Ингрид вздохнула полной грудью. — Осенний воздух очень полезен для здоровья. Графиня с герцогиней переглянулись и рассмеялись — учтивые слова показались глупыми и неуместными. — Жермон не слишком любит изысканное общество, балы кажутся ему скучными. Страшно представить, я успела разучиться вести светскую беседу… Вчера пришлось трудновато — хорошо, Анри каждый раз по-рыцарски спасал меня от конфуза. — У тебя замечательный сын! Ингрид довольно кивнула. Они были «на ты» с первой минуты знакомства — графиня Ариго сразу отнеслась к Лайзе как к родной, и та с радостью ответила тем же. — Но это я, а герцогиня Придд должна суметь перецеремонить самого утонченного придворного. Об учтивости твоего мужа в Западной Армии ходит легенд не меньше, чем о его подвигах. — Я знаю, — улыбнулась Лайза. — Клаус-Максимилиан напоминает мне об этом каждый день. К счастью, в лесу мы не встретим ни одного придворного. После трех недель сидения над книгами и утомительной учебы, после полутемных коридоров и маленьких спален, после вчерашней духоты бала, Лайза с упоением вдыхала свежий осенний воздух и любовалась красно-желтой листвой. Землю устилал пушистый ковер из листьев, но деревья по-прежнему радовали глаз всеми оттенками золотого и багряного. — Ингрид, Йоганн упомянул про какой-то бергерский обычай… Ответом ей был веселый смех. Жермон Ариго оглянулся на жену, и Ингрид подмигнула в ответ. — Бергеры любят благодарить женщин, которые дарят их друзьям сыновей. — А. — Лайза вспыхнула и опустила голову. — Конечно… — У Жермона очень много друзей из Бергмарк. Когда родился Анри, меня буквально завалили подарками. С Ингрид можно было говорить обо всем на свете. Они с Жермоном оказались единственными посторонними (Арно посторонним не считался, поскольку принимал во всей истории личное участие), кому Валентин рассказал о происхождении Лайзы, — а значит, можно было рассказать о Метлих, отце с матерью, братьях и сестрах. Ингрид понимала с полуслова — она сама все детство провела в горной деревушке, играя с детьми простых охотников. Арно и Йоганн так и не вернулись, а дорога тем временем пошла под уклон, и навстречу пахнуло влажным ветром. Когда сквозь деревья показался просвет, Валентин остановился и подозвал Лайзу к себе. Пришлось перестраиваться — Ингрид присоединилась к мужу, а Норберт и Клаус оказались замыкающими. Лайза вопросительно взглянула на Валентина — но тот смотрел прямо перед собой. При посторонних, даже при лучших друзьях, он всегда был невозможно серьёзен. И только Лайза видела, что в уголках его губ прячется хитрая улыбка. Дорога огибала безлесный холмик и спускалась к реке. Темно-синяя вода рябила под ветерком, а кое-где закручивалась в небольшие водовороты — неширокая речка оказалась довольно глубокой. Противоположный берег сплошь зарос орешником — кусты спускались почти к самой воде. Обернувшись направо, Лайза потеряла дар речи. Узкая дорога змеилась в приречной низине, вдоль красно-золотистых холмов и терялась у подножия… почти горы, на которой возвышался сказочный замок. Вершины трех башен устремлялись в бирюзовое небо, по окнам и крышам рассыпались солнечные зайчики. С этой стороны не было стен — и казалось, что замок парит над золотым лесом, готовый в любой момент улететь к далекому, дымчато-синему горизонту. — Держись! — вдруг весело крикнул Валентин и прямо с места бросил коня в галоп. Лайза едва успела перехватить поводья — ее гнедая заржала и бросилась следом. Они летели друг за другом сквозь прозрачный осенний воздух. Бил в лицо холодный ветер, звенела под копытами земля, холмы проносились навстречу, сливаясь в янтарную стену. Хотелось петь, кричать во весь голос. Из сердца так и рвалось наружу яркое, неистовое, бесконечное счастье.