Бедствие длится тысячелетие

— Ваше величество, Лин-фэй больна, но постепенно поправится. — Бедствие длится тысячелетие. Я знал, что она не умрёт просто так, — отмахивается он на доклад Лиюя об опальной, запертой в своих покоях супруге, и в тот момент ему даже удаётся произнести это уверенно. Воистину не женщина, а катастрофа! Великая Цин постоянно сталкивается с такими: что ни год, то или засуха, или разлив Хуанхэ. Ради усмирения рек и управления потоками приходится содержать сотни чиновников, привлекать тысячи рабочих и завести под это целого министра — и ни разу с бедствием не удалось справиться быстро и легко. Чем в этом отношении отличается Вэй Инло? Вот именно: ничем. Бедная Великая Цин. В ночь, когда рождается их первенец, он запирается в императорской резиденции, павильоне Яньсинь. Это не первый его ребёнок, и случись что, будет не первый раз, когда такого рода ожидание закончится разочарованием. Из тринадцати принцев, рождённых в Запретном городе, живы шестеро. Из шести принцесс — три. Но в этот раз всё обходится. К утру Вэй Инло мирно спит, а белый тугой свёрток, Седьмая принцесса Чжаохуа, затихает на руках у кормилицы. Через два дня у Вэй Инло начинается родильная горячка. Дни он, Айсиньгёро Хунли, император великой страны, проводит за делами правления, а ночи — сидя тайком у её постели, как вор, и держась обеими руками за маленькую горячую руку. Она поправляется. Их сын, Юнлу, рождается почти легко, за ним следует Чжаоюй — имя второй дочке Вэй Инло выбирает сама. Затем двухлетний Юнлу, уже начавший бегать и лепетать «отец-император», сгорает за сутки от крупа. Дворцовые лекари разводят руками, бьют поклоны и призывают на себя кары за недостаточные умения, и даже Е Тяньши бессилен. Вэй Инло не спит в ту ночь, когда умирает её сын. Не говорит почти ничего. Только дворец Яньси сверкает яростной, почти невозможной чистотой — как однажды сверкал дворец Чанчунь после самоубийства Минъюй. Через полгода она рожает снова, и на этот раз Хунли не выдерживает. Покидает павильон Яньсинь и ждёт у её порога. Это страшные десять часов. Он заканчивает их у статуи Будды, раз за разом зажигая палочки благовоний — он, никогда не веривший ни во что и ни в кого, и даже старый обычай соблюдающий не из религиозности, а лишь следуя традиции. Если она выживет... если... только бы выжила. В Запретном городе полно женщин, способных рожать детей. Что для него ещё один младенец?.. Мяукающий в пелёнках Пятнадцатый принц, Юнянь, почти стоит своей матери жизни. Почти. Катастрофа длится тысячелетие. Но разве Сын Неба не поставлен над всеми прочими людьми, чтобы неустанно усмирять её последствия?