Счастье своё я давно потерял

Я прикасался к разным телам, но ты была первой, от близости с которой, у меня пошли мурашки по всему телу.

– Ты стреляла метко,– не повышая тона, говорил ты. Для тебя не свойственно самообладание и трезвость ума, но сегодня все было так.– Попала ровно в цель. Мое сердце расколото...– Ты немного помолчал, стоя около раскрытого окна. Холодный ночной ветер щипал лицо. Было начало зимы, но ты был в одной футболке и не чувствовал холода, тебя согревало два противоречивых чувства: уныние и злоба.– Я поздравляю тебя! – Не надо так говорить,– сидя на кровати, сложив руки в замок и наклонив голову вниз, просила девушка,– Паш, это же все бред. – В чем-то ты здесь права,– повернувшись к ней, говоришь ты, подняв глаза к потолку,– Но у каждого из нас своя правда. Я люблю тебя, да –Вздохнул, глянул мельком на неё и опять поднял глаза к потолку.– Но мы слишком мучаем друг друга, не так ли? – В каких бы отношениях мы не были, я бы хотела знать как ты,– Она не плакала, хотя могла. Держалась. Сильная девочка.– Для меня это важно.– Сказала то, что было на сердце. Любовь не уходит быстро (если вообще уходит, конечно). – Я...– Мысли не выстраиваются в определённую картину. Текст не получается.– Мне...– Вдох. Собираешь силы. Даша встаёт напротив и смотрит в твои глаза, пытаясь увидеть там то, что так ее волнует.– Открыв глаза, я не знал где я, рядом со мной сидел мужчина. Это было в Бельгии. Он не знал кто я. А я решил, что... – Сменив имя, ты не перестанешь быть Павлом Галановым.– Она перебила тебя, заведомо зная, что ты хотел сказать. Да, Канаева права, и ты не будешь это отрицать. – Безусловно, ты права, но с чего-то можно было начать. Работать на обычной работе, как и все люди, честно зарабатывать на жизнь. Стать хорошим, добрым. Измениться. Стать тем, кого можно полюбить. – Кто-то уже любил тебя.– И вы оба все понимаете, вы все знаете. Она смотрит в твои глаза. А у тебя сердце рвётся на части. Так больно.– И ты ее должник. Ее и всех, кого ты бросаешь,– И тут Канаева говорит не про тех баб-однодневок, а твою семью, подразумевая Элеонору и... И кого ещё? У тебя же нет семьи. Разве тебя кто-то любит? Кто-то ещё любит, после всего сделанного?– Ты не должен бежать, а ты это делаешь.– Ее голос срывается дрожью, что немного мешает говорить.– Я не думаю, что человек, которым ты так хочешь быть, может быть трусом.– И она знает, что таковым ты считал себя всю жизнь, убегая от проблем (смерть родителей, разорение и многих других). Ты забывался в алкоголе и беспутных девицах. Может хватит бегать?– Я думаю, что тот, кем ты хочешь быть, отвечал бы за свои поступки. – Я уничтожил то, что любил .– Как трудно даются слова. Голос хрипит. Сердце стучит в груди с бешеною скоростью. Руки потеют. Она смотрит на тебя, а в глаза, тех милых шоколадных глазах, которые ты так любил видеть по утрам, поворачиваясь к ней и целуя, наполнены слезами. Вы не знаете что сказать. Повисает молчание. В комнате прохладно, но вам обоим душно, вы задыхаетесь. У неё в ушах гремит твоя последняя фраза: «Я уничтожил то, что любил». Она головой понимает, что ты говоришь правду. То, что случилось... После этого вы не можете быть вместе, но ее сердце... Почему оно говорит обратное? Ты думаешь, что уничтожил вашу любовь. Но действительно ли это так? Можно ли уничтожить любовь? Она отходит, берет свою сумочку в руки и достаёт из неё бархатную коробочку. Подходит к тебе и отдаёт, смотря в пол. А ты понимаешь, что она все знает. Ей все рассказали. Даша собирается с мыслями. Тяжело вздыхает. Сейчас она нанесёт последний удар по твоему сердцу (и по своему тоже). – Я тебя больше не люблю. Скулы напряглись, у самого в глазах эта дурацкая соленая вода. Но стойко стоишь, не сводя с неё глаз. В этот вечер она прекрасна. Голубое платье красиво подчеркивает ее фигуру. На ногах туфли на высоком каблуке. Волосы закручены в локоны. Сегодня должен был день праздника, а не траура. – Тебе было бы проще, если бы я не вернулся.– И Даша уже не сдерживает слез. И хоть ты не можешь спокойно смотреть, как она плачет, все равно стоишь, как оловянный солдатик, продолжая разрушаться изнутри. – Это правда,– Канаева сглатывает слёзы, смотрит в потолок, потом на тебя и продолжает.– Но без тебя мой мир будет другим. Вы все ещё смотрите друг на друга. Ты сильно сжимаешь в руке ту бархатную коробочку, из-за которой все и произошло. – Мне пора идти, Паша.– Последнее слово она произносит так ласково, нежно. И от этого твоё сердце сжимается ещё больше. И как бы не было больно, лицо же остаётся отстранённым и серьезным, несмотря на слёзы в уголках глаз. Она отходит, берет сумочку с кровати и уходит, стуча каблуками о паркет. Даже не повернулась. Ушла. Теперь ты можешь ещё сильнее сжать коробочку, так, чтобы все жилы напряглись, немного поплакать, а затем... Затем убрать предмет из рук в комод, вытереть соляную воду с глаз, посмотреть в окно, принять решение побыстрее уехать из этой страны, вновь стать собранным. Успокоиться. Попытаться забыть ее (пусть это и невозможно). Понять, что ты хочешь делать дальше. И начать это делать.

4 года назад. Франция.