Моя музыка

Знакомые неровности и шероховатости красного дерева успокаивают. Я беру в руки скрипку, любовно оглаживая гриф, словно талию девушки, и приставляю инструмент к плечу. Сложно сказать, что я чувствую в этот момент. Весь мир и все мои страхи словно обрушиваются на меня в единый миг, поглощая, сдавливая, не давая дышать... Я никогда специально не учился играть на скрипке. Это сейчас смычок движется, словно является продолжением руки, а раньше все было не так. Я медленно вожу смычком, рассекая струны и извлекаю печальные, чарующие звуки. Можно ли назвать их музыкой в полной мере? Не знаю... Может быть, для кого-то они и являются заунывным пиликаньем, какофонией. Для меня же скрипка и моя музыка — крик души. При помощи игры на скрипке я могу высказать то, что не могу сам, лично. Я же трус, знаете? Сотни тысяч страхов наваливаются на меня по ночам и терзают, терзают, терзают... Страх своей слабости и ненависть к самому себе, гордость, боязнь показаться больным, нежелание огорчать любимых людей... Это лишь толика кругов моего персонального Ада. Эта геенна выжигает во мне жизнь так же, как и моя болезнь. Я прикрываю глаза и погружаюсь в воспоминания, не переставая водить смычком по струнам. Отчего-то первым вспоминается мамино пение — звонкое, переливчатое, нежное, словно перезвон китайских колокольчиков на ветру. Оно выныривает из толщи того ужаса, что произошел с моей семьей и плывет над ним, оставляя за собой тонкий аромат жасмина. Точно так же пахла мама: ее волосы, одежда, руки. Аромат жасмина и мяты, пропитавший ее шелковое ципао с золотистым драконом, вышитым на спине, остался вечным напоминанием о лучших временах в жизни нашей семьи. Уильям... Мой побратим, мой брат, мой... Так сложно говорить о нем или даже думать, когда каждое упоминание разрывает сердце, бьет по обнаженным нервам, заставляя мои руки дрожать, а смычок прыгать по струнам. Что будет с ним, когда я умру? Справится ли он с этим? Как? Я пытаюсь быть сильным для него, не показывать всех терзаний, переживаний. Но... Разве он не чувствует то, что чувствую я? Разве он не мой парабатай — половинка моей души? Суть нашей связи так сложна и непостижима. Я чувствую его боль, а он мою. Он чувствует мои печали и радости, а я его. Ох, Ангел, если б кто-то знал то, что я чувствую по отношению к нему! Иногда мне кажется, что еще немного и мы с ним окажемся вне закона из-за своих чувств. Чуть больше, чем братья... Чуть меньше, чем страстные влюбленные. Это так больно! Эти безысходность и отчаяние, бездна неутоленных желаний: невысказанных, томительных, страстных... Кто знает, как сложилась бы наша судьба, если бы мы не были парабатай? Никогда еще оковы клятвы не казались мне такими тяжелыми. Но меня в буквальном смысле спасла Тесса. Не от смерти или моей "болезни", нет! От страхов и отчаяния. Тесса стала для меня глотком чистого воздуха, лучом солнца во тьме. Она одним своим взглядом или улыбкой лечит мои раны, успокаивает, вдохновляет и вселяет надежду. Надежду на то, что даже в моей жизни может случиться что-то хорошее. Надежду на то, что я нормален. Да что уж там, рядом с ней я и чувствую себя абсолютно нормальным и здоровым парнем. Чувствую все то, что и должен чувствовать — нежность, благодарность за ее доброту, восхищение ее красотой, умом и смелостью, безумное притяжение к ней... Находясь рядом с ней, мне хочется ее коснуться, а держа за руку — идти дальше по этому тернистому пути и осыпать ее руки поцелуями, такими же горячими, как и то пламя, которое сжигает меня изнутри. Никто из них не знает о том, что я чувствую. Как я могу позволить себе раскрыться? Как я могу рискнуть сделать им больно? Ведь я совсем скоро умру, и они оба будут стоять у моего погребального костра. Быть может, даже обнявшись... Быть может, оплакивая мою смерть... Быть может, они будут счастливы вместе и без меня... И никто из них так и не узнает, что был частью моей музыки. Музыки моей души...