Мокрый день

      Сину уже давно не спалось. Покрываясь то холодным потом, то наслаждаясь теплом, растекающимся по его телу волнами, приливавшими к сердцу вместе с потоками крови и взрываясь фейерверком где-то в области груди, он думал о чём-то с запахом весны и зверья. Прожив в мире не так уж и много, как иногда кажется людям, сталкивающимися с вампирами, он давно смотрел на него глазами побитого ветерана войны и просто солдата. Он знал кровь врагов на вкус, да и друзей тоже. Такой уж он ненасытный, слабый полувампир, зависимый не от пакетированной подделки, сплетённой из каких-то рванных химических элементов, как попытка создать Эдем на Земле, а от живой алой жидкости, растекающейся по слабому, на первый взгляд, тельцу младшего брата Овечки. Сяо Лин тоже был овечкой, каким-то таким белым и слабым облачком, дружившим с волком под своей кудрявой шерстью.       Син определённо видел разницу между подделкой и оригиналом в отличии от многих других, даже после того, как она понравилась всем и её утвердили на государственном уровне наравне с холодным лимонадом или хмелящим вином, он всё равно её до ужаса не любил. По нему не скажешь, но он родился гурманом. Долго думая о том, почему разная кровь по-разному на него влияет он пришёл к выводу, что кровь, на самом деле, была не кровью. Она была жидкой энергией, которая поддерживала в людях жизнь. Она потоками разочарования и радости, влюблённости и раздражения проходила через сердце, больно вливаясь в него моментами скорби и боли, легко обволакивая минутами удовольствия и нежности. Искусственная кровь для юноши сухая, пресная и металлическая, мёртвая, сделанная из чего-то похожего на листья салата, без какого-либо сладкого оттенка влюблённости или страха. Простая вода вызывала в полувампире больше эмоций, чем этот багровый сурогат, но даже будь химики не учеными, а алхимиками, способными найти философский камень и создать золото из ничего, разве можно подделать человеческие эмоции?       Но это его секрет, маленькая тайна, о которой не знают даже совиные жёлтые глаза лучшего друга. Сину не хотелось обижать чету Лопест только потому, что он любил кровь слабого паренька в обход общей норме. Сестричка до сих пор не знала о пристрастиях брата быть кормушкой в минуты сильного ноющего голода. Да и Син не раскаивался по этому поводу. Между ними была договорённость, остальных это не касалось.       Иногда Сину казалось, что он любит Сяо Лина немного больше, чем нужно, иногда ему казалось, что он ревнует его к мимолётным взглядам девушек на улице во время их прогулки по рынку. Иногда Син всё-таки признавал, что слишком сблизился с белым колдуном, но это, всё же, не любовь двух влюблённых.       Син это понял поздней осенью, когда разноцветные листья, укрывавшие пёстрыми скользкими коврами каменную брусчатку мостовых, начали подгнивать, наполняя воздух свежим запахом чего-то первородного, дикого и космического, когда холодный ветер щекотал его лицо, заставляя разноцветные глаза пощипывать и слезиться, когда дождь мочил сатин и платья недовольных дам, и они отказывались наотрез покидать сухую карету.             «Рад представить вам, господа, посла с востока*, Госпожу Йонг»       Наладив дела в государстве, прибрав за незаконными организациями, подчистив подвалы и канализацию от крыс, новое правительство начало работать на опережение, пытаясь наладить и внешнюю политику. Считаясь по какой-то нелепой причине самым отсталым государством в плане межвидового равенства, им это давалось нелегко. В мире их расценивали какими-то такими диковатыми, ведущими борьбу за два стула в то время, как истина была на кончиках их общего эга. Вампиры не могли жить без людей, а люди иногда нуждались в сверхъестественной силе вампиров в силу своей слабости. До «вампирской столицы» это доходило, как до слепого важность в красоте.       Однако она была заинтересована. Работая в посольстве, возглавляя его в столь юном возрасте и имевшая связи со многими правителями она знала цену зарождающейся дружбе двух государств. Если существовала вампирская столица, то была и звериная. Восточное государство, славившееся своей сильнейшей армией и процветанием. Людей в ней было немного, однако их не принижали, наоборот. Люди считались диковинкой, такими лысыми, безухими и бесхвостыми, но невероятно вкусными. Но Йонг их было жалко, есть. Посол имела вес при дворе императрицы, знала, чего хотела и умело влияла на мнение Её Величества, но при этом была такой по-своему доброй и дурной, что своими словами могла выставить даже правящую семью идиотами. Политика по защите людей, политика по открытию границ для иностранцев, политика, исключающая войну. Вот к чему стремилась посол в обход интересам наследного принца, влюблённого в неё и свою власть по уши.       Син увидел её в какой-то мокрый, назовём его так, не примечательный для него день полный работы, когда сопровождал Ло И на совете нового правительства. Ах, да. Целью было поприветствовать делегацию чужого государства. Ло выглядел в тот мокрый день как никогда бодрым и весёлым. Он горел идеей политического сближения, как коварный огонёк на конце динамитного шнура, постепенно приближаясь к сияющему перфомансу.       Новейн не то чтобы был заинтересован. Не то чтобы хотел находиться в этой гнетущей атмосфере среди представителей многоуважаемых вампирских родов и одного единственного бывшего человека, под пристальным взглядом строгих белых стен ему было тошно и тесно. Не то чтобы хотел увидеть красоту прибывшей чужестранки. Не то чтобы хотел на секунду стать бубенчиком на её браслете, весело позвенькивать в такт плавным движениям её пушистого, но такого странного для тех, у кого его никогда не было, хвоста.       Полувампир всегда чисто и прилежно выполнял свою работу. Всегда был услужлив и добр к редким гостям поместья своего друга. Домой он так и не нашёл сил вернуться. Простить отца за насмешки и нелюбовь было непосильно даже для лучистой души грязного эгоистичного эксперимента других вампиров. Юноша всегда беспрекословно подчинялся лучшему другу даже не в силу связывающего их проклятия крови первородного, выпитой когда-то в предсмертной муке. Больше в силу преданности и уважения к Ло. Син был готов работать на износ, наплевав на собственную жизнь. На зло своей семье, он был создан служить, но так ли отличалась его семья от него, также работая на само Процветание и Мир? Хватило бы когда-нибудь духа у отца бросить вызов Лопестам? Юноша думает — вряд ли.       После этого мокрого дня что-то переменилось. Солнце будто стало ярче, а небо — глубже. Взгляд проницательных звериных глаз, что смотрели на него фиалковым полем через две зияющие дырки в голове обрамлённые пушистым инием белых ресниц заставляли чувствовать щекотку где-то внутри и вспоминать что он — мужчина. Он выполнял последнюю прихоть друга: следил за Йонг, хотя совершенно не понимал, зачем он той, у кого на пальцах когти, а зубы крепкие как сталь. Элегантные клыки вампиров предназначены колоть, впрыскивая в людей анальгетики из сомнения и сладостного возбуждения прежде, чем они закроют глаза и сдадутся поймавшему их зверю, отдавая всё до последней капли. А клыки оборотней были созданы рвать мясо и дробить кости, пропитанные одним лишь ужасом неизбежной смерти. Им не так важна кровь, в трудные времена они могли бы подъедать остатки за вампирами, как коршуны. Хотя, они как и вампиры находят кровь дорогим деликатесом, как соус для основного блюда — человеческой плоти.       В общем-то, Син не понимал и того, почему он всегда следил за новоприбывшими гостями, однако вопросов не задавал. Компания посла его привлекала больше, чем надоедливого женоподобного принца, хотя бы потому, что она не болтала попусту и не липла к нему, предпочитая обсуждать политику не в скучном, принятом в обществе, ключе, а как прогнозы погоды, лениво и беспристрастно, вставляя нелепые подколки, за которое её бы уже лишили дурной головы. Так хорошо она разбиралась в этой теме. Ещё она любила докапываться до сути вещей и делиться ими с теми, кто ей нравился.       — Син, а знаете ли Вы, что в крови оборотней течёт серебро*?       Нет, он не знал. Ему было всё равно на оборотней. Он их не любил. Этот вид казался Сину очень надоедливым и подлым. Возможно, так было, потому что он всем своим нутром желал найти близнецов. Хотел взять реванш в незаконченной много лет назад битве. Однако эта информация врезалась ему в мозг как красивый оборот, что-то между «шёлковая кожа» и «острый взгляд», может быть, в силу своей занятости, он не обратил тогда на это внимания, но всегда знал, что у оборотней в крови серебро.       — Нет, Госпожа Йонг.       А может ещё потому, что серебро в понимании Новейна было не выжигающим белым солнцем, оставляющим шрамы навсегда, испепеляющим саму твою суть, как для остальных вампиров, а не больше, чем холодный, слегка жгущий пальцы, закованный в металл свет самой луны. Он был с серебром на «ты», в то время, как чистокровки в ужасе приказывали уничтожать даже красивые заколки и дорогие подвески, боясь жалкой цепочки на сладкой шейке крестьянской красавицы.       Йонг жила в поместье Лопест, как дорогой гость. Занимала самую лучшую свободную комнату, выпивала чужие запасы дорогих старых вин и пользовалась положением, чтобы гонять двуличных горничных то за новой бумагой, то за чернилами. Посол очень много писала, марая пальцы в чёрных липких пигментах, а потом тайком выбрасывая половину написаного в камин на съедение прожорливой, такой затягивающей взгляды, стихии. Причина, по которой Син не отходил от неё крылась и в природе оборотней. Уже было сказано, что он им не доверял, а Йонг была такой, ну, смотря на неё ты точно не мог сказать, кто перед тобой: безрассудность, слепленная в виде звероподобного человека или всё-таки дальновидный политик.       — Ха-ха, господин Син, вы снова следите за мной?       Она не по своей воле слышит его дыхание за приоткрытой дверью. Не по своей воле видит проницательным взглядом, как он стоит за углом поместья, наблюдая, как она отряхивает тёплую накидку от снега, выпавшего безобразно рано. И даже не по своей воле по звериному играется, когда выбирается в город, весело петляя по узким улочкам, пытаясь запутать своего надзирателя лисьими уловками. Она в тайне передаёт письма своим шпионам, скрывающим уши и хвосты под магией, так неразумно данной им богом. Син не знает всего, ведь ему никак за ней не угнаться. Оборотень пропадает в толпе, скрывается под личиной ребёнка, потерявшего родителей, лазит по деревьям, наблюдая за ним с высоты вместе с аппетитными, на её взгляд, птицами, ест таблетки, скрывающие запах и сбегает по ночам, оставляя под мягким одеялом всякий припрятанный хлам, создавая иллюзию покорности.       — Стоит ли мне опасаться Ваших скрытых намерений?       Однажды он всё-таки задаёт этот вопрос, когда она под покровом ночи возвращается в свою комнату и устало падает на мягкую кровать, зарываясь в душистую, недавно сменянную по приказу Сина, постель и не замечает его в углу на кресле. Она лишь приподнимается и смотрит на него как-то непонятно и забавно изогнувшись всем телом. Она ему так и не ответила, но он всё понял.       — У Вас в волосах листья.       Полувампира забавил её вид. Сам не понимая того, он шёл на сближение с ней. Болтал с ней тёмными звёздными ночами о всём на свете, о несусветных глупостях и сладких нелепостях. Он узнал много нового и не узнал от неё ничего. С ней легко и приятно, а без неё тяжело и уже, вроде как, непривычно. Всё же ему хотелось бы побыть бубенчиком на её без конца брякающем браслете. Посол первая, кто говорит ему, что его глаза определённо одного цвета. Естественно, ведь он необычайно умиротворён, когда их взгляды встречаются.       Она говорит, что некоторые виды* оборотней способны менять пол, а императорская семья вообще обладает способностью обращаться в зверей. В её голосе неприкрытое восхищение, она правда так предана своей службе и императорской короне? Да, но эта самая корона была на самом деле терновым венцом с такими красивыми синими ягодками и острыми тонкими колючками, впившимися ей в голову, давя на мозг и не оставляя выхода, кроме как подчиниться. Она не давала согласия, не принимала кольца, не отвечала на заигрывания Его Высочества, но долго ли она сможет уклоняться от судьбы? Наследный принц, безбожный тиран, погубит с такой нежностью возведённый не без её помощи мир, если вовремя не получить нужное положение при дворе. Она станет императрицей, во что бы ей это не стало. Однако она не говорит об этом Сину из политических соображений, наверное. Всё-таки, его улыбка очень и очень красивая, только вроде к политике это отношения и не имеет.             «Она кажется мне миленькой, зря ты переживаешь»       Син вспоминает слова Сяо Линя и про себя соглашается. Да, она несомненно милая. Но не слишком ли самонадеянно забываться, разглядывая тёмно-фиолетовые крапинки в её глазах? Не слишком ли самонадеянно не говорить Ло И о тайных письмах и шпионах? Не слишком ли самонадеянно доверять белой как первый пушистый снег лисице? Он не знает, но ему хочется ещё раз кому-то довериться, как когда-то он поверил близнецам и их детской шутке с ободками. Ему нравится обманываться, теряясь в белых волосках на её ушках.       Однако она и правда что-то скрывает. Посол умалчивает нечто ужасное, хранящееся лишь в исторических заметках своего государства, под семью замками, не позволенное показывать в открытом виде. То, как лет пятьдесят назад они ели людей, то, как почти довели их до вымирающего вида своим эгоизмом и ненасытностью, то, как расправляются сейчас с теми, кто нарушает закон. Йонг думает, что их государства весьма похожи, ведь когда-то их тоже считали дикарями, не способными работать сообща. И она помнит привкус крови на своих клыках, помнит звук разрывающейся плоти и крики о прощении. Оборотню не важно кого пожирать: человека, вампира, эльфа или другого оборотня, все были одинаково вкусными. Она рассказывает Ло Дэ за чашкой дневного чая какие-то такие сложные вывернутые политические шутки, доступные только самым умным, скрывая свою работу на службе палача. Она принимает форму ребёнка и вместе с Энджил поедает сладкие печенья, украденные с кухни, вспоминая свои перекусы убийцами и насильниками, незаконными наркодельцами и даже простыми молившими о смерти ворами.       В какой-то момент Син с ней так сильно сближается, что хочет попробовать её на вкус. В какой-то такой момент он снова приходит к ней изнурённый и, на своё несчастье, голодный. В этот момент он не помнит, как приближается к её спящему телу, как слегка оттягивает ткань ночной сорочки с ключицы и хочет сделать один укус.             «…В крови оборотней течёт серебро»       Инстинкт кричит ему о том, чтобы он не мешкал, а рассудок предупреждает, что её звериная кровь пахнет отвратительно. Однако она вовремя просыпается, резко толкает и прыгает на него, прижимая спиной к полу. Бешено смотрит своими фиалковыми глазами и миндалевидными зрачками, сузившимися до безобразия, смотрит на него отражающимися в глазах бликами лунного серебра. Ещё чуть-чуть и она бы разорвала его в клочья, но она не посмеет. Международный скандал был бы некстати, да и этот полувампир был ей по нраву. Девушка успокаивается, присаживается рядом на пол и кусает собственный палец до крови. Лучше она покажет ему лично, чем он ещё раз пропустит её слова мимо ушей. В нос ударяет запах опасности, но юноша верит ей, как можно не верить этому спокойному двуличному нраву? Она проводит окровавленным пальцем ему по шее. След неприятно жжётся и Син всё понимает. До него доходит, что способна сделать эта кровь с вампиром и он благодарен ей за случай.       Той ночью они договариваются оставить этот инцидент между ними.       — Моя командировка заканчивается, так что я откланяюсь. Спасибо за гостеприимство, Господин Ло Дэ, Господин Ло И, надеюсь вскоре увидеть Вас и у нас в гостях.       Новейн стоит неподвижно, как какой-то бамбук, пустой и зелёный, по струнке, не смея пошевелиться. Старается сохранять спокойствие, но это довольно тяжело. Чтобы сохранять спокойствие надо, чтобы сердце не разрывалось от медленно заполняющей его тоски. Посол чужой страны стоит напротив собравшегося проводить её нового правительства, а её когтистые руки сжимают заветный документ, ради которого она ночами не спала. Ему кажется, что она дрожит. Ей что, страшно? Он не уверен. Он лишь подаёт ей руку, когда она забирается в карету. Девушка касается мягко, проводя невзначай пальцем по грубой ладони. Син кидает ей удивлённый взгляд, а она с тоской делает ещё один шаг. Ну почему в карете только две ступеньки?       — Удачно добраться, Госпожа Посол.             «Не уходи»       — Надеюсь ещё хотя бы раз насладиться Вашей компанией в свете красавицы луны.             «Спаси меня»       Полувампир как-то так тоскливо улыбается, что ей становится тошно. Они слышат лишь голоса друг друга, но никак не сердца. Йонг садится в карету, её никто не видит кроме него и её уши резко опускаются. Она не хочет возвращаться. Не хочет примерять обручальное кольцо с этим чудовищем, но она должна. Это её государственный долг. Син не сможет спасти её от брака и вообще они вряд ли смогут ещё раз увидеться такими, какими были сейчас. Ей предстояло войти в императорскую семью, а ему приехать в следующий раз с ответным визитом. Они не успели понять, как влюбились и не успели понять, как потеряли друг друга навсегда.