Последний ритуал

      Кромешная тьма затопила собой большую залу. Её могло разорвать лишь холодное мертвенно-зелёное пламя, вырывающееся из низких чаш с редким и гулким треском. Толстые языки лениво лизали их потрескавшиеся от времени каменные края. Стояла давящая на лёгкие тишина, отчего Клинок слышал журчание крови в своей голове. С трудом отодвинув тяжёлый занавес, он смог проникнуть внутрь. Медленно направился в центр, к шести зажжённым чашам. Каждый шаг, каждый удар когтей по полу звучал отчётливо в полной тишине, отражаясь от колонн. Торопиться некуда. Вся жизнь осталась за толстой тканью закрывшегося за спиной занавеса. Жрец один на один с собой. Проходя мимо незажжённой чаши, он занёс над ней руку, и в центре той зажглось всё то же мертвенно-зелёное пламя. Нужно идти дальше. Пути назад уже нет. Нет смысла возвращаться.       В центре залы, между шестью чашами, стоял шестиугольный каменный алтарь, на каждом боку которого был изображён Клинок Разлома — Мор’Крит, а сверху лежали тщательно подготовленные ритуальные принадлежности. Первой была чаша. Такая же, как стоящие вокруг, но меньше в десяток раз. Альбинос чуть помедлил, но всё же взял её в руки, прислонил холодный край к растрескавшимся губам и выпил из неё тёмно-алую густую жидкость. Поставил чашу на пол перед алтарём, а сам сел на его край, сложил руки на коленях и закрыл глаза, впав в транс. Никто не сказал ему, сколько времени должно пройти после принятия отвара, но он точно знал, что почувствует это. Через четверть часа страх и сомнения отступили. Ещё через четверть острый слух стал улавливать доносящийся время от времени тихий шёпот, который, будто перо, щекотал уши. Клинок перестал следить за временем и провалился в дремоту. Его пробудило громкое надрывное дыхание совсем рядом. До источника звука можно было протянуть руку. — Не… Уберёг… — слабо прохрипел до боли знакомый голос и будто захлебнулся в конце слов, оборвав шум дыхания. Клинок до крови прикусил нижнюю губу и впился в край алтаря вмиг окаменевшими пальцами. — Не… Защитил… — вновь пробулькало над самым ухом авролана. Тот не смог сдержать судорожного выдоха. Чувствовал, как по подбородку потекла горячая капля крови из прокушенной губы. — Моран?.. Ты здесь?.. — спросил голос из дальнего конца залы. Всё внутри сжалось в тугой комок, а сердце пронзил десяток острых игл. Бесконечное чувство вины и отчаяние захлестнули разум, а из широко распахнутых глаз с расширенными зрачками потекли горячие слёзы, смешиваясь с сажей и оставляя на бледной коже чёрные следы. Клинок ничего не видел перед собой, а голос всё звал его к себе, разрывая душу. Он жил с этой болью десятки лет, давя её в себе, пытаясь изничтожить. А сейчас всё запрятанное в дальние уголки души вылилось на него нескончаемой лавиной. Рука потянулась к рукояти ритуального клинка, крепко сжав его дрожащими пальцами, затем ухватилась вторая, занеся лезвие над вздымающейся от рваных вдохов грудью. Авролан поднял лицо к потолку, по его щекам не переставали течь слёзы. — Прости меня…       Лезвие с треском вонзилось в плоть, ломая кости. Стены залы огласил надрывный вопль, который оборвался так же резко, как и начался. По кровостокам алтаря медленно потекла тёмно-алая жидкость.