Хозяин

Утро было спокойным. Таким спокойным, каким оно может быть на военной базе, ставшей пристанищем для автономных роботизированных организмов с другой планеты. Близнецы Скидс и Мадфлеп, способные вывести из себя даже песок на пляже, устроили очередные разборки. Ретчет в который раз искал способ отделить Сэма и Искру, раздражаясь с каждой неудачей всё сильнее. Мираж повздорил с кем-то из людей, и о нём поползли слухи разной степени направленности. И тем не менее, это были далеко не самые большие проблемы Оптимуса. Он укатил с базы ещё в семь часов, растворившись в воздухе с такой лёгкостью, словно был крошечным мотоциклом, а не грузовиком. Все любопытствующие перенаправлялись к Айронхайду. Тот был краток: так надо. Что нельзя было назвать ложью. На искре у Прайма было в самом деле неспокойно, и ему надо было побыть одному. Словно волны океана, его поглощала грусть. Тревога, местами граничащая со страхом, подтачивала уверенность. Главнокомандующему автоботов пришлось быть мудрым - путём проб и ошибок - потому что к этому его принуждали война и долг. Но сейчас как никогда хотелось переложить ответственность на других. Автоботы давно привыкли, что люди - существа странные. Необъяснимо-похожие и в то же время необъяснимо-инопланетные. Достаточно жестокие, чтобы уничтожать целые виды, и при этом достаточно сострадательные, чтобы растить чужих детей, как своих собственных. Сэм относился ко второй категории. Он был мягок, добр, милосерден, хотя и излишне эмоционален. Безусловно, ему требовалось бы время, чтобы понять и принять свою роль. Как и всем. Оптимус чувствовал растерянность и собственное бессилие. Но он был готов к неотвратимому. По крайней мере, так хотелось думать. Будильник - зло. Самые любимые песни он способен превратить в орудие пытки, а нежные сновидения - разорвать, будто тонкую паутину. Сэм застонал в подушку и не глядя смахнул проклятый звонок. Он собирался поспать, и его ничто не остановит. Мерзкий звук раздался снова. Матерясь, Сэм разлепил один глаз и сфокусировал его на экране мобильника. Это был не будильник. Это был входящий звонок. Бамблби. - Здравствуй, - раздался мягкий голос в трубке. - У тебя всё хорошо? Ты звал меня во сне. - Правда? О, возможно. Ты мне снился. Сон прошёл мгновенно. - Постой... А как ты узнал об этом? - Я дома. Сэм подскочил на кровати. Одной ногой выпутываясь из одеяла, он неуклюже подпрыгал к окну. Желтый камаро стоял на газоне. - Би! В одном звуке скрывалось столько радости, нежности и облегчения, что в искре автобота мгновенно потеплело. Его человек был измождён, но тем не менее, счастлив. Уитвикки расправился с одеялами, натянул на себя джинсы и выскочил на улицу. Ласково погладив полосатый капот, он расплылся в улыбке: - Я скучал без тебя. - Мне тоже тебя не хватало. Подросток юркнул на водительское сидение. Ремень безопасности сам скользнул на место, будто обнимая. - Как дела? Заревев мотором, шевроле рванул с места. Бамблби знал фактическое положение дел, понимал ничуть не больше любого другого автобота, но чувствовал уверенность. Его человек - честный, добрый, храбрый - выдержит испытание властью. Прайм находился в хороших руках. Вскользь упомянув, что присутствие Сэма необходимо на Диего-Гарсия, скаут переслал подопечному электронный билет и краткую информацию по рейсу. - Зачем я понадобился Оптимусу? - удивился подросток. - Да ещё и лично? - Он сам тебе расскажет. - Ну... Это должно быть что-то очень важное, а? Раз он не может сказать по телефону. Надеюсь, мир не собирается снова рухнуть? Никаких мстительных прапрадедушек, мечтающих взорвать Солнце? Юнглинг на мгновение задумался. Нервный смешок выдавал дискомфорт парня, и предстоящий разговор вполне мог сойти за рухнувший мир. По крайней мере, для одного конкретного Сэма Уитвикки. Но эта тайна принадлежала не ему, и Бамблби не имел права её разглашать. - Нет. Никаких прапрадедушек. Парень рассмеялся. Так легко и искренне, что волна тепла разлилась по корпусу автобота. Он давно разучился такому беззаботному веселью. Было девять вечера, когда жёлтый камаро подъехал к железным воротам. Двигатель мягко урчал, однако Хранитель словно на иглах сидел. Чем ближе подходила встреча с командиром автоботов, тем сильнее он нервничал. Предчувствие беды не покидало его. Два вооружённых охранника покосились на гражданский автомобиль, но не пошевелились. Шевроле издал нетерпеливый гудок. Никакой реакции. Сэм спустил стекло на окне и высунулся почти наполовину. - В чём заминка? - Это охраняемая зона. Проваливай. Уитвикки хмыкнул. - Ты просишь меня проваливать, но ты делаешь это без уважения. Не говоря больше ни слова, охранник справа направил на подростка дуло автомата. Из радиоприёмника послышалось яростное шипение, и Сэм скрылся в салоне. - Что будем делать, Би? - Я разберусь. Спустя несколько секунд второй военный снял с груди рацию и рявкнул в неё: - Четвёртый пост, Андерсон. Что конкретно ему передали, парень не разобрал. Зато со скрытым злорадством наблюдал, как вытягивается и бледнеет лицо военного. - Да, сэр. Виноват, сэр. Так точно, сэр. Ворота тут же распахнулись. Автобот удовлетворённо взвыл мотором и рванул вперёд, не заботясь о том, что из-под колёс летят пыль и щебень. Никто не будет обижать его Сэма, пока он жив. Никто. Даже Прайм. — Прайм! Лидер автоботов устало активировал оптику — над ним грозной фурией возвышался Ретчет. Медик упирался манипуляторами в металлическую поверхность стола, столь любовно окрещенного людьми "рабочим". — На каком языке к тебе обратиться, чтобы до тебя дошло? Его тон звучал притворно-ласково, а оптика была неодобрительно прищурена. В очередной раз пришел рассказать, как необходим полноценный отдых? Оптимус вздохнул. Врать он не любил, да и не видел смысла: слишком давно и хорошо они знали друг друга. А причин, по которым командир не мог спокойно перезаряжаться, было более, чем достаточно. Совсем недавно к ним присоединилась еще одна. — Знаешь, почему хранилище Великой Искры всегда было неодушевленным предметом? Выражение лицевых главврача немного смягчилось. О да, он знал. И понимал, к каким результатам может привести злоупотребление внезапно появившейся у Сэма властью. — Потому что у нее есть своя собственная воля. И если предмет можно украсть, перенести с места на места или сломать, то на сосуд разумный, способный мыслить независимо, всегда можно повлиять. Чтобы не допустить подобного, в сознание каждого Прайма вписывались протоколы, активация которых происходила лишь при наличии у хранилища достаточного развитого разума: из священнослужителя превращаться в слугу, всегда и всюду храня покой своего хозяина. — Ты собираешься ему рассказать? Оптимус опустил взгляд и переплел пальцы. — Да, но лишь часть. — Почему не всё? — Я посчитал, что рано принимать поспешные решения. Слишком мало информации. Ретчет подавился переработанным воздухом и, насколько это было возможно, грозно навис над командиром: — Прайм, ты отпустил Бамблби с Диего-Гарсия быстрее, чем планировал, и только потому, что протоколы велели тебе подчиниться желанию Великой Искры, то есть Сэма. О какой поспешности может идти речь?! Командир совершенно не впечатлился. Он поднялся со своего места и обошел стол, чтобы оказаться вплотную с начальником медслужбы. Однако бывшего сенатора запугать было точно так же нелегко, особенно когда он твердо был уверен в своей правоте. — Меня не обманешь, Прайм. Оптимус промолчал. Да и мог ли он сознаться в том, что боится? Ведь он и сам не знал, что глодало его искру больше: нежелание лишаться независимости? Нежелание испортить отношения с мальчишкой? Нежелание испортить самого мальчишку? Свобода — это право всех разумных существ. Все иное превращает нас в рабов или тиранов. Нынешний вождь автоботов выучил это у своего предшественника и старался всегда следовать девизу, защищая более слабых от Мегатрона и его войск. И хотя самому надевать на себя рабскую цепь не хотелось, еще больше мех боялся сломать человеческого друга... хозяина... своим беспрекословным послушанием. Ведь иначе он не мог. Сэм не был похож на тирана. У него было отважное и доброе сердце — иначе он не был бы выделен из всех присутствующих в Мишн-сити. Куб был всего лишь хранилищем, но предметом. Священным артефактом, как сказали бы люди, длительная охота за которым перерастала в кровопролитные баталии. Но сила, данная пареньку — это как пихнуть трехлетнему малышу в непослушные ручонки кнопку от ядерного оружия всей планеты и сказать: теперь она твоя. Рано или поздно малыш заиграется и забудет об осторожности — какая в его возрасте ответственность? — и одна секундная ошибка погубит миллионы ни в чем не повинных жизней. И Оптимус был тем, кто протянет малышу эту кнопку. — Незнание не освобождает от кары за невыполнение, — тихо заметил Ретчет, нарушив тяжелое молчание. — Чем раньше парню рассказать, тем быстрее он свыкнется с мыслью. И тем быстрее мы сможем научить его нашим традициям, раз уж теперь он — наш источник жизни и надежды. И подумав, добавил: — Праймус нас храни... Прайм глубоко и медленно прогнал воздух, признавая поражение. Сэму раньше никогда не приходила в голову мысль: а как чувствует себя муха, когда ее изучают под микроскопом? Стоя в главном ангаре, где автоботы совместно проводили свободное время, парень внезапно остро ощутил свои маленькие размеры. Нет, конечно никто не спорит: раз Оптимус позвал его на базу, произошло нечто из ряда вон выходящее. Великий вождь не болтает о пустяках, все дела. Но когда все автоботы Н.Е.С.Т. встретили его гробовым молчанием, парню стало как-то не по себе. Бамблби постарался призвать собратьев к совести; он осторожно шагнул вперед, загораживая подопечного ногой. Уитвикки нервно хихикнул: – Что, опять Землю спасать? Сайдсвайп изобразил жест из разряда "я же говорил". Айронхайд прищурился. Арси как-то сочувственно вздохнула. И даже придурковатые близнецы принялись подталкивать друг друга. Ни один не произнес ни слова. Человек непроизвольно поёжился. Он был не особым любителем пристального внимания, а со стороны огромных вооруженных роботов – тем более. Не к месту подумалось, что за исключением феммы и близнецов, жёлтый разведчик чертовски мал по сравнению с остальными. Небеса решили, что это самый подходящий момент озарить юнца своим благословением, и прислали ему избавителя в лице Оптимуса. – Сэм. Парень с облегчением выдохнул. Всегда спокойный и уверенный в себе лидер одним только присутствием заставил панику отступить. Вот только стоящий рядом с ним Ретчет не вселял уверенности в завтрашнем дне, особенно с руками, скрещёнными на груди и прищуренным взглядом. – Что случилось? На этот раз – повисло недосказанным. – Будешь ли ты так добр пройти со мной? Есть кое-что очень серьезное, о чем тебе следует знать. Командир автоботов, у которого «есть кое-что очень серьезное, о чем следует знать» само по себе было явлением обыденным. Но вот запас любезностей Прайм применял лишь в особых случаях, и внутренности подростка неприятно скрутились в комок. Вечернее солнце опускалось за горизонт таким ярким пятном, что казалось мазком алой масляной краски на бледном холсте. Уитвикки посмотрел на небо и горько усмехнулся: громадный робот, молчаливо стоящий рядом, отвоевал чужую звезду — а ему никто толком даже не сказал за это спасибо. ::Он всего лишь выполнял свой долг:: Парень покосился на автобота, но механический пришелец только уселся на остывающую землю, не нарушая мыслей юноши. ::Он был не обязан это делать:: В ответ — тишина. Безмолвный диалог окончился — и парню то ли показалось ревнивое объятие, то ли оно действительно возникло — однако он со вздохом обернулся к терпеливо ждущему роботу. — Прости. Задумался. Так о чем ты? Оптимус наконец-то посмотрел на него, и Сэм содрогнулся от тяжести этого кристально-чистого лазурного взгляда. — В последнее время ты не замечал за собой ничего необычного? Только то, что источник вашей жизни живет в моем теле, говорит со мной и по ночам рассказывает о Кибертроне. — Ээээ. Нет. Ничего странного. Все как обычно. Прайм, похоже, не поверил. Иногда казалось, что яркий свет его оптики сканирует тебя, как рентген, и видит насквозь. Особенно когда врешь или недоговариваешь. — А что не так? — Известно ли тебе, чем была для нас Великая Искра? Чувствуя себя нерадивым учеником, забывшим выполнить домашнее задание, Уитвикки засунул руки в карманы куртки и задумался. — Чем была?.. Ну, она давала вам жизнь... — Именно. И как любой источник жизни, Её почитали... Куб был для нас словно воплощение бога. Творца, благодаря которому мы все пришли в мир и продолжаем существовать. Повисшее молчание стало напряженным. Словно автобот должен был что-то добавить, но не решался. Сэм чуть склонил голову набок, пытаясь понять, что же такого ужасного в почитании Великой Искры. Он бы и сам падал на колени перед Кубом, будь он живым. Живым. Как я. Подростка снова передернуло, и дабы отвлечься от мыслей, радостным вихрем полетевших не в ту сторону, он немного резко поторопил: — И? Ему на мгновение показалось, что пришелец вздрогнул. — Долгом каждого Прайма было охранять Великую Искру, ставшую единым целым со своим хранилищем... или хранителем. Наша династия являлась своего рода жреческой кастой. Любой мог обращаться к Великой Искре с самыми сокровенными просьбами, говорить с ней о самых черных пятнах на искре, самых глубоких своих страхах и переживаниях. Но только Праймы могли так или иначе использовать ее силу — с Её разрешения. Праймы — слуги Великой Искры, Её стражи, исполнители Её воли. Логично: если есть религия, должны быть и священники, являющиеся связующим звеном. — А причем здесь я? — Несколько недель назад Бамблби засек аномалию, содержащуюся в твоих жизненных показателях. Энергетическая сигнатура, род которой не присущ человеческому существу. Словно ты не просто человек, а одновременно и человек, и кибертронец. Автобот отвел взгляд, выравниваясь. Теперь он сидел, как школьник за партой, тревожно ожидающий выхода к доске. — Отныне ты — Хранитель. Иными словами, — неистовый лазурный взгляд придавил органика к земле. — Теперь ты — живой сосуд Великой Искры. Уитвикки тяжело сглотнул. Он знал, Искра сама сообщила ему в первый же день "знакомства". Но услышать это заявление от главнокомандующего автоботов означало пересечь некую черту невозврата. — Значит... Теперь я... Ну, типа в опасности, так? Но ведь... меня и раньше пытались убить... Так что это... Ну, типа не но... — Сэм, — серьезным голосом Оптимус оборвал нервный лепет. Он развернулся и встал на одно колено. Левая рука уперлась в холодную землю, правая — прижата к груди. Склонив голову в очевидно глубоком поклоне, он произнес, уверенно и твердо: — Сэмюэль Джеймс Уитвикки, я клянусь тебе в верности. Клянусь исполнять твою волю, охранять тебя и служить тебе. Клянусь следовать за тобой, куда бы ты не пошёл и почитать тебя, словно саму Искру. Клянусь, что отныне я — твой покорный слуга, а ты — мой Хозяин.