Приключения только по вторникам

      Сейчас, когда Лили открывает книгу, она видит не просто буквы, а нечто совершенно иное — множество картинок и разных сюжетов вспыхивают вмиг и гаснут, как искорки бенгальских огней. Мысленно она уже настраивается на волшебство, ведь между школой, дополнительными занятиями по математике, английскому и гимнастике есть день, когда она снова может поверить в воображаемых друзей и падающие звезды, готовые исполнить каждое ее желание. На мгновение девочка отвлекается от текста, прислушиваясь: легкий скрип тормозов и удаляющийся гул мотора маминой машины дал понять, что хозяйка дома уже уехала навстречу своим подругам по клубу домохозяек. И ее точно не будет как минимум до восьми. Потому что сегодня вторник.       Лили вскакивает из-за стола: ее маршрут всегда один и тот же. Сначала она бежит в спальню родителей и достает из шкафа яркое — не важно, какое именно — мамино платье и туфли, и чтобы обязательно на высоком каблуке! Детская ручка тянется к тонким галстукам, и краем глаза Лили тоскливо поглядывает на идеально выглаженные отцовские рубашки. Ах, как бы ей хотелось взять хотя бы одну! Но маму не обмануть: та замечает каждую складочку, и когда это происходит — жди беды.       Девочка аккуратно тянется к помаде на туалетном столике, мысленно запоминая, где та стояла — по кружочку на поверхности отполированного дерева, вокруг которого сгустилась пыль. К шкатулке с украшениями она и не думает притрагиваться: ей еще хочется пожить. Изредка, как сегодня, Лили достает старые папины очки для коррекции зрения, черные, с маленькими дырочками. Зачем? В них ее друг Саймон — игрушечный дельфин, купленный отцом в океанариуме — похож на взаправдашнего модника. А еще Лили берет папины старые часы, что остановились еще полгода назад: мама всегда слишком занята, чтобы отнести их в ремонт.       В ванной малышка сгребает в охапку несколько ракушек и декоративных звезд, а еще — сувенирные бутылочки с песком из разных мест, ее любимые. Когда-то они стояли в гостиной, над камином, но так случилось, что в один зимний вечер из двенадцати осталось лишь четыре. Папа тогда приехал очень поздно, с цветами, в мятой одежде… Лили замотала головой и радостно вздернула нос: сегодня ничто не сможет испортить ей настроение!       Сбросив с себя гору сокровищ на идеально заправленную кровать, она распахнула шкаф и аккуратно раздвинула вещи, стараясь ничего не помять: там, в глубине одежд, таилась секретная дверь, которую в свое время помогла сделать бабушка. Она же приберегла добрую часть «благоразумно» выброшенных мамой игрушек, стоило только Лили пойти в первый класс, и посоветовала их припрятать. Мягко, бережно протягивая руки внутрь тайника, девочка достает коробку и лежавшего рядом дельфина Саймона.       Детские тонкие пальцы касаются твердого картона и заставляют его дышать: крышка ходит волной, будто внутри него живет нечто волшебное… И это действительно так.       Потому что внутри этой коробки живет целая вселенная.       Вселенная, созданная всего одним человеком.       И когда крышка исчезает, настоящая Лили открывает глаза: она неуклюже красит губы и ковыляет в маминых лодочках; она машет кошке из дома напротив через окно своей комнаты, даже не зная ее имя и в сердцах называя пушистую «Белоснежку» Соней; она разливает воображаемый молочный улун и потчует им дельфина, потому что Саймон — самое дорогое, что смогли дать ей родители.       Хлопок входной двери дома разрушает магию. Звезды падают с потолка, и Лили слышит, как с первого этажа доносится разгневанный голос матери и глубокий, но нервный баритон отца. По всему телу пробегает дрожь: девочка начинает судорожно метаться по сторонам и по привычке, дабы успокоиться, рвать не бумагу, а плюшевый плавник Саймона. Хватая сокровища, она распихивает их по углам некогда стерильной комнаты, параллельно прислушиваясь к крикам родителей. Кажется, она точно услышала слова «развод», «проститутки» и «кобель». «Что такое кобель?», проскальзывает мысль где-то на подкорке еще не сформировавшегося мозга, но растворяется — в панике, в страхе, в безмерном отчаянии и неизбежности наказания. Она не может спрятать все. И не успевает.       Когда Лили слышит шаги на лестнице, то погружается в туман: мать продолжает кричать на нее, с каждой секундой распаляясь в своей неистовой ярости и гневе. «Ты что, не понимаешь?! Если ты продолжишь витать в облаках, то не сможешь стать независимой и успешной! Тебе всю жизнь придется прогибаться под мужа, который будет тебя обеспечивать!» — слишком много сложных слов, пускай и для первоклашки. Девочка вцепилась в дельфина, как в спасательный круг, но от этого только хуже. Заметив нездоровую привязанность к игрушке, женщина тащит плюшевый комочек за собой — вместе с ребенком.       Когда мать замирает над пролетом вниз, не прекращая попытки вырвать Саймона из детских рук, Лили в последний раз, будто на мгновение очнувшись от дремы, резко дергает дельфина на себя.       Треск плюшевой игрушки раздается в ушах, а за ним — последующий грохот взрослого тела, эхом расходящимся вниз по лестнице.       Лили пугливо закрывает полные от слез глаза…

***

      Лили лениво открывает глаза.       Мужчина в белом халате и странных, потертых очках стоит перед ней и что-то пишет у себя в блокноте. Он постоянно задает ей какие-то вопросы, глупые и непонятные — утром и вечером, день за днем. Вместо слов девушка слышит только шум у себя в голове. Сколько она уже здесь? Должно быть, лет шесть или семь.       Но разве это важно?       Только не для нее.       В ее жизни — сегодня ли, завтра ли, всегда — важно кое-что другое.       — Какой сегодня день?       Мышцы у глаз доктора чуть дергаются, но он успевает взять взрывную смесь из восторга, замешательства и профессионального любопытства под контроль. Поправляя очки, мужчина достает из кармана телефон, задумчиво хмыкает и отвечает:       — Вторник, — и, подняв глаза на пациентку, встречает болезненную, но заметную улыбку, после которой следуют лишь два слова.       — Люблю вторники.       Два слова.       И больше ничего.