Радость жизни

Цветочная лодка остановилась у берега. Принц Цзинван стоял у борта, с улыбкой глядя на исчезающую в потёмках человеческую фигуру и обнимая барышню Юань Мэн. Она удивлённо спросила: — Куда ушёл молодой господин Фань? Принц потрогал её холодный кончик носа и насмешливо сказал: — Разве нужно передо мной притворяться наивной? Юань Мэн, сладко улыбнувшись, ответила: — Неважно, куда ушёл молодой господин Фань, однако он не скрывался от вас, только вот, боюсь, барышня Сы Лили-то ничего не знает. — Не скрывался от меня, потому что он умён, — сказал Ли Хунчэн. — Я всего лишь предлог для того, чтобы он оказался здесь. Но если ему нужна моя добрая воля, то лучше бы ему от меня не прятаться, — он вдруг добавил: — Как ты думаешь, как смотрит Фань Сянь на Сы Лили? Казалось, Юань Мэн весьма хорошо знала принца и, поразмыслив, ответила: — Этому молодому господину Фаню вроде бы очень нравится барышня Сы Лили, только я и не думала, что он выдержит эту ночь с ней, да ещё и отправится по другим делам, — она засмеялась, прикрыв рот, совсем непохоже на выросшую в публичном доме девушку. — Тогда на будущее держись поближе к Сы Лили, возможно, Фань Сянь будет часто захаживать в Приют пьяного бессмертного, — нахмурился Ли Хунчэн. — Слушаюсь, — кратко, словно подчинённый, ответила Юань Мэн, всё же немного удивившись, отчего принц так заинтересовался Фань Сянем. Ли Хунчэн просунул руку под полу её платья и крепко стиснул нежное бедро, Юань Мэн легко вскрикнула, её тело чуть не обмякло. — Знаешь, кто такой Фань Сянь? — Он любимый внебрачный сын шилана Министерства финансов, Фань Цзяня, — ответ Юань Мэн промяукала, словно котёнок, однако глаза её оставались абсолютно ясными. — Как я понимаю, господин хочет прибрать к рукам денежные потоки в государстве. Ли Хунчэн рассмеялся и покачал головой. — У меня нет таких притязаний, я просто чувствую, что Фань Сянь — стоящий друг, вот и всё. Эти слова были до некоторой степени правдой, но кое о чём он умолчал. Ли Хунчэн знал, что семьи Фань и Линь собираются тайно породниться, поэтому ясно понимал, что этот молодой человек по имени Фань Сянь в будущем, возможно, будет управлять тем колоссальным торговым предприятием, на котором держится царствующая семья. Если второй принц хочет бороться с наследным, то эти деньги представляют собой важнейшее оружие. *** Сегодня на поэтической встрече Го Баокунь очутился в незавидном положении, настроение было отвратительным, поэтому вечером он собрался предаться безудержному разгулу и пьянству. На сердце у него мало-помалу легчало, но стоило только подумать о ждущем дома отце-консерваторе, как настроение снова начало портиться. Планируя, как завтра отправится во дворец организовать развлечения для наследного принца, он вдруг почувствовал, что паланкин остановился. Он некоторое время не мог собраться, к тому же неизвестно, почему у него немного туманило голову. Он ударился лбом о переднюю стенку и, разозлившись от боли, прокричал: — Болваны, как вы несёте паланкин? Никто ему не ответил, снаружи стояла тишина. Го Баокунь униженно выполз из готового вот-вот перевернуться паланкина. Улица была совершенно тиха, и это была именно улица Нюланьцзе, по которой он должен был возвращаться в поместье. Вокруг паланкина стояли три человека в чёрном и с закрытыми лицами, а носильщики паланкина и охранники валялись на земле, неизвестно, живые или мёртвые. Го Баокунь решил, что нарвался на уличных грабителей, и перепугался до полусмерти, думая, с каких это пор порядок в столице поддерживают настолько плохо. Трясясь от страха, он отрывисто спросил: — Вы кто такие? Что вам надо? Улица Нюланьцзе всегда была тихой, с наступлением ночи практически не встречалось прохожих, и Го Баокунь немного запаниковал, не рассчитывая на то, что можно громко покричать и позвать на помощь. Его голос был очень тихим. Чистый, мягкий голос ответил ему: — Я Фань Сянь, я хочу побить тебя. Го Баокунь изумлённо обернулся, но попался, заметив только мешок, летящий в лицо, и не успев разглядеть мерзкую улыбку Фань Сяня. В мешке остался слабый запах, и сознание Го Баокуня заметно прояснилось, но так стало ещё хуже, потому что тут же на него обрушился ураган ударов руками и ногами, совершенно безо всякого снисхождения. Фань Сянь наблюдал, как несколько подручных Тэн Цзыцзина избивают жертву, и на сердце было радостно. Он просто хотел дать людям понять, что не стоит легкомысленно пытаться дразнить его, и кроме этого у него на уме было ещё кое-что. Когда ещё Го Баокунь, выдающийся сын министра, переносил такой позор и боль? Но он знал, что бьёт его Фань Сянь, а при ссорах благородной молодёжи никогда не случалось убийств, так что он не верил, что может умереть, и по-прежнему отпускал злобные слова: — Маленький ублюдок Фань! Убей меня, если хватит смелости! Услышав это, Фань Сянь в гневе махнул рукой, заставляя подручных Тэн Цзыцзина, молча наносивших удары, расступиться, подошёл, присел на корточки, больно стукнул разок, а потом прошептал, обращаясь к вертящемуся без остановки холщовому мешку: — Братец Го, знаешь ли ты, почему я днём написал то стихотворение? Фань Сянь был силён, и Го Баокунь в мешке от боли уже не мог говорить, а кричал и хныкал. — Под ветра свист к лазури неба возносят гиббоны свой плач. Над отмелью чистой без устали чайки скользят и играют, кружась. По воздуху носятся ворохом листья, с деревьев слетая, шурша. Янцзы вдаль бежит бесконечно и быстро, волну обгоняет волна. За сто тысяч ли от родимого края, в душе исполняясь тоски, Изгнанник, испивший от чаши страданий, на гору всхожу я один. Скитания, бедность, болезни и горечь, как иней в висках седина. Недавно и вовсе случилось отречься от чарки хмельного вина. Ты оскорбил меня дважды, я обязательно должен причинить тебе боль и страдания, иначе как мне порадовать себя? Как только его голос отзвучал, он одним жестоким ударом кулака через мешок разбил Го Баокуню лицо. Непонятно, как он настолько точно прицелился в темноте и сквозь холстину, однако попал Го Баокуню прямо в переносицу. Тот почувствовал только короткую боль и онемение, врывающееся в мозг, полилась кровь, и в конце концов, не в силах терпеть, он громко зарыдал, неустанно моля о пощаде. Фань Сянь, глядя на непрерывно дёргающийся мешок, только сейчас увидел свою жестокую сторону, словно она вдруг вырвалась из-под слоя штукатурки, скрывающей её все эти годы. Всё ещё не отведя душу, он несколько раз пнул мешок, затем махнул рукой, приказывая троим бойцам, что были с ним, уходить. Они растворились в темноте, действительно «неожиданно нагрянули и быстро сбежали», и Го Баокунь горячо желал не встретиться с ними. Лишь спустя долгое время Го Баокунь выполз из мешка. Его тело было в синих и пурпурных пятнах. Глядя на валяющихся на земле рядом с ним охранников и носильщиков, он невольно начал ругаться на чём свет стоит, а потом пинками привёл своих людей в чувство. Только тогда стало понятно, что слугам поднесли какой-то наркотик, но этот отвратительный Фань Сянь ещё и положил в мешок противоядие, чтобы боль от побоев была невыносимой. Охранники, держась за кружащиеся головы, поняли, что из их молодого господина чуть не сделали отбивную, и испугались до смерти. Они поспешно подхватили его и, даже забыв про паланкин, прямо на спине донесли до поместья Го. Вечером в поместье Го поднялся страшный шум. На следующий день с утра срочно послали в столичную управу, чтобы передать шилану Министерства чинов и градоначальнику Мэй Чжили жалобу, описывающую вчерашнюю кровавую трагедию и требующую сурово наказать бастарда из поместья Фань за тяжкое преступление. Разве можно спускать с рук подобную дерзость? Если нельзя призвать к ответу внебрачного сына семьи Фань даже за избиение сына министра на столичных улицах, то как сохранить лицо уважаемому министру?