А победитель только один

Интервью у нас берут сегодня же. Я без понятия как я буду выкручиваться - все же надо достойно представить свой дистрикт. Хоть я и без понятия какие вопросы мне будут задавать, я должна постараться. Мне очень страшно. у меня паническая боязнь больших скоплений людей, а в зрительном зале их будет больше тысячи, плюс ещё у экранов телевизоров Капитолия и тринадцати дистриктов. Осознавая это у меня холодеют руки. До начала по меньшей мере четыре часа, а потому, после того как мы вернулись из тренировочного зала, нас гонят в душ, после чего наши стилисты ведут нас в специальный отдел, выделенный для участников дистрикта 9. Что-то вроде салона красоты (это ведь так называется, если не ошибаюсь). Один только вид общей комнаты меня пугает Все сделано в слишком ярких цветах, даже кислотных, и смотря на все это "великолепие" начинает невыносимо резать глаза. - Если по их мнению это - красиво, то я, похоже, отстал от жизни... - тихо сказал Суини, поднимая взгляд. - От жизни, как же... - хмыкнула я. - ...потому что жизни и не было, - подхватывает мою мысль брат. Впервые за все пребывание здесь он со мной согласен. Отдел делится на несколько комнат. Суини сразу же уводят в мужскую комнату, я же иду в женскую. - Ну что, ты готова к интервью? - спрашивает Клауд, снимая свой пиджак и кидая его на ярко-малиновое кресло в углу. - Даже не знаю. Скорее нет, чем да. - Поражаюсь беспомощности, прозвучавшей в моём голосе. - Я никогда не была на виду у такого большого количества людей, я не знаю о чем меня будут спрашивать, не знаю что отвечать, как держаться... - Ну почему же не была? А как же Жатва? Я слышал ты хорошо держалась. - У меня был шок, это само собой вышло. Клауд усмехается и смотрит на время. - Ну что же, если мы не начнём сейчас, то мы не успеем во времени. - В чем мы будем? - интересуюсь я. Перспектива быть выряженой в какое-нибудь пышное платье, которое будет путаться под ногами, высокие каблуки и с кучей побелки на лице, которую жители Капитолия называют косметикой, меня не прельщает. - Не волнуйся, вычурными нарядами мы вас не порадуем. - Клауд сегодня особенно весел. С чего бы это... - Как жаль... - с облегчением выдыхаю я и пытаюсь улыбнуться. Если бы нам попались другие стилисты, могло быть намного хуже, так что лучше довольствоваться тем, что есть. Да и не помешает хоть какая-то тренировка, чтобы нас сцене губы складывались в улыбку, а не в оскал. Постараюсь достойно представить свой дистрикт если не на арене, то уж хоть здесь. Это лучше чем ничего. Чем ждать смерти уже тут, начиная с комнат тренировочного центра. - Ну-с, пожалуй начнём с прически. - Клауд осматривает мои встрёпанные, неухоженные волосы и слегка качает головой. - Хмм... Думаю, просто привести твои волосы в порядок, причесать, слегка завить и сбрызнуть лаком будет более чем достаточно. Согласна? - спрашивает меня стилист, улыбаясь. - Ну, вам виднее... - ненавижу себя за свою беспомощность. Просто ненавижу. Следующие полтора часа мне заново моют голову каким-то приторно пахнущим шампунем, сушат волосы, выпрямляя их, после чего ещё расчесывают, а потом завивают и сбрызгивают лаком. Искося смотря на прядь, лежащую на плече, вижу, как волосы блестят при ярком свете. - Так, искушать зрителей пышными формами не будем... - тянет Клауд, почёсывая подбородок и смотря на часы. Что-то пробормотав себе под нос, он начинает рыться в шкафу, завешанном грудой платьев и заставленном коробками с обувью. Видимо, у него было множество вариантов. - А какое платье? - спрашиваю я, разглядывая часы на его руке. Из белого золота или серебра, с круглым циферблатом, инкрустированным вокруг мелкими голубыми камешками. - Сейчас сама и увидишь. В комнату входит молоденькая смуглая девушка невысокого роста, несущая в руках вешалку с висящим на ней черным обтягивающим платьем с длинным шлейфом и открытыми ногами. Клауд снова смотрит на часы и переводит взгляд на новопринесённое платье. - Пожалуй, то, что надо. Так, иди и переодевайся, я подожду тебя здесь. Тут же меня буквально утаскивают за ширму две молоденькие безгласые девушки, снимают с меня свободную чёрную майку, брюки. Одна из них из ниоткуда достаёт чёрный утягивающий корсет. - А... А может не надо? - тихо спрашиваю я. Девушки смотрят на меня - тощую, только кожа да кости, и откладывают корсет - мне нечего прятать и затягивать. Через несколько минут на мне уже красуется чёрное платье с длинным шлейфом. Оно крайне неудобное - стягивает грудную клетку так, что кажется я вот-вот задохнусь. На моих ногах - чёрные блестящие босоножки на невысоком каблуке. И как капитолийцы носят всё это? Пошатываясь на каблуках выхожу к Клауду. - Очень хорошо, - довольно отзывается он, осматривая меня с ног до головы. - Давай-ка ещё кое-что сделаем. - Он достаёт небольшой флакончик и открывает его, доставая чёрную щёточку. - Это тушь, - улыбаясь отвечает он, поймав мой непонимающий взгляд. - Присядь. Я послушно сажусь в кресло и стилист начинает красить мне ресницы. - Вот ты и готова. Встаю и смотрюсь в зеркало. Но, как сильно я не стараюсь, я не могу увидеть в этом зеркале отражение настоящей себя. С отражающей поверхности зеркала на меня смотрит молодая девушка с подтянутой фигурой, милым личиком и в шикарном платье, а не пятнадцатилетний маленький раздолбай, который всегда был против этого. Мне это не очень-то по душе, если честно, но если это позволит мне достойно продержаться на сцене, то я это перетерплю. - Пойдём. Посмотрим, как там твой брат. Мы выходим в небольшой зал ожидания. Нас уже ждёт Суини и Урса. - Красавица, - улыбается мне брат. Сам он одет в традиционную белую свободную мужскую рубашку, чёрные пиджак и брюки, с зачёсанными назад волосами, напоминающими корону из длинных чёрных перьев на голове взрослой гарпии. Подумав о гарпиях мне вспомнился дом. Пару раз за свою жизнь я видела этих птиц - чем-то напоминающих могучих орлов, но с короной из перьев на хохолке - чёрных у взрослых птиц и белых у молодых. Как то Суини рассказывал мне сказки о мифологических тёзках этих птиц - существах с головами женщин и телом птиц, и всегда смеялся, когда я слушала его рассказы с открытым от удивления ртом. - Ты тоже. - Я улыбаюсь в ответ. К нам подбегает красна от волнения Олимпия, нервно поглядывающая на наручные часы. У них всех сегодня сбой какой-то со временем? - Так-так-так, скоро уже начало, а вы все еще стоите? Думаю, нам стоит поторопится. До начала шоу мы со Суини сидим тихо, а Клауд Урса и Олимпия о чём-то тихо переговариваются. Я сижу погрузившись в свои мысли. В зале ожидания появляются остальные трибуты - девушки в красивых вечерних платьях, парни в элегантных костюмах. Интересно, а почему ни на один парад или интервью за все те годы, когда я смотрела со всеми остальными в своём дистрикте, девушки не разу не появлялись в каких-нибудь стильных брюках? Не думаю, что стилистам Капитолия сложно придумать дизайн удобных штанов для диких девушек из диких дистриктов, не привыкших к платьям и излишнему дискомфорту движений в юбке. Или юбками они подчёркивают, что женский пол не чета сильным мужчинам даже там, где все равны? Равноправие у них не в чести... Вскоре становится слышно как толпы людей начинают наполнять зрительный зал. Слышится музыка, и в зале ожидания все трибуты начинают волноваться, хотя и довольно умело скрывают это. Кто-то начинает бросаться шутками, а кто-то начинает мерить шагами комнату, нервно теребить галстук, некоторые девушки пытаются дёргать рюши на своих платьях, за что получают по рукам или выговор от своих стилистов. Ещё через несколько минут, которые тянутся как резина, мы слышим, как в зале громогласно раздается вступительная музыка, за ней следуют аплодисменты - судя по всему, в зал вошёл ведущий программы - Цезарь Фликермен. Как всегда, неизменный ведущий всех Игр. По крайней мере тех, которые видела я. Каждый год он появляется с новым цветом волос. Сейчас мы видим его на небольших экранах, встроенных в стенах зала ожидания, и видим, что в этом году он предпочел выгоревший бирюзовый цвет. Все же лучше, чем кроваво-красный... Он говорит приветственную речь, тарахтит что-то про прошлогодние Игры, отпуская шутки по этому поводу. Как им всем ещё не надоели эти чёртовы Игры?! Эти жестокие кровопролития? Когда детей, молодых, не успевших пожить свою жизнь людей стравливают как бойцовских псов? Почему их не волнует то, что в дистриктах люди мрут от голода, болезней и непосильной работы, лишь бы в Капитолии всего было вдоволь? Почему они не могут понять чувства матерей и отцов, чьи сыновья или дочери больше никогда не вернутся домой живым? Почему они не могут понять весь тот ужас, который испытывают родственники погибших, смотря на привезённое тело погибшего чада, изуродованное убийцей, природой, животными?.. У жителей Капитолия вдоволь всего, а они даже не представляют жизни за его пределами. Почему бы не взять кого-нибудь из этих неженок на арену? Всем было бы интересно взглянуть на жалкие потуги избалованного цивилизацией, зажравшегося капитолийца убежать, спрятаться, найти себе пропитание и убежище в условиях дикой природы, уберечь свою изнеженную и избалованную кремами задницу от жестоких условий природы, не щадящей никого. Хотелось бы на это взглянуть, ох как хотелось бы... Увлекшись своими мыслями, я не замечаю как на сцену вызывают Феликс из Дистрикта-5. И только сейчас я начинаю осознавать, что моё сердце бьётся непонятно где: то ли в пятках, то ли в горле. А бьётся ли вообще?.. Отрываю взгляд от своих туфлей, которые я разглядывала последнее время и вижу напарника Феликс, Джека, разговаривающего с Кети из Дистрикта-12. Не знаю, что творится внутри у этого парня, но снаружи он выглядит уверенным в себе и весёлым, а голос полон бравады. Он шутит, о чём-то болтая с девушкой, но вскоре со сцены возвращается взволнованная своим же выступлением Феликс, вызывают Джека, и он, шутливо раскланявшись перед Кети и Астрид, которая присоединилась к их компании недавно, а так же кивнув такому же весёлому Битлджусу, он вскачь поднимается на сцену. Не замечаю хода времени. Время, проклятый старикашка, почему когда не надо, ты ползёшь как улитка, а когда так нужен момент, чтобы собраться с духом, то ты летишь со скоростью света?.. Слышу как вызывают меня. Душа уходит в пятки, а сердце начинает бешено колотиться, грозясь выскочить из тесной для него грудной клетки. Становится невыносимо жарко, но я бледнею. Беру себя в руки, глубоко вдыхаю и рвано выдыхаю от волнения. На ватных ногах иду на сцену, когда до меня доносится тихое двойное "Удачи" от Суини и Конопли из Дистрикта-11. Выхожу на сцену, за кулисами успев "натянуть" на лицо улыбку. Тут же меня оглушает рёв, свист и аплодисменты толпы, как впрочем, оглушало всех трибутов, шедших передо мной. Улыбаюсь, вспоминаю о своём решении достойно представить наш тихий-мирный дистрикт и машу рукой в зал. Да, это уже не я. Я бы никогда не помахала куче незнакомых людей. Слышу чьё-то улюлюканье, осторожно, стараясь не споткнуться в туфлях на каблуке иду к креслам и улыбающемуся ведущему. Цезарь Фликермен просто сияет от восторга. Кажется, этому человеку действительно по душе его работа. Смаковать подробности жизни тех, кто умрет через пару дней. Он уже обсудил все тонкости семейного положения родителей Мальянкен, выяснил подробности смерти любимой Барнабаса, узнал о пылкой любви трибутов из шестого. Пришла моя очередь рассказывать. - Итак, Сеня, святая из Дистрикта-9! Тебя мы ждали с особым нетерпением! – пропел в микрофон Цезарь. – Как тебе Капитолий? Думаю, куда интереснее, чем дома, ведь так? Я слушаю, как медленно затихают аплодисменты зала, и понемногу начинаю понимать, куда я попала. Тысячи, сотни тысяч зрителей смотрят на меня в прямом эфире. Во всех дистриктах жители собрались у своих телевизоров или на площадях возле главных экранов. Все они слушали своих трибутов. И что теперь говорить мне? - Конечно, здесь все куда более ярко и привлекательно, - говорю я с издевкой, но мои слова зрители восприняли как шутку. - Да, мы стараемся не только для себя, - выдает Цезарь. – ведь нашим гостям должен понравится местный колорит. Мы ведь тебе нравимся? По залу прокатывается волна смеха. Цезарь умеет поддержать даже самую угнетающую обстановку. - Ну, рассказывай, - говорит он, когда толпа, наконец, затихает. – как для тебя прошла Жатва? - Хм... Было волнительно и жутковато… - А этот парнишка, который с тобой - правда твой родной брат? - выжидающе смотрит на меня, как будто ждет, что я опровергну его слова. - Да, правда. – Ладони холодеют и липнут друг к другу от пота. - А как же ваши родители? – голос ведущего стал немного тише. - Они пришли попрощаться с вами? - Нет. У нас нет родителей, мы сироты. Зал с ужасом вздохнул. Как будто их вообще волновали наши родители. - Неужели? Ты их помнишь? - Отец погиб год назад на складе. Маму я не помню, мне говорили, что ее обвинили в бунтах, или что-то в этом роде. Больше никто ничего не говорил. Меня воспитывал по большей части Суини. В зале отдаленно послышались женские всхлипы. Даже Цезарь состроил жалостливое лицо. - Клянусь богом, у него это отлично получилось! У тебя потрясающий брат. Переживаешь за него? - Как бы он не ляпнул чего невпопад… - с улыбкой говорю я. Зал немного приободрился. - Скажи, - продолжил Цезарь. – на показательных тренировках ты получила довольно неплохой результат. Ты убила кого-то из распорядителей, чтобы они повысили тебе оценку? И снова смех со стороны толпы. Понемногу они начинают меня бесить своим поведением. - Всего лишь показала, что я умею. Возможно, немного больше, чем есть на самом деле. - Значит, не зря старалась! Ну, а теперь вернемся к Жатве. Что ты почувствовала, когда вызвали твоего брата? Нельзя врать. Надо говорить им правду, иначе не получится желаемого результата. - Я испугалась. Могли вызвать кого угодно, но это было неожиданно и пугающе. Сглатывая накопившийся комок в горле, я ожидаю следующего вопроса. Но Цезарь, как и вся зрители, молчит. Все затаили дыхание, ожидая продолжения. - Тебя кто-то пришел провожать? – наконец спросил Цезарь, когда тишина уже затянулась. - Да, моя подруга. - И что она сказала тебе? - Что я не имею права проиграть. - Конечно, ты обязана вернутся ради нее. Как ее зовут? - Крисс. - Вот что я тебе скажу, Крисс, - Цезарь смотрит прямо в объектив камеры, проползающей вдоль сцены. – Она вернется любой ценой. Эта девочка способна на многое, если ты веришь в нее. Надеюсь, ты веришь?! Зал взорвался аплодисментами, а я почувствовала, как мне становится стыдно за саму себя. Будто я раскрыла какую-то страшную тайну, сообщив всему Панему имя лучшей подруги. Прозвучал звонок, оповещающий про окончание интервью. - Жаль, но наше время закончилось. Удачи тебе, Сеня Тодд, трибут из Дистрикта-9. Я занимаю свое место позади сцены, рядом со всеми трибутами, и продолжаю наблюдать за интервью. Облегченно вздыхаю, когда вижу на сцене брата. Теперь все внимание переключилось на него, на меня уже никто и не смотрит. Суини держится намного лучше, чем я. Его скептицизму можно только позавидовать, ведь на любые шутки Цезаря он отвечает холодной улыбкой, не выражающей абсолютно никаких эмоций. Наконец, когда глупые шутки про неуклюжесть слуг и способы готовки еды на капитолийских кухнях закончились, Цезарь решил переходить к более уместным вопросам. - Скажи, Суини, как ты отнесся к тому, что ты идешь на арену с сестрой? - Это и грустно и радостно одновременно, - после недолгого колебания отвечает он. – Она меня всегда поддерживала. С ней будет легче. Если надо будет принять какое-либо решение, я смогу положиться на ее интуицию. Даже под ее умоляющим взглядом устоять трудно! Это единственный человек, которому я доверяю после смерти отца. Зал снова заохал, вспоминая нашу «трагическую историю». - И каковы твои дальнейшие действия? – не унимался Цезарь. - Есть два варианта: либо погибнуть вместе, - Суини выждал несколько секунд, прежде чем зал переварил информацию, – либо сделать все, чтобы она осталась в живых. Третьего не дано. Наверняка, камера сейчас направлена на меня. Но мои эмоции не были поддельными. Я чувствовала, что еще одно слово о нас с братом, и я расплачусь. Обкусывая высохшие губы, я, кажется, прокусила кожу. Быстро вытираю кровь, не давая камере поймать это движение. - Ты сможешь помочь ей выбраться с арены живой? Позволишь ей жить без тебя? – бесцветно проговорил Цезарь. - Я не представляю, что буду делать, если останусь один. Если с ней что-то случится, я сам нарвусь на профи. – Я прям таки чувствовала, как трибуты первого и второго потирают руки. – А они уж знают, что делать в таких ситуациях. Не замечая как, я выбежала со сцены тем же путем, которым вышла к ведущему. Все случилось само собой. Сидя на полу возле лифта, я уже не сдерживала себя. Слышу, как ошеломленно гудит и улюлюкает зал. Их интересуют все жалостливые подробности нашей жизни. На кой черт мы им сдались? Сплетни и кровавые зрелища нравятся им куда больше, чем судьба жертв. Избалованные капитолийцы так и ждут, что я вернусь на сцену, вся в слезах, расскажу, как я была тронута словами брата, как не смогла сдержаться. Мне же просто отвратительно их поведение! Каждого сидящего в зале хочется приставить к стене и расстрелять. Выуживают правду всеми способами, смакуют ее, перемывают косточки всем трибутам до единого. Даже важным птицам из богатых дистриктов не спрятать всех тайн. - Ты, кажется, только что сорвала интервью. Рядом со мной садится Клауд. - Ну и хорошо, меньше знают - крепче спят, - бурчу я, утыкаясь носом в поджатые колени. - И ты испоганила новое платье, - задумчиво добавляет он. - Сделаешь новое. Для тебя это не проблема. - Ты хорошо держалась, - говорит Клауд без доли злости. – Даже эта твоя выходка заставит их рыдать неделями. Ты станешь звездой арены! - Отлично, только этого и ждала. - Не вернешься на сцену? – спрашивает он, понимая, что утешать меня бесполезно. - Еще чего. Они только этого и ждут. Я вызываю кабину лифта и наблюдаю, как мигает синяя лампочка на кнопке. Клауд провожает меня недобрым взглядом.