МЕЖЗВЕЗДНЫЙ САМОЗАВОДЯЩИЙСЯ КОСМИЧЕСКИЙ КОРАБЛЬ АРТЕМИСА, ОБРАТНАЯ СТОРОНА ЗЕМНОЙ ЛУНЫ
АРТЕМИС ФАУЛ ЧУВСТВОВАЛ СЕБЯ В ВЫСШЕЙ СТЕПЕНИ САМОДОВОЛЬНО. Артемису была не чужда чрезмерная гордыня, но годы неудач и покушений на его жизнь со стороны тех, кого он доводил до убийственной ярости своим самодовольством, научили его сдерживаться во имя осторожности. Но не сегодня. В этот знаменательнейший день Артемис Фаул Второй почувствовал, что Шведская королевская академия наук должна ему обе Нобелевские премии за этот год. Конечно, было маловероятно, что это произойдет, так как он еще во времена своей преступной юности украл восемнадцать нобелевских медалей, которые, по мнению Артемиса, он вполне заслуживал, но не получил по вине так называемых ученых, которые недостойны были даже полировать линзы его микроскопов. Так что Артемис смирился с тем, что ему придется довольствоваться парой-другой поздравительных слов от тех, кто ему дорог, и от тех, кого он уважает (несмотря на то, что первых было очень мало, а вторых еще меньше). Его младший брат Майлз был наиболее очевидным кандидатом на обе эти должности, поскольку этот одиннадцатилетний мальчик, несомненно, пошел по стопам своего старшего брата. К несчастью, одним из этих шагов была та самая гордыня, которая так часто настраивала людей против самого Артемиса. Вообще-то, продолжительные эпизоды самодовольства Майлза Фаула заставляли Артемиса выглядеть по сравнению с ним скромным мальчиком. На своем пятом дне рождения Майлз во весь голос отругал нанятого фокусника за нелепую дилетантскую «ловкость рук» и долго гадал, не добьется ли тот большего признания на поприще клоуна. Но, несмотря на это, Артемис понимал, насколько значительной была его новость, и был готов пойти на риск быть униженным саркастичным ребенком с откровенно незрелой префронтальной корой. Искусственная гравитация «Интерстеллара» на данный момент не была включена, поэтому Артемис поймал попутку на кондиционирующем потоке воздуха и поплыл к коммуникационному блоку. По правде говоря, ему не нужно было находиться там — радиопередатчик активировался с помощью голоса, но по мере своего взросления Артемис находил все большее утешение в винтажном дизайне, присущему, к примеру, микрофонам на ножках, ложкам и шелковым галстукам. На самом деле Артемис не был точно уверен, сколько ему лет, поскольку в ходе своих приключений он успел попутешествовать по временному мосту Эйнштейна-Розена, провести некоторое время в лимбе и после смерти переродиться в тело клона. Артемис посоветовался со своими родителями, и они решили, что возраст двадцати одного года вполне ему подойдет. Артемис выбрал имя Майлза в списке контактов и сделал вызов по старомодному передатчику радиосвязи. Поскольку он находился всего лишь в двухстах пятидесяти тысячах миль от Земли, задержка должна была едва дотягивать до секунды. Он как раз работал над новой сверхсветовой системой, которая придавала бы разговорам естественность, когда качество радиосвязи начинало раздражать. Майлз не брал трубку целых несколько секунд, что было особенно раздражающе, поскольку Артемис знал, что все звонки передавались его брату через внутренние проводники в графеновых дужках очков, которые тот постоянно носил. — Майлз Фаул, — наконец произнес одиннадцатилетний мальчик. — Чем могу помочь на этот раз, доктор? Раздражение Артемиса возросло сразу же по нескольким причинам. Во-первых, Майлз упорно продолжал называть его доктором, хотя сам Артемис редко пользовался этим титулом, а во-вторых, Майлз полагал, что Артемис звонит, потому что ему нужна помощь. — Как дела, Майлз? — спросил он. — Честно говоря, я занят, — огрызнулся Майлз. — В мире еще остались идиоты, которые цепляются за Теорию Большого Взрыва, и я пытаюсь просветить их сразу на нескольких интернет-сайтах. Хоть время и не универсально, оно драгоценно, брат мой, так что не мог бы ты поскорее изложить свое дело? Артемис скривился. Неужели он когда-то был таким же нахальным? Он подозревал, что так оно и было до недавнего времени, и так было бы до сих пор, если бы не эльфийка Элфи Малой, которая сделала его лучше, просто будучи его подругой. — Конечно, Майлз. Уверяю тебя, что я не нуждаюсь в помощи. — Приятно слышать, — сказал Майлз, — так как сейчас отлив, и я собираю водоросли для моего питательного геля. И одновременно спорю с несколькими идиотами в Интернете через мои умные очки. Артемис улыбнулся. Его брат счастливо спорил с незнакомцами, находясь на пляже в семейном доме на острове Доки. Ему вдруг стало не хватать как острова, так и всего, что на нем находилось. — Ты занят, — сказал он. — Так что я не буду медлить с новостями. — Буду весьма признателен, доктор. Переходи прямо к делу, будь так любезен. Артемис глубоко вздохнул, наслаждаясь моментом. Майлз вел себя очень деловито, но Артемис знал, что младший брат на самом деле будет рад услышать его новости (хотя бы ради того, чтобы отреагировать на них с преувеличенной скептической насмешкой). — Дело в том, Майлз, что я обнаружил воду на темной стороне Луны. — Скучно, — тут же сказал Майлз. — Что происходит? Мы в детском саду? Даже обезьяны знают, что на Луне есть вода. Когда-то Артемис пришел бы в ярость от легкомысленной реакции брата, но сейчас это вызвало у него лишь улыбку. — А обезьяны знают, что в воде есть микробы? Живые существа? Инопланетяне, если тебе угодно. Майлз фыркнул. — Инопланетяне? Даже если там есть микробы, они не прибыли из другого мира, а, скорее всего, перенеслись со спутника этого мира, поэтому я думаю, что классифицировать их как инопланетян можно только с большой натяжкой. И хотя обезьяны, возможно, и не знают о существовании лунных микробов, я уверен, что дельфины давно об этом подозревают. Майлз не мог этого знать, но Артемис просто усыплял его бдительность крупицами новостей, так, чтобы настоящее заявление имело бо́льший эффект. «Вот и оно, брат», — подумал он. — Наверное, ты прав насчет микробов. Но, может быть, тебе будет интересно узнать, что у Луны есть Луна? На мгновение воцарилось молчание, еще более затянувшееся из-за задержки в радиосвязи, а затем Майлз сказал: — Наверное, у нас эхо на линии. Мне показалось, ты сказал, что у Луны есть Луна. — Ну да, — легко согласился Артемис. — Именно это я и сказал. Я обнаружил внутренний спутник на геоцентрической орбите Луны, вечно находящийся в тени темной стороны. Он находится всего в пяти милях от поверхности и, возможно, первоначально был частью основного тела, но, тем не менее, это Луна. Я назвал его Малая Луна. Неплохая находка, согласись. Можно даже назвать ее пером в шляпе экспедиции. Майлз снова замолчал, и на том конце линии Артемис буквально услышал не только плеск волн, но и работу шестеренок в мозгу брата, ищущего способ подорвать Артемисов триумф. И Майлз действительно его нашел. — Скажи мне, доктор. Насколько велика эта луна? Каков ее точный диаметр? Артемис небрежно пожал плечами. — О, я не знаю. Где-то около шести миль. Майлз и слушать не захотел. — Где-то около? Где-то около? Это все равно что сказать, что ДНК шимпанзе находится где-то около ДНК человека. Каков точный диаметр твоей так называемой луны? — Шесть целых девять сотых мили, — признался Артемис. — Но нет никакой официальной литературы, устанавливающей… — Шесть миль, доктор, — резко сказал Майлз. — Шесть миль — это общепринятый минимум. Литература существует, как тебе хорошо известно, а ее оформление — лишь вопрос времени. — Это все еще луна, — слабо запротестовал Артемис. — Разумеется, доктор, — сказал Майлз с максимальным презрением. — По крайней мере, на несколько месяцев. — Он позвал своего близнеца, стоявшего неподалеку. — Бек. Артемис думал, что нашел луну, когда все, что он нашел — это камешек в космосе. Вот деревенщина. Сквозь скрежет зубов Артемис услышал, как под ногами Беккета захрустел пляжный песок. После небольшой потасовки Беккет сорвал с лица Майлза графеновые очки и закричал прямо в микрофон: — Арти! Как ты? Твои мышцы уже превратились в желе? Ты уже получил космические суперспособности? Артемис почувствовал, как его настроение резко улучшилось, несмотря на перепалку с Майлзом. Один из учителей Беккета написал в своем летнем отчете, что Беккет может «рассмешить статую» (что, кстати, окажется чистой правдой примерно через восемь лет, во время приключения, которое будет задокументировано полицией Нижних Уровней в файле под названием «Близнецы Фаул встречают Голема Атлантиды»). — Привет, Бек, — сказал Артемис. — Отвечая на твои вопросы: я в порядке. Мои мышцы сильны благодаря тренировочному режиму Дворецки, и никаких сверхспособностей пока не появилось, но я настроен оптимистично. Беккет решил завершить череду своих вопросов обещанием. — Я клянусь, что если когда-нибудь попаду в космос, то напи́саю в невесомости свое имя. — Я тебе верю, — сказал Артемис, задаваясь вопросом, существовали ли когда-нибудь близнецы, которые так же сильно отличались друг от друга почти во всех областях своих личностей. — Полное имя, — уточнил Беккет. — Не просто инициалы. Держу пари, что если бы космическое мочеиспускание было спортом, я был бы чемпионом Вселенной. — Мы можем перестать говорить об этом, Бек? — взмолился Артемис. — Ты уже вложил этот образ в мою голову. Артемис не стал посвящать Беккета в свое открытие по той простой причине, что Беку было все равно. Беккет, возможно, и был очаровательным веселым малым, но он интересовался научными достижениями примерно так же, как сам Артемис — телевизионным социальным экспериментом «Остров Любви». Беккет скорее вскарабкался бы на дерево, чем взял образец плесени из древесной коры, чтобы исследовать многоклеточные нити (выбор, который Артемис находил совершенно странным). Поэтому вместо того, чтобы обсуждать космические камни, которые могут быть или не быть лунами, братья дружелюбно болтали в течение целых нескольких минут, пока Беккет не отключился, чтобы исследовать чайку, которая (как он клялся) выкрикивала мелодию из «Миссия невыполнима», и не оставил Артемиса одного в космосе. Ну, почти одного. Его друг и телохранитель, Дворецки, находился в спальном отсеке одной палубой выше, так как он поместил самого себя в стазис, чтобы избежать еще одной научной лекции. После разговора с близнецами сердце Артемиса наполнилось любовью. Конечно, это была метафорическая опухоль, а не реальная, поскольку реальная опухоль означала бы, что у него развилась мгновенная кардиомегалия, что было бы довольно тревожно. Однако, несмотря на опухшее сердце, Артемис обнаружил, что его желание поделиться с кем-то своим открытием так до конца и не исполнилось. Артемис отлично знал, что ему следует игнорировать этот природный инстинкт самолюбования, но, так как инстинкт этот оказался совершенно непреодолимым, молодой ирландец сделал еще один звонок. На этот раз звонок передался по оптической лазерной линии, чтобы безопасный сигнал совместился со спутником ЛеППРКОН, а оттуда передался глубоко под землю — на коммуникатор подруги Артемиса из полиции Нижних Уровней, майора Элфи Малой. Элфи, как рассудил Артемис, была идеальным выбором для звонка, и, после катастрофической взбучки от Майлза, который самым раздражающим образом сделал вполне обоснованное замечание, Артемис удивился, почему он не позвонил Элфи в первую очередь. Эльфийка была очень умна, но не особенно конкурентоспособна в области науки, так что как раз она могла оценить важность его открытия без задавания каких-либо каверзных вопросов. Элфи была той редкой личностью, у которой никогда не было скрытых мотивов, и, вероятно, именно поэтому она была одной из немногих высокопоставленных женщин-офицеров в ЛеППРКОН, хотя их число росло с каждым годом. Элфи ответила после первого же гудка. — Привет, Артемис. Доброе утро. Там, где ты сейчас, уже утро? Здесь уже утро. Или, во всяком случае, его имитация. Услышав голос подруги, Артемис улыбнулся. Немногим ранее он использовал этот голос для озвучки НАННИ — Нано Артифициальной Нейросетевой Интеллектуальной системы, которую он создал и запрограммировал, чтобы наблюдать за островом Доки в свое отсутствие. — Я вижу отблеск Солнца, дорогая подруга, — сказал он. — Если это квалифицируется как утро. — Солнце, — сказала Элфи, и в ее голосе прозвучала тоска. — Настоящее солнце. Мне кажется, что прошла целая вечность с тех пор, как я поднималась на поверхность. — Майоры не вылетают на задания, — сказал Артемис. — Риски продвижения по службе. Элфи засмеялась. — Теперь ты понимаешь, вершок. Но я взяла пример с тебя, чтобы это обойти. Так сказать, сработала как Артемис. — Как Артемис? — спросил Артемис. — Ты назвала это в честь меня или богини охоты? — Конечно, в честь тебя, если только богиня охоты не является ирландским гением. Артемису стало любопытно, что за черта характеризует его. — И что именно означает «сработать как Артемис»? — Это значит, — сказала Элфи, — что ты всегда находишь нетрадиционное решение проблемы. В этом случае я вызвалась стать наставницей для нескольких специалистов. «Нетрадиционные решения», — подумал Артемис. — «Хороший выбор». — Майоры обычно не обучают, — заметил он. — Полагаю, наставники координируют новичков во время тренировочных миссий на поверхности? — Верно, — подтвердила Элфи. — Я сработала как Артемис. И на следующей неделе я вылечу на поверхность со своим первым кандидатом. Артемис почувствовал, что хотя бы из вежливости должен задать парочку вопросов, прежде чем сообщить новости о своей Малой Луне. — Нашелся кто-нибудь интересный среди специалистов? Элфи не понадобилось ни секунды на обдумывание. — Одна девушка в разведке. Лазури Хайтц. Потрясающие способности по всем аспектам, но немного импульсивные. Артемис сразу же увидел возможность отыграться. — Кажется, эта Лазури Хайтц сработала как Элфи. — О, очень хорошо. Испепелена прямо из космоса великим Артемисом Фаулом. Кстати, почему ты звонишь? Не обижайся, но ты не из тех, кто любит поболтать, Арти. Обычно ты звонишь мне только тогда, когда сделал что-то настолько великолепное, что я просто обязана об этом узнать. В этих словах было нечто большее, чем просто крупица правды, но Артемис все равно возразил. — Это не так, Элфи. Я люблю светские разговоры. Особенно праздную болтовню. И обожаю шутки. Элфи рассмеялась. — Действительно? В последний раз ты звонил, чтобы объяснить, как воспользовался девизом своей семьи: «Наш протестный насест»… — Aurum Potestas Est, — поправил Артемис. — Золото — это сила. — Да. Точно. И ты объяснил, что, покрыв солнечные батареи «Интерстеллара» золотой фольгой, ты воплотил этот девиз в жизнь. Наверное, ты ждал, что я дам тебе медаль. — Кто-то все-таки должен наградить меня медалью, — сказал Артемис. — Или, по крайней мере, сертификатом. — Так что же на этот раз? — поинтересовалась Элфи. — Ты что, превратил Дворецки в гриб? Или, может быть, ты смог открыть червоточину силой своего разума? Артемис действительно работал над усилителем мозговых волн, который, возможно, мог бы иметь реальное применение, но это была история для другого звонка. — Не все так драматично, — сказал он и кашлянул, предвещая важные новости. — Дело в том, что я открыл вторую Луну… Элфи прервала его: — Луна, — сказала она. — Это скорее для Жеребкинса. Он от Луны без ума. Вы двое должны сесть друг напротив друга и образовать что-то вроде лунной эхо-камеры. Я его позову. — Нет, — вырвалось у Артемиса, не уверенного, сможет ли он выдержать второе крушение его надежд. Жеребкинс, кентавр, был технологическим консультантом ЛеППРКОН и, возможно, единственным, кто мог поспевать за Артемисом по большинству вопросов, а по некоторым даже опережать его. — В этом нет никакой необходимости. Я уверен, что Жеребкинс занят. — Не беспокойся, — сказала Элфи. — Он прямо здесь, ест морковку. Мне бы не помешало немного отдохнуть от этого чавканья, если честно. Так что вы, ребята, говорите о лунах, а я смогу немного поработать. Артемис сердито посмотрел на микрофон. — Нет, Элфи, правда. Ничего страшного… Но его протесты были напрасны, так как слегка вибрирующий голос Жеребкинса уже передался из Нижних Уровней через спутник-ретранслятор и двести пятьдесят миль пространства. — Вершок. Как дела в черной пустоте космоса? — Технически, это не пустота, Жеребкинс, как тебе хорошо известно. — Отлично известно, — сказал Жеребкинс. — Там повсюду болтаются какие-то лучи. И всякие странные люди тоже. А что это я слышал про луну? Артемис ущипнул себя за бровь — признак напряжения, который он обычно сдерживал. К сожалению, с Дворецки в стазисе было некому указать на это. — Я даже не уверен, что это луна. Диаметр всего лишь шесть ноль девять. — Артемис Фаул не вполне уверен? Надеюсь, разговор записывается. Но я шучу, потому что для меня такие цифры вполне приемлемы, — сказал Жеребкинс. — Все, что больше четырех и трех десятых, классифицируется как спутник, пока находится на орбите. Однажды мы даже засчитали спутник с диаметром четыре целых две десятых из-за его плотности. Артемис почувствовал, как его плечи расслабились. — Ну что ж, похоже, на моем счету действительно есть спутник. Должен признаться, Жеребкинс, я горжусь тем, что совершил такое открытие в самом начале экспедиции. Конечно, я ожидал этого, но в первую же неделю? — Он сделал паузу, а затем сказал с гораздо большим волнением, чем обычно ассоциировалось с Артемисом Фаулом: — Возможно, я говорю это не так часто, Жеребкинс, но приятно поделиться этой новостью с кем-то, кто понимает суть. Как там говорит молодежь? С кем-то, кто в теме. Жеребкинс заржал, и это был не просто оборот речи. Он действительно заржал — это было одной из его наиболее лошадиных черт. — Я действительно польщен. Это великий день. Ты только что назвал меня равным себе? Артемис обдумал это. — Давай не будем забегать вперед, Жеребкинс. Как насчет «единомышленники»? Еще одно ржание. — Идеально подойдет, Артемис. Кстати, где находится эта великолепная новая луна? Я не думал, что ты залетишь достаточно далеко, чтобы обнаружить еще никем не открытые астрономические тела. — И это самое удивительное, — сказал Артемис с энтузиазмом ученого, увлеченного своим предметом, — она прямо здесь, замаскированная лунным полем. Малая Луна, как я ее назвал, практически скользит по поверхности, и я предполагаю, что в будущем она может повлиять на наши приливы. — Ах, — сказал Жеребкинс, — ох. — А затем, для большей убедительности, он повторил это с небольшой вариацией: — Ах, ах, ох. — Ах, ох? — спросил Артемис. — Либо ты ссылаешься на вступление к песне «I Can Talk» Two Door Cinema Club, либо у тебя есть какая-то информация на тему Малой Луны. — Так уж получилось, что у меня действительно есть кое-какая информация на этот счет, — сказал Жеребкинс, — но это может подождать. Плечи Артемиса снова напряглись. — Нет, пожалуйста, поделись ею, Жеребкинс. Я настаиваю. Жеребкинс вздохнул в микрофон на своем конце линии. — Возможно, мы обнаружили этот спутник еще несколько сотен лет назад. — Ах, — сказал Артемис. — Ох. — А потом: — Я полагаю, ты говоришь это не только для того, чтобы позлить меня? — Справедливый вопрос, — признал Жеребкинс, — поскольку я часто говорю что-то, просто чтобы тебя позлить, но нет, в данном случае это правда. На самом деле, эта луна называется Север-Звездой. — Ты имеешь в виду Полярную звезду? Я думаю, ты скоро обнаружишь, что это название занято. — Жаль, что я не имел в виду Полярную звезду, — сказал Жеребкинс с искренним сожалением. — Спутник называется Север-Звездой, в честь Севера Рытвинга, двоюродного брата Мульча. Он был на исследовательском звездолете, который мы туда послали. Север решил, что он заявит свои права на гору перед всеми гномами, используя напорный шланг бака для утилизации отходов, чтобы выгравировать свое имя на поверхности обратной стороны маленькой луны, которая скрыта в тени обратной стороны обычной Луны. Артемис был потрясен тем, что какой-либо небесный объект может быть так изуродован. — Ты хочешь сказать, что гном Север Рытвинг напи́сал свое имя в космосе. И он задумался, какова была вероятность того, что предмет космического мочеиспускания возникнет дважды за такой короткий промежуток времени. — К сожалению, да, — сказал Жеребкинс. — Прости, что испортил праздник на твоей улице. Артемису поплохело. Он не только не стал первооткрывателем мини-Луны, но ее поверхность буквально оказалась запятнанной гномом, который, несомненно, стал бы лучшим другом Беккета, если бы они когда-нибудь встретились. — Ты просто передаешь информацию, — сказал он слабым голосом, — а я придерживаюсь политики не осуждать гонца за содержание его пергамента. — Другими словами, не стреляешь в посыльного с дурной вестью, — сказал Жеребкинс. — Вот именно, — ответил Артемис и прервал разговор, даже не попрощавшись. Он понимал, что это невежливо, но в данный момент ничего не мог с собой поделать, поскольку был слишком расстроен, чтобы продолжать разговор, который со временем мог только ухудшиться. Он перезвонит позже и извинится перед кентавром. Артемис несколько минут свободно парил на мостике, подавленный и разочарованный в себе, пока ему в голову не пришла новая идея. Остался еще кое-кто, кому он мог рассказать о Малой Луне, не опасаясь отрицания или возражений. Артемис перевернулся и протащил себя вдоль перил к стазисной камере, где Дворецки скрывался от своего друга и работодателя. Жизненные показатели телохранителя были стабильны, а черты лица — спокойны. — Прости, старый друг, — сказал Артемис, вытирая запотевшее стекло камеры Дворецки. — Кто-то должен услышать эту новость. Артемис пристегнул карабин к стазисной трубе, чтобы не уплыть во время лекции, и начал: — Сегодня утром я, Артемис Фаул Второй, был первым… первым человеком, обнаружившим и классифицировавшим скрытый спутник, который я назвал Малой Луной. Предварительное сканирование показало, что мантия Малой Луны в основном состоит из ортопироксена и клинопироксена. Кора, как и следовало ожидать, состоит в основном из кислорода, кремния, магния, железа, кальция и алюминия. Но среди микроэлементов все выглядит интереснее. Конечно, есть титан, наряду с калием и водородом, но что еще? Золото, старый друг. Золото, которое, возможно, вытекло из самого ядра. Только представь себе, Дворецки. Луна с золотым сердцем. Прости мне витиеватость речи, но если это действительно так, то вполне возможно, что мы нашли заправочную станцию для наших солнечных батарей, и наша научная миссия может быть продлена хоть до бесконечности. И, пока Артемис говорил о чистой науке, черты его лица расслаблялись, но внутри комнаты, если присмотреться, хотя, возможно, это просто была оптическая иллюзия, вызванная кривизной стекла, можно было заметить, будто брови Дворецки болезненно хмурились.Часть 1
23 января 2020 г. в 18:44
Примечания:
Чем больше думаю о происходящем в "Малой Луне" и "Близнецах", тем более не по себе становится.
Сначала не понимаешь, почему Артемис улетел на Марс на 5 лет, а потом задумываешься, какие мотивы могут быть у травмированного человека, чтобы на 5 лет СБЕЖАТЬ от своей жизни, и какое должно быть желание оставить всю боль, маски, войны и смерти позади. Сначала не понимаешь, почему Элфи "вышла из характера", начала хитрить и врать, а потом осознаешь, что она стала более политизированной из-за специфики работы. Выросла. Поступилась своими принципами. Сначала недоумеваешь, почему Артемис (cold evil genius blah-blah-blah) так беззащитен перед нападками братьев и друзей, а потом думаешь - блин, да он же просто хочет признания, он так отчаянно его добивается, пытаясь обрести детство, которого у него по сути не было, он же стал еще более одиноким, чем был, потому что его ВОСПРИНИМАЮТ не так серьезно, как раньше - и Элфи, и Майлз, и Жеребкинс будто отмахиваются от него.
И мне становится жутко.