Десять детей

      Ночь перед свадьбой далась Владимиру Корфу непросто. Сначала он долго возился в кровати, не в силах заснуть, потом пытался читать, стараясь отвлечься от мыслей о стремительно приближающемся счастье, и наконец забылся в неспокойном сне.       Призрак Андрея Долгорукого висел в углу спальни и ехидно ухмылялся.       О господи, чем он, скромный барон Корф, так привлекателен для потустороннего мира?! Почему они все с того света приходят именно к нему?       — Даже не знаю, кто из нас больший счастливчик, я или ты, — медленно протянуло привидение, сверкая серебристыми глазами из-под потолка. — Наверное, все же я.       Владимир хотел поздороваться, но пожелание здравия покойнику показалось не вполне уместным.       — Приветствую тебя, Андрей. Ты о чем?— будничным тоном отозвался Корф, знал уже на личном опыте, что сейчас начнутся поучения.       Неужели смерть делает настолько умнее, что с того света не терпится прочитать нотацию?       — Ну, мне-то удалось избежать женитьбы! Как говорится, погулял — и в кусты. И воспитывать орущее потомство не надо.       Интересный способ хоть в чем-то почувствовать превосходство!       — Зато как приятно это орущее потомство производить, — не смог удержаться Корф.       — Отцы и дети, кто из них появился первым — до сих пор неизвестно.       — Это в смерти тебя на философствование потянуло?       — Какая уж тут философия, — прогнусавил призрак. — Сие есть неизбежная правда бытия. Как и то, что каждый из этих двух категорий считает себя правым и полагает своим долгом портить жизнь другому.       — Понятно. То ли дело в смерти. Никто уже жизни не испортит.       Андрей вдруг оказался совсем близко, пронзил пылающим взором.       — Ну раз ты так просто воспринимаешь вопросы жизни и смерти, Вальдемар, раскрою тебе тайну куда менее пафосную. У тебя будет десять детей, братишка! Смотри!       Владимира вдруг закрутило водоворотом серебристого тумана.       Огромная пушистая елка занимала почти половину столовой, завлекательно сверкая золотистыми орехами, конфетами в блестящих обертках и яркими гирляндами. Владимир подивился, когда этот старый немецкий обычай, которым царская чета с недавних пор увлекла знать, успел добраться и до его дома, уже давно удачно сменившего отечество. Да, конечно же, после детской елки, впервые устроенной императрицей лет десять назад, отец для своей прелестной воспитанницы покупал у швейцарских кондитеров маленькие симпатичные елочки, украшенные игрушками и сластями. Но этот гигантский зеленый захватчик пространства казался богатырем из сказок Пушкина!       Едва Корф успел поразиться новшеству, как из-за внушительного зеленого гостя грациозно выплыла смеющаяся Анна. Она находилась к барону спиной, но этот изящный силуэт, звонкий, и почему-то кокетливый смех, роскошные светлые локоны Владимир узнал бы везде и всегда. Из-за елки тут же появилась мужская рука, которая по-хозяйски обхватила за талию его невесту. Корф аж задохнулся от ревности, а наглец уже припал губами к шее ничуть не протестующей обманщицы!       Но тут возмущенного барона почти что сбил с ног вихрь, промчавшийся с гиканьем... если б рядом! Мальчишка, задорно выкрикивающий «и-го-го», проскакал верхом на лошадке на палочке прямо сквозь него! Где-то рядом послышалось хихиканье долгоруковского привидения, и Корф с ужасом понял, что сам стал прозрачным, как назойливый дух!       В этот момент Анна, так и не поцеловавшая неизвестного мужчину, властно уперла руки в бока и остановила маленького разбойника.       Из-за елки появился...       Он сам. Только старше лет на пятнадцать-двадцать. Хихиканье стало еще громче. Господи, что это за представление? До такого даже призрак отца не додумался!       Анна почти не изменилась… наверное. Теперь Корф ясно видел, что ее некогда девичья фигура округлилась и стала такой волнующе женственной, что он невольно облизался. Недаром возмужавший барон смотрит голодным взглядом. А годы были милостивы и к нему... ничего, молодец, не сдал!       — Митенька, что с тобой?! — воскликнула Анна, наклонившись к сыну.       Корф заметил, что лицо шустрого наездника украшали гусарские усы, щедро намалеванные черной краской. На вид мальчишке было лет шесть, и его милое личико, чем-то напоминающее Анну в детстве, еще сохраняло детскую пухлость.       — Вера и Надя сказали, все кавалеристы с усами!       В этот момент послышались первые ноты мелодии, и Владимир замер, как замирал всегда, слыша игру отцовской воспитанницы.       Старший Владимир, с ухмылкой смотревший на мальчишку, тоже встрепенулся от звуков музыки.       Лишившись коня, кавалерист уже хотел было разрыдаться, но Анна показала ему блестящую конфету, которую получит какой-то мальчик без усов.       Прибежавшая на зов нянька с охами и ахами принялась оттирать лицо несостоявшегося наездника.       — Володя, попроси свою любимицу, пусть позовет девочек. Еще наиграется позже.       Владимир проследовал за своей повзрослевшей копией к роялю, за которым сидела... Анна, какой он помнил ее до отъезда на Кавказ, когда ей было лет пятнадцать. Вокруг собралась целая толпа слушателей: бездельничающих нянек, гувернанток и горничных. Неудивительно, что дети у них с усами, хорошо еще — без хвостов!       — Леночка, найди Верочку и Наденьку. Они опять своими художествами занялись, разрисовали Дмитрия, как игрушку! Матушка волнуется.       — Да, папенька, — нежно пролепетал в ответ ангел, и созерцающий семейную сцену барон сам уже почти разомлел.       Потом подумал, как эффективно Анна разогнала всех отлынивающих от работы слушателей по своим местам, устранив повод для безделья. Ничего, приобщатся к прекрасному, когда все вокруг начнет сверкать и дети будут только с теми украшениями, которые полагаются к празднику!       Привидение продолжало нахально улюлюкать откуда-то сверху, паря следом за обоими Корфами по коридору. Ох уж, эти Долгорукие! Так и неймется им управлять всем и всеми, даже с того света. И Андрей туда же! Свечку надо будет поставить… нет, сто свечек за упокой!       Из кухни выбежал пожилой сухопарый мужчина, судя по облику — гувернер. Вслед за ним, переваливаясь колобком, вышла постаревшая Варвара.       — Что случилось, Варя? Куда это он?       — Владимир Владимирович таким сурьезным был, когда из кадетского корпуса вернулся, а сейчас-то, поди ж ты, и он забаловал, как дите малое.       Барон начал подсчитывать количество детишек и приблизительное время, когда ему придется сладко потрудиться для их появления.       Между тем старая кухарка продолжала, указав на окно:       — Вот полюбуйтесь, это вместо хранцузского они устроили, шалопаи!       — Не переживай, Варя! — выглянул в окно отец семейства. — Он… хм… учит военной стратегии Ивана и Николая. А французский на праздники — это все равно, что похлебка на рождественский пир.       Молодой барон заглянул тоже — на всякий случай из-за правого плеча своего двойника, как ангел-хранитель, — и, оценив диспозицию, ухмыльнулся.       Владимир Владимирович, по всей видимости, и впрямь был стратегом. Да и стрелком отличным. Есть в кого! Засев в снежной крепости, которую по флангам атаковали два младших брата, наследник рода метко обстреливал снежками того, кто подбирался перебежками слева. Другой мальчишка вольготно заходил для атаки справа, не замечая, как к нему ползет большой пес с ношей на спине.       А подлететь поближе можно? Владимир повертел головой, пытаясь найти виновника своих приключений, но долгоруковский призрак почему-то решил исчезнуть в самый неподходящий момент. Может быть, у них там тоже порядок на военный манер: отгул закончился, пора на перекличку? Или Андрей с того света любого оружия теперь боится, даже снежков?       Волевым усилием барон оказался прямо над линией обороны, пытаясь представить, как могут повредить снежки призраку. Все снаряды Владимира-младшего пролетали четко сквозь него.       Наследник Корфов, на вид лет шестнадцати-семнадцати, был очень похож на него самого — и окрасом, и чертами лица. Да и ростом вышел вполне. Вот только слишком тощий. Сдала, Варвара, ох сдала! Так и не откормила на праздники!       Барон до сих пор не мог себе признаться, как рад, что Анна назвала старшего сына в честь него, а Ивана назвали в честь деда, отринув древние суеверия.       Собака между тем доползла до мальчишки. Иван или Николай обрадовался мохнатому другу, не подозревая, что за обман его ожидает. Меткое попадание снежка — и содержимое собачьего груза фейерверком полетело во все стороны, осыпая противника мишурой и блестками. В этот момент старший из ребят закрепил победу окончательно. Стремительная атака по второму противнику завершилась изъятием у того синего флажка и водружением на крепость красного.       И все хорошо закончилось бы уверенной победой Владимира Владимировича, мальчишки избежали бы наказания отца, если бы в этот момент не открылась входная дверь и на пороге не появился наконец одевшийся для улицы гувернер.       Над дверью сработал нехитрый механизм — и корзина снега опрокинулась прямо на голову незадачливого француза.       Молодой Владимир аж на месте застыл, потом отвесил по тумаку Ивану и Николаю и побежал помогать воспитателю, который пытался отряхнуться от снежного завала, как медведь, вылезший из берлоги по весне.       Значит, это кто-то из младших разделяет интерес государя к инженерному делу. Ничего, скоро отправятся учиться в кадетские корпуса, там им покажут веселую жизнь! А сейчас отец задаст порку розгами, он сам даже не задумывался бы, кто именно виноват. Все тут на самом деле просто, а ты говоришь «отцы и дети», Андрей Петрович!       Откуда-то изнутри послышались женские крики, и барон силой мысли снова очутился в помещении.       Темноволосая девочка лет пяти, одетая в нарядное розовое платьице с рюшами, рыдала взахлеб, ее утешала присевшая рядом на корточки Елена.       — Любочка, не плачь. Что стряслось?       — Лучик стал тигром! — прошептала сквозь слезы малышка и указала под диван.       Елена, на миг замерев, позвала горничную.       Тигром, значит? Смотрели его индийские альбомы?       Несостоявшийся тигр метнулся было с диким мяуканьем вон, но был пойман шустрой горничной за шкирку.       По всей видимости, на маленьком Дмитрии горе-художницы не остановились. Толстый кот, вероятно, представлял уже третье, если не четвертое, поколение Лучиков. Сам он имел дымчатый окрас, но понять это можно было только по шерсти под лапами. Вся остальная шкурка оказалась щедро покрашена: желто-рыжие полоски чередовались с угольно-черными, заканчиваясь черным кончиком хвоста. На морде красовались привязанные усы из блестящей мишуры, а шею украшал большой белый бант, судя по всему, позаимствованный из гардероба одной из проказниц.       Виновные девчонки теперь тоже взирали на свое художество, посмеиваясь. Их привела пожилая гувернантка, укоризненно переводившая взгляд с несчастного животного на провинившихся малолеток. Владимир прикинул, что они были погодками, лет восьми-девяти. Одна русо-рыжая, как дед, другая светлая, как мать, — вместе с младшенькой темноволосой Любочкой они составляли красочную троицу из Веры, Надежды и Любови.       В комнату зашла Анна, ведя за руку глазастую малютку лет трех. Еще одна дочка, а как похожа на маман, чистый ангелочек с голубыми бантами вместо крылышек!       Пока мать семейства строго отчитывала девочек, а их жалобно скулящую жертву горничная понесла отмываться, будущий счастливый отец считал детишек, напророченных призраком вкупе с прилагающимися проблемами. Пока он насчитал девять. Где десятый?       Владимир с интересом покосился на талию баронессы.       — Даниил Владимирович. Переодеты, чистенькие.       Так вот он, десятый герой дня!       — Маменька, а можно мне Данечку! — восторженно пролепетал ангелочек. — Он мой любимый братик!       — Анечка, ты еще маленькая, — покачала головой старшая Анна. — Уронишь.       — Нет, он мой, маменька! — наперебой заголосили художницы, потянувшись к смирно сопевшему младенцу в руках няньки.       — А вы провинились. Братик не игрушка!       Скромная Любочка лишь просительно глядела, не смея вымолвить ни слова.       — Маменька, можно Данечку мне? — И старшая туда же!       — Даня мой! — твердо поставила точку баронесса, принимая ребенка из рук няньки.       — А уж как кушают-то хорошо, — умилилась та.       — Какой же он лапочка!       — Красавчик!       — Ой, проснулся!       У Даниила Владимировича, которому было, на взгляд барона, месяцев семь отроду, уже прослеживались все задатки будущего сердцееда: масть отца, изящный нос и овал лица матери, губки бантиком, длиннющие пушистые ресницы загибаются вверх.       «Надеюсь, у нас не будет крепостных красавиц», — подумал барон, вспоминая недавнее прошлое и представляя будущее сына.       Отцы и дети, чтоб его, ругнулся он про себя, мысленно погрозив долгоруковскому призраку.       — Владимир Иванович в столовой ждут-с, — с поклоном сообщил вошедший слуга.       Барон задумчиво смотрел на свое будущее семейство и не заметил, как под хрустальной люстрой материализовалось ехидное привидение, не к ночи будь помянуто…       Владимир проснулся в холодном поту. И вдруг понял, что на все согласен. Это же надо быть настолько влюбленным!       Торжественный обряд прошел, как во сне. И только стоя на высоком церковном крыльце, Корф сумел осознать всю полноту обрушившегося на него счастья. Анна стала его женой! Он поднял на руки сияющую красавицу и даже не вздрогнул, когда во время горячего поцелуя где-то над ухом пронеслось оптимистичное пожелание: «Десять детей!».