Последняя встреча

— Люси.       Я подскочила на месте, инстинктивно схватившись за эфес рапиры и направив посеребренный кончик в сторону предположительной опасности — прямо перед собой.       Всё уже закончилось.       Мои руки дрожали, и я больше не могла скрывать этого. Увидел бы меня сейчас Локвуд, он бы сразу догадался, что со мной что-то не так. Но, Локвуд не знал где я, а на лице Квилла читалось лишь лёгкое изумление, наравне с сочувствием. Киппс как никто другой понимал то, что со мной происходит. Я видела, как он грустно улыбался мне, стоило разговору зайти в нужное русло. Да, впрочем, достаточно было даже самого малого намёка. Ведь он прошёл через это, и смог смериться. Но я — нет.       Это было моё последние задание как агента парапсихолога. Последнее, после чего мой ослабевший дар окончательно потухнет. И сейчас, в этой чахлой комнате, покорёженной и полностью разбитой недавней стычкой с призраком, всё и закончится.       Меня зовут Люси Карлайл, я агент-парапсихолог, обладатель необычайного сильного Слуха, и один из героев, победивших эпидемию. Но сегодня эта история наконец закончится. Останется лишь побитая жизнью Люси, ничем ни примечательная девушка, которой тоже придётся смириться. Как смерился до этого Джордж и Локвуд, как откинула прошлое Холли. Они смогли, но я не уверенна, что так же получится и у меня.       И вот, лёжа на полу, побитая и исцарапанная, с всколоченными волосами, с изрядным слоем паутины на рабочей одежде, я всё ещё продолжала держатся за эту жалкую, давно оборвавшуюся ниточку. Единственное, что у меня осталось. То, что я никогда не забуду. — Череп, мы победили, ты слышишь?       Против воли я улыбнулась, чувствуя, как по грязным щекам катятся слёзы. Радости или горя. Плевать, на всё плевать. Сейчас мне как никогда хотелось услышать его голос. Хоть в последний раз. — Ты же знаешь Люси, он не ответит.       Заткнись Киппс, прошу тебя. Просто помолчи. Прошу… — Оставь меня ненадолго, Квилл, пожалуйста. Всего пару минут. — Мой собственный голос показался мне необычайно далёким и ужасно хриплым, измученным.       Так и было. Когда мы загнали призрака, я вышла вперёд. Попыталась в последний раз установить с ним контакт. Это было так беспечно, ведь я даже почти не слышала его тихого надрывного голоса. Только далёкий шёпот в голове придавал мне надежды. Будь тут череп, он бы наверняка посмеялся надо мною и назвал тупоголовой дубиной. И был бы чертовски прав. Я облажалась и пренебрегла всеми правилами агента. Я была в отчаянии, и Квилл был бы вправе на меня злиться, за то, что я поставила его жизнь в опасность. Гость оттолкнул меня сильной волной тягучего, обжигающего лёгкие воздуха, отчего моё тело, словно теннисный мячик, отскочило от стены и повалилось на пол. Последнее, что я заметила перед тем, как отключится, это как Киппс срывает с пояса металлический амулет, для запечатывания источника, а потом — темнота.              Глупо. Так глупо что я была готова рассмеяться как ненормальная. А что мне ещё оставалось? В моём положении, с рассечённым лбом, с которого струйкой капала кровь, это было не так уж и необычно. — Но, Люси, тебе срочно нужно… — Уйди.       Слова сорвались с моих губ ещё до того, как пришли мне в голову. Киппс, так же, как и я изрядно помятый, но целый и невредимый, встал, с сомнением окинув меня взглядом. Его волнение можно было понять. Моё состояние, как физическое, так и психическое явно оставляло желать лучшего. И сейчас он наверняка проклинал себя за то, что согласился на эту авантюру. Впрочем, отказать, как оказалось, он мне просто не смог. Это было бы слишком жестоко по отношению ко мне. С этим бы легко справился Локвуд, устроив мне лекцию на тему моего безрассудства. Он бы любыми силами оставил меня дома, убедил, что всё это бесполезно. Успокоил, дал бы мне веские аргументы в пользу того, чтобы я отказалась от задуманного. И я бы согласилась. Невозможно было не согласится, когда Локвуд утешающе прижимает тебя к себе, гладя по волосам. Именно поэтому я и обратилась не к нему, а к Киппсу.       И когда я вновь открыла глаза Квилла рядом больше не было. Он ушёл так тихо и быстро, что я даже не успела это заметить.       Я аккуратно приподнялась, снимая с плеча одну из лямок своего рюкзака. Всё тело тут же отозвалось адской болью, особенно заныло правое предплечье. Тот удар явно не прошёл бесследно, и не ограничивался одной лишь разбитой головой. Плевать. Я всё ещё жива, а иное не имело значение. Подлатают в больнице, и буду как новенькая. Так было всегда. Да и сейчас были дела куда важнее.       Хоть каждое движение и отдавалось острой болью, я всё равно потянулась, ослабив завязки моего рюкзака, и вытащив на свет единственное его содержимое — призрак-банку. На ней вновь был большой скол, ещё одно последствие моего падения, но сейчас это не имело никакого значения. Источник, что находился там, уже никому и никогда не сможет причинить вреда. И это, как ни странно, разрывало сердце сильнее всего. — Всё закончилось, — прошептала я так тихо, что меня едва ли могли услышать и на расстоянии двух метров. — Это был один из последних активных источников во всей Англии, больше призраки нам не угрожают. Всё кончено.       Тишина оказалось такой звонкой, что я непроизвольно прижала банку ближе к груди, и открыла на крышке один из сдерживающих лепестком. — Ты слышишь, череп, мы победили…       Всё та же тишина. Она окутала всё вокруг, словно вата забилась в уши и в каждый уголок сознания. Всё было кончено. Всё…       Собрав свои последние силы, я резко размахнулась, не выпуская банку из рук, и что есть мочи, ударила её о край лежащего рядом острого отделочного камня.       Послышался хруст, и стекло раскрошилось у меня в руках. Не разлетелось по всей комнате, не брызнуло в разные стороны — нет. Оно просто осыпалась мне на руки, освобождая то, что всё это время находилось внутри.       На ощупь череп был чуть прохладный, точно такой же как в тот последний раз, когда я держала его в руках. После знаменитого побоища у дома Фиттис. Именно тогда я должна была попрощаться с ним окончательно.       Но я не смогла.       Как давно это было. Будто сто лет назад.       Сейчас, когда мои пальцы вновь и вновь касались старой пожелтевшей кости, чувствуя каждый бугорок, каждую трещинку, на меня вновь навалилась какая-то странная апатия. Но я ясно понимала одно — сейчас, или никогда.       Даже если бы источник и был бы активен, я едва ли смогла бы увидеть столь знакомое потустороннее свечение. Зрение окончательно покинуло меня неделю назад. Слух, как оказалось сегодня, утих почти окончательно. Оставалось лишь осязание. Моя последняя надежда.       Я крепче сжала череп в своих руках, плотно закрыв глаза, и попытавшись абстрагироваться от остального мира. От всего. От надоедливо копошившихся мыслей, которые с завидным рвением вторили мне друг за другом «Не сможешь! Слишком поздно!», от боли, накатывающей как прилив на всё тело, из-за чего я непроизвольно закусывала губу ещё сильнее. От силуэта Локвуда, его испуганного до чёртиков лица, когда он увидит меня в таком состоянии. От всего.       Мне не было холодно. Мне не было больно. Я спокойна. Есть только я и череп. Череп и я. И никто более сейчас не существовал.       Спроси меня позже, сколько я так по ощущения просидела на месте, пытаясь собрать все свои последние экстрасенсорные силы, я бы не ответила. Минуты растягивались в часы, часы — в секунды, секунды — в недели. Время уже не имело значения.       В какой-то момент я отчаялась, и уже хотела опустить руку, как почувствовала резкий толчок. Очень слабый, едва заметный, но такой знакомый. Я напряглась, задействовав свои последние силы чтобы настроится на это привычный лад.       Толчок. Ещё толчок. И вновь, и вновь, по накатанной. Сначала тихий, едва заметный, он приближался всё ближе и ближе, пока в какой-то момент не достиг опасной близости — я буквально чувствовала, как он синхронизировался с биением моего сердца, нарастая в груди с оглушительной силой. Такого я ещё никогда не ощущала, и, по началу, даже испугалась, всерьёз раздумывая отдёрнуть руку от черепа, пока ещё не поздно. Но я преодолела свой страх. Запрятала его как можно глубже и полностью позволила себе окунуться в это странное состояние.       Раствориться в нём. Дать своим силам возможность вновь вести себе. Это было так безрассудно, но… До жути приятно.       Толчки кончились, и я резко распахнула глаза. Боли не было, как и не было и черепа в моих руках.       Осязание — один из самых странных и непредсказуемых даров, которые вообще бывают у агентов. Зрение и Слух всегда являлись самими распространёнными, лишь единицы могли похвастаться способностью чувствовать отголоски прежних, давно ушедших воспоминаний. Многих этот дар пугал, и было отчего.       Обычно это происходило так: я должна была коснуться определённого предмета, сконцентрировать на нём всё своё естество, после чего воспоминания, словно приливной волной, сами накатывали на меня. Чувства с запахами, видения, люди, цвета и приглушённый смех — всё это словно проходило сквозь меня, на долю секунды поселяясь в моей голове. К чему я это всё рассказываю? Да к тому, что-то, что я увидела, открыв глаза, не было похоже не на один из вышеперечисленных случаев.       Казалось я сама перенеслась в воспоминания. В события, произошедшие много-много лет назад. И осознание этого легко могло выбить почву из-под ног даже самого натренированного агента. Вот только в полной мере оценить ситуацию, заложником которой оказалось, я не успела. Раздавшийся звонкий выстрел за моей спиной сразу же вывел меня из оцепенения, приковав всё внимание.       В метрах десяти от меня, посередине лесной рощи, стоял юноша, уверенно держа на вытянутой руке небольшой короткоствольный револьвер. Его обычно торчащие во все стороны волосы были неаккуратно зачёсаны назад, а на бледном вытянутом лице играла хищная улыбка. Одет в обычную рубашку, брюки с подтяжками и тяжёлые кожаные сапоги. А взгляд… этот пронзительный взгляд тёмных глаз я бы узнала из тысячи.       Это был он. Череп.       Но едва я успела раскрыть рот, как палец, что всё это время располагался на курке, дрогнул, и снова раздался выстрел. Мужчина, находившийся в метре от юноши, и распластавшийся на траве истошно вскрикнул, схватившись за бок. Его рубаха в мгновение ока окрасилась в кроваво-алый. — Ну и бестолковая же ты поганая крыса, Уокин, — голоса юноши был весел и раскатист, казалось мучения его собеседника доставляют ему одну лишь радость. — Я вижу здесь лишь одну крысу, — сквозь зубы выплюнул мужчина, и тут же хрипло рассмеялся. Смех быстро перешёл в надрывный кашель, заставивший его скрючится от накатившей боли, и почти прошипеть сквозь зубы, — поганая крыса Бикерстафа. — Самый бездарный комплимент, который мне когда-либо делали. — Парень присел на одно колено и схватил мужчину за волосы, подняв его лицо на уровень со своим. Тот сразу же застонал. — Вот скажи мне, Уокин. Окажи-ка мне, поганой помойной крысе, небольшую услугу — я же тебя как друга просил, д-р-у-г-а. А что просил-то, а? Помнишь?       Получив в ответ только неясный гневный рык, юноша со скучающим лицом выпрямился, и, занеся ногу, со всей силы ударил мужчину в живот. Тот мгновенно скрючился, заорав так истошно, что этот крик ещё секунд пять эхом разносился по всей округе. — А вот печально, что не помнишь, Уокин. Но, так и быть — напомню. Я слёзно просил тебя не воровать у господина Бикерстафа, придурок. На коленях просил, умолял. Матушку твою просил, брата… а в итоге то, что? — Да чья б корова то мычала… — Чего-чего вякнул? — Юноша изобразил на лице изумление, даже фирменная издевательская улыбочка пропала. — Ты сейчас… Нет, погоди-погоди, мне надо переварить услышанное… Ты это сейчас чего вякнул?       Мужчина усмехнулся, усилием воли заставил себя выпрямится, и, смотря в глаза своему мучителю, произнёс: — Я видел, как ты спёр ту штуку Бикерстафа, парниша. Парень остановился на месте, а на его лице отразилось изумление. Это продолжалось лишь секунду, после чего по лесу разнёсся его громкий, хрипловатый смех. Он смеялся с таким энтузиазмом, что на глазах выступили слёзы, которые он утёр, небрежно проведя ладонью по щекам. — О, мой бедный, тупоголовый друг. Ты такой тупой, что, если собрать вместе всех тупых людей, которых я встречал за всю свою жизнь, их тупости не хватит, чтобы достичь хоть одной сотой твоей беспросветной дыры в голове. Настолько ты туп.       Почти выплюнув последнее слова, парень замолчал, и с каменным лицом, резко вскинул своей револьвер и вплотную выстрелил в голову мужчины. Тот тут же завалился вперёд, упав к ногам юноши. Не крика, не молений о пощаде. Ничего. Только оглушительная тишина.       Юноша вздохнул, достав из кармана штанов кусок ткани и с деловитым видом начал протирать оружие. — И почему меня окружают одни тупицы! Господи, за что… Ещё одного такого идиота я не переживу. Мне за этих идиотов ни грамма не доплачивают, ни грамма… — Он со вздохом посмотрел на распластавшееся у его ног тела, и тут же скривился. — Проверь на вшивость моих подчиненных, Джимми — конечно господин! Утащи тела в подвал, до приезда полиции, Джимми — конечно, господин Бикерстаф! Оу, Джимми, Ты вчера всю ночь не спал, сортирую старые газеты? Как удачно, Джимми, ведь именно сегодня ночью мне понадобится твоя неоценимая помощь — конечно, мистер Бикерстаф, я с радостью помогу вам отпугивать бестелесных идиотов, пока вы раскапываете те кости, можете не волноваться!       Он яростно пнул лежачего мужчину, и карикатурно завыл, схватившись за голову.       Только когда он склонился над телом, я наконец-то пришла в себя, заставив снова дышать и моргать своё тело. Сказать, что я не оцепенела от увиденного — ничего не сказать. Лучшее определение моего состояния — я была в ужасе.       Не то чтобы я не догадывалось о том, чем занимался череп при жизни, но одно дело — думать, и совершенно другое — увидеть. Но, даже не смотря на весь тот кошмар, что пронёсся перед моими глазами, я всё равно почувствовала, как стремительно подступают слёзы. Как они катятся по щекам, а сердце болезненно щемит в груди.       Череп. Он так рядом, такой родной и знакомый силуэт. Я видела его в последний раз лишь в тот роковой момент, летя к лифту из разрушенного кабинета Фиттис, в то время как моего спасителя вовсю пожирало пламя. И он улыбался. Но не так, как сейчас. Та улыбка была другой, что-то в нём неотвратимо поменялось со времён этого воспоминания.       Я хотела было окликнуть его, как моя голова взорвалась, снова наполнилась образами и лицами, и тут же, как пробку из бутылки, меня вновь выкинуло обратно. Но не в реальность. Я всё ещё была в воспоминаниях черепа.       На этот раз я оказалась в промозглой сырой комнате (скорее всего это был подвал), где по стенам, на полочках, были разложены ящики и вазочки с различным дурно пахнущим наполнением. Даже не хочу думать, что там могло лежать. Нет, нет и нет, не заставите.       Юноша, или же череп (Джимми?) сидел, скорчившись у стены. Рядом с ним стоял небольшой газовый фонарь, освещающий лишь маленький островок комнаты. Выглядел он неважно. Скрючившись в три погибели, он, сложив ноги по-турецки и прислонившись к холодной стене, держал в руках большой старинный фолиант, и не спеша переносил с него на листок угольком странные закорючки.       Он остановился, резко опустив голову, и смачно чихнул, так сильно, что страница вылетела у него из рук, и опустилась в метрах пяти от него. Посмотрев на неё своими тёмными глазами, парень отчаянно завыл, сбросив с коленей книгу. — Ну почему, почемуууу я так несчастен… Нет бы, лежать на солнышке загорать, наслаждаться своим юношеством на полную катушку… Но нееет же, я сижу в промозглом подвале, и переписываю дурацкие заклинания с украденной книжки! — юноша опустил голову на колени, обхватив их руками. — Почееему же я тааак несчаааастен… — Как же ты заколебал, пацан… Да лучше бы меня убили, честное слово, это худшая пытка…       Мужчина, чей голос прозвучал так внезапно, что я невольно вздрогнула, сидел у противоположной стены подвала. Руки его были связанны за спиной толстой цепью и прикованы кольцом к полу. Выглядел он бледно и очень устало. Запястья и лицо истерзаны, половины ногтей отсутствовала, вместо носа и глаз — непонятного цвета квашня. Это, по всем законам, давно уже не должно было говорить. Но оно говорило. И из-за этого у меня по спине пробежали мурашки. — На это и был расчёт, мой бедный сокамерник… Ах, нет, подожди, действительно, это же я тебя приковывал, вот незадача. — Юноша злобно усмехнулся, скривив рожу. — А знатно мой господин над тобой развлекался, занятное зрелище. — Так же, как и над тобой. — Голос узника был тихий и вкрадчивый, уверенный, совершенно не подходящий его положению. — Поломал он тебя искусно пацан. Такого монстра надо ещё уметь сделать.       На долю секунды, клянусь, всего лишь на долю, в глазах юноши промелькнуло искреннее удивление и грусть, но оно исчезло так же, как и появилось. Осталась лишь всё та же искажённая улыбка. — Вот как. — Только и сказал он. Больше ни слова не произнёс. Так же, как и его собеседник.       Я осмелилась подойти чуть ближе. Понятно, что меня здесь никто не видит, поэтому и боятся было нечего. Я присела прямо напротив черепа, без зазрения совести разглядывая его с головы до ног. Первое, что бросалось в глаза — измученное, изнурённое лицо, которое совершенно не соответствовало его язвительному тону. Оно было белое, как мел, под глазами пролегли глубокие тени, а сами они были чуть воспалены. Сейчас он как никогда был похож на тот самый череп в банке.       Руку протянуть я так и не решилась, но было заметно — парня лихорадило. На лбу капельки пота, кожа истончившаяся, словно он уже который день не ел, сама по себе фигура худощавая, с нескладными длинными худыми ногами, с острыми коленками. Он болел, хоть и честно пытался всем своим видом не показывать этого. Но я заметила это. Так же, как и заметила перевязанные белым, стерильным бинтом запястья. При всём жизнелюбии черепа, я не за чтобы не поверила, что тот бы попытался самолично покончить со своей жизнью. Тем более, хватило бы и одного запястья. — Он ведь и над тобой опыты проводит, верно?       Юноша дёрнулся, разлепив глаза. Казалось, он задремал. Либо, провалился в бред. — Тебе так понравилось со мной болтать? Не знал, что я такой интересный собеседник, — язвительно начал парень. — Если так не иметься, то лучше давай подождём до завтра. Мой господин готовит для тебя занятное развлечение, которое тебе точно придётся по душе. А после и поболтать можно. Если ты, конечно, будешь способен на это. — Он брал у тебя кровь, зачем?       Юноша взвыл, резко сползая по стене на пол. Ему явно хотелось тишины. — Я слышал о тебе — слуга Бикерстафа, пронырливый сукин сын, который, не моргнёт и глазом, застрелит по приказу своего господина любого. Стоит только подобраться ближе к царю, и вот уже выползает пешка, которая сжирает всё на своём пути… Но… скажи-ка, пацан, к чему такая преданность? Ладно бы хоть он не относился к тебе как к куску дерьма, но он же явно клал на твоё самочувствие, если ты сидишь здесь больной, и сторожишь меня. Человека, который уже даже пошевелиться не может. Это о многом говорит. — Именно поэтому я здесь и сижу, — огрызнулся парень. — Что бы ты, дурень, пожалел бедного больного паренька, и рассказал ему все свои грязные скрытые секретики. Хотя, как по мне — это лишнее. В дырень твою даже самый захудаленький секрет не влезет… — Ты же знаешь про костяное зеркало, ни так ли?       Юноша замолчал, окинув своего собеседника долгим и тяжёлым взглядом чуть прищуренных глаз. На его лице расцвела хитрая усмешка. — О, так ты не такой уж и идиот, каким пытаешься казаться, ха. Да кто не знает о зеркале? Каждая дворовая собака знает об этой штуке. Но все помалкивают, а знаешь почему? — он выпрямился, в глазах его загорелись странные диковатые огоньки. — Потому, что никто не осмеливается выступить против Бикерстафа, знает, какую цену он в итоге заплатит. — Да. — Узник чуть заметно кивнул, опустив голову. Цепь еле слышно зазвенела, когда он шумно облокотился о стену, поправляя на своих руках путы. — Я знаю, что меня завтра ждёт, парень. Уверен, ты так же как и он порезвишься на славу. Но моя смерть — ничто, по сравнению с тем, что он делает с тобой. Подумай об этом на досуге.       Едва договорив, он зашёлся ужасным сухим кашлем, свернувшись у себя в уголке. А юноша продолжал стоять на месте, не издав и звука. А я, вопреки всему так и не решалась пошевелиться, наблюдая за его вытянутой нескладной фигурой. Почему-то именно сейчас я боялась нарушить этот спокойный миг, наполненный странной болезненно-тягучей атмосферой. Но едва череп развернулся, как я почувствовала резкую боль, и тихий, но одновременно с этим пронзающий насквозь голос. Он звал меня. Испуганно, отчаянно.       Это был голос Локвуда. Всё вокруг побледнело, исчезли абсолютно все звуки. Все, кроме его голоса. И в этот краткий миг мне отчаянно захотелось отозваться, зацепиться за него и забыть об этих жутких воспоминаниях. Я не сразу почувствовала, как на моих глазах выступили слёзы. Что же я делаю, чёрт возьми? Зачем? Для чего? Я хотела вернуться назад, вновь почувствовать столь родное тепло его объятий. Разве стоит какая то черепушка того, что отдать свою жизнь, которую можно провести с любимым человеком?       Я застыла, поражённая своими собственными мыслями.        Я отчаянно замотала головой, закрыла уши, в попытках заглушить столь назойливый голос. Нет. Нет, ещё рано. Ещё немного, мне нужно чуть больше времени… Мне надо… Я не могу…       Прости Локвуд…       И тогда я потянулась вперёд, навстречу юноше. Бледному, измождённому, такому потерянному. Его взгляд прожигал меня насквозь. Но за всей этой циничной маской негодяя, я видела его настоящую душу. Даже сейчас когда он, отвернувшись от своей жертвы, опустил взгляд. В нём было что-то настоящее. В нём была странная тоска. И я просто не могла так с ним поступить, не могла бросить его тогда, когда до него оставалось лишь протянуть руку. — Череп!       Но стоило мне позвать его, как мир вновь начал меняться, пронося мимо неясные быстрые образы. Я падала. Теряла равновесие и падала вниз, навстречу странному потоку, который затягивал всё дальше и дальше. Я больше не слышала голоса Локвуда. Он потонул в этой странной какофонии звуков, растворялся и затихал с каждым мигом моего безумного погружения.       Всё закончилось так же резко, как и началось. Я упала на холодную промозглую землю, покрытую лёгкой корочкой льда, расцарапав до крови ладони, локти и коленки. Какое-то время я просто не решалась пошевелиться, зажмурившись от резкой боли. Но и она мгновение спустя ушла, оставив после себя лишь нелицеприятные кровоточащие шрамы.       Где-то над моей головой раздался детский крик, и грубый мужской голос, заплетающийся и едва связный. Я не без труда поднялась, отряхнув от мелких кристалликов льда одежду, и осмотрев раненые ладони. Кровь уже не шла, о недавней травме напоминали разве что только лёгкие бело-розовые шрамы. Я вздохнула. Не время сейчас об этом думать. Это не так уж и важно.       Голос шёл откуда-то спереди, далее по дороги. После небольшой пробежки, я наконец вышла на более-менее открытое пространство, оставив дорожку, окружённую блёклыми голыми деревьями позади. И тот же час поняла, где я оказалась. Это несомненно был дом Бикерстафа, но он сильно отличался от того полуразрушенного строения, которое мы как-то застали на одном из заданий. Крепкие стены, целые окна, покрытые снегом ровненькие кусты по периметру и кирпичная труба на крыше, из которой обильно поднимался дым. В поместье работал камин. Там наверняка было тепло и сухо. Всё это настолько захватило моё внимание, что пришлось приложить немало сил, чтобы перевести взгляд на стоящие в тени парадного крыльца силуэты.       Рядом с дверью, барабаня по косяку, стоял, слегка покачиваясь из стороны в сторону мужчина. Я не раз видела таких на самых бедных улочках Лондона — обычно они сидели в переулках, среди гор мусора, поглядывая на прохожих, в попытках приметить более лёгкую для себя добычу. И если те ещё могли похвастаться невесть откуда взятыми фирменными драными и грязными куртками и кедами, то этот и вовсе был плох. Огромное безразмерное пальто болталось на одной пуговице, из-под него торчала грязная бело-жёлтая рубаха, открывая оголённую, темную от грязи и сажи шею. На ногах — обвисшие штаны и странного вида сапоги, один из которых был привязан к голени верёвкой. Но ещё более удручающе выглядел маленький силуэт рядом с ним. Он вовсю извивался, пытаясь вырваться из хватки мужчины и отчаянно плакал, но всё было бесполезно. Мужчина лишь резко вздёрнул того вверх, больно ударив по голове. Ребёнок замолчал, всхлипывая, но вырваться больше не пытался. Видно понял, что дело это бесполезное. Я, со стучащим от дурного предчувствия сердцем, подошла ближе, пытаясь рассмотреть его.       На вид, мальчику было лет шесть, ещё совсем кроха, но глаза уже пылали какой-то не по детски странной обидой. Невысокий, худой как щепка со светлой тонкой кожей, плотно облегающей череп и кости. Казалось, его совсем не кормят, но, несмотря на это, он всё равно находил в себе силы сопротивляться. Чуть длинноватые волосы падали на глаза, закрывая лицо. Узнать его было бы невозможно, если бы не глаза. Даже после смерти они оставались невероятно живыми, наполненными каким-то своим странным огоньком.       Конечно же это был он. Это же его воспоминания. Но почему то я до последнего лелеяла надежду на обратное, слишком уж ужасно выглядела вся эта картина.       Но дверь наконец открылась и на порог вышел незнакомый мне сухонький и довольно высокий человек, оглядевший гостей с нескрываемой брезгливостью. — Я к мистеру Бикерстафу.       Голос мужчины, удерживающего своей огромной рукой ребёнка заплетался и был трескуч, как прогибающееся под натиском ветра старое дерево. Человек, открывший дверь неприветливо цокнул языком, нахмурив тонкие брови и помахав перед гостями рукой. — Иди отсюда, чучело, если хочешь остаться в живых, и этого, — он брезгливо кивнул на затихшего мальчика, — забирай. — Я слышал говор, что господин Бик ищет детишек для своих экспериментов. — А, так вы поэтому. — Ну дак.       Мальчик, наблюдавший за этим разговором с тихим ужасом сжался, переводя взгляд с одного мужчины на другого. — Папа… — Замолкни, пацан. — Мужчина толкнул его вперёд, сняв свою грязную шапку и почесав лысую макушку. — Он ещё и нечисть всякую видит. Что ни день, то сказки рассказывает. Ни одна порка не помогла. Заманал уже нас с матерью. Думал уже язык ему обрезать, да вот услышал о достопочтенном господине, который хорошо платит за таких как он. Ну так — возьмёте?       Он ещё сильнее подтолкнул мальца вперёд, да так, что тот ели устоял на ногах, оказавшись почти вплотную к стоящему у приоткрытой двери господину. Тот с сомнением оглядел его с ног до головы, и кивнул, взяв ребёнка за руку и обронив четкое «Жди» его отцу, захлопнул дверь. Я ловко проскочила вслед за ними, не решаясь проверять свою способность проходить сквозь стены. Ситуация и без того выглядело достаточно жутко.       В холле было тепло и даже уютно. Большие зеркала покрывали стены, в углах — огромные чаши с диковинными цветами. Пол уложен черно-белой кафельной плиткой, переливающейся в свете поистине огромной резной люстры. Мальчик казалось так же как и я завороженно озирался по сторонам, не сдвинувшись с места. Но сухонький мужчина не дал ему времени долго пялиться на всю эту красоту. Он резко схватил его за тонкое запястье и быстро повёл в боковой коридор, почти что таща того по светлому кафелю. Перенёк не вырывался, то ли от страха, то ли от удивления. — Тебе повезло, что господина сейчас нет, — проворчал он, не ослабляя своей хватки. — Его проверки пока выдержал лишь один, и тот, окочурился после первой же вылазки. Вы дети чертовски ненадёжные, но что поделать, вы же и единственные, кто может чувствовать или видеть этих тварей. — Вы… говорите о призраках? — еле слышно прошелестел мальчишка, подняв взгляд на мужчину. — Это мы сейчас и узнаем.       Открыв одну из дверей ключом, он резко распахнул её и толкнул туда ребёнка, сразу же захлопнув за ним проход. Я при всём желании не успела бы последовать за ним, но это и не понадобилось. Так как это были его воспоминания, то я почти мгновенно оказалась в темноте, окружённая сыростью и затхлостью. Мальчик упал, ударившись об холодную каменную ступеньку лестницы и не удержавшись, прокатился вперёд, почти до самого основания. За всё это время он вскрикнул лишь раз, в самом начале, но там внизу затих, ни издавая и звука. Стараясь ступать как можно аккуратнее (ступени были ужасно скользкими от сырости) и держась рукой за стену, я не спеша спустилась следом, пытаясь разглядеть в этой темноте хоть что-то. Лестница была достаточно короткая, но в конце слегка заворачивала в сторону, из-за чего я не сразу заметила то, что по видимому заставило затихнуть мальчика.       Едва я завернула за этот поворот, как меня тут же ослепило лёгкое сияние, распространившееся по всей небольшой комнатке. Разглядев то, что сейчас находилось посередине комнатки я невольно сглотнула и отступила, хоть в этом и не было необходимости. Находись мы в настоящем мире пару лет назад, я бы несомненно уловила бы такую ауру ещё на подходе к двери подвальчика. И хоть я не славилась отличным зрением, но, или же манифестация была необычайно сильна, или — я попросту смотрела на всё глазами мальчика. Впрочем, это легко могло быть как первое, так и второе.       Паренёк больше не лежал на полу, сейчас он застыл, стоя на коленях и опираясь одной рукой об пол. Глаза широко раскрыты, рот приоткрыт. Он словно бы хотел что-то сказать, но тут же прикрыл рот руками, аккуратно отползая к ближайшей стене. Понять его реакцию было не так уж и сложно. То, что сейчас висело в паре сантиметров над полом мало напоминало человека. Это был Рейз во всей своей красе. Наполовину разложившийся скелет, с которого клочьями висели обрывки тонкой иссохшей кожи и одежды, переплетающиеся между собой так плотно, что различить где что, стало почти невозможно. Оголённый чуть потемневший череп, на котором клочьями сохранились тонкие чёрные волосы, оскалившись, смотрел прямо перед собой, время от времени двигая нижней челюстью в такт покачиванию своего тела. Волосы были настолько длинные, что, казалось, опутывали тело словно паутина, прикрывая собой тонкие костлявые руки и ноги, лишь слегка прикрытые иссохшей дряхлой кожей.       Но даже не это больше всего удивило меня, скорее сам факт того, что источником оказались самые настоящие, подобные призраку останки, лежащие в огороженном железными цепями круге.       Мальчик всё ещё не издавал ни звука, сидя у стены и рассматривая гостя с другой стороны. Казалось, прошла вечность, прежде чем он всё-таки встал и подошёл ближе к кругу, всё ещё не заступая за его границы. Я аккуратно последовала за ним, заглядывая ему в лицо. Ожидала я там увидеть всё что угодно, но только не улыбку. — Какой же ты уродец, — прошептал он, подходя почти вплотную к Рейзу. Тот реагировал на него довольно слабо, сказывалось столь близкое расположение железа и странно пахнущих смесей. Не лаванда, что-то другое. Но можно было не сомневаться — стоит ему переступить черту, как мало не покажется. Правда, мальчишка, судя по всему, и не собирался этого делать. — Значит, ты всё ещё жив, хм…       Голос был резкий и властный, и исходил от подножия лестнице. Именно там стояла высокая широкоплечая тень, и как бы я не старалась, подробностей увидеть так и не смогла. Мальчик обернулся, подняв голову вверх и нахмурился. — Зачем вы его тут держите? — Для таких как ты. Обычно половина умирает из-за того, что переступают за черту — значит бездари. Другие же видят и впадают в истерику, таких мы выкидываем обратно на улицу, или скармливаем этим тварям. Третьи же, как ты. Позволь узнать, почему ты его не боишься?       Мальчик чуть наклонил голову и развернулся, осмотрев призрака с головы до ног, после чего сказал: — Я уже видел подобное. Когда помогал папе на кладбище. Но кости безвредны, а эти, — он показал пальчиком в сторону призрака, — убивают. Я видел это и не раз. Обычно я отгонял их от папы кочергой. — Хм.       Какое-то время они молча стояли на месте. Мужчина почти наверняка не сводил взгляда с мальчишки, тот же завороженно следил за покачивающимся Рейзом. Наконец незнакомый человек прервал молчание, окликнув мальчика и велев следовать за собой. Как только они вышли обратно в коридор к ним подошёл мужчина, встретивший гостей у порога. — Господин Бикерстаф, что прикажете сделать с тем пьянчугой за дверью? — Дай ему на бутылку. С него хватит. Не согласится — ты знаешь, что делать.       Мальчик вскинул голову. На долю секунды в его глазах застыл испуг, и он будто бы намеревался что-то сказать, но похоже, так и не решился. Лишь тоскливо проводил взглядом мужчину, пока тот не скрылся за поворотом. — Как тебя зовут? — Д… Джеймс Ст… — Забудь свою паршивую фамилию, она тебе больше не понадобиться. Теперь ты будешь служить мне, ты понял меня?       Мальчик с задержкой, но кивнул, а я вновь почувствовала как внутри у меня всё переворачивается, а картинка вновь начала меняться. С каждым разом эти скачки становились всё болезненнее и неприятнее. Но я стойко терпела. Я не могла сдаться. Не сейчас.       В следующее мгновение я вновь оказалась посреди ночного (скорее всего это было раннее утро, так как на улице уже светало и было не так темно) леса. Было прохладно, легкий ветерок ворошил немногочисленные опавшие листья. Из-за этого казалось, будто в лесу постоянно что-то происходит. Там, за плечом, прямо перед глазами, за кустом, где-то вверху, на дереве.       Услышав особенно громкое шуршание за спиной, я развернулась, устремив взгляд на далекую фигуру, направлявшуюся в мою сторону. Это совершенно точно был не череп — человек был под два метра роста, в руке — вскинутый наготове револьвер. Он мирно шагал вперёд, будто бы не спеша преследуя свою цель.       Цель… Я осеклась, и сразу же наткнулась взглядом на худую темную долговязую фигуру в поношенной, явно с чужого плеча куртке. Это был он — Джеймс. И похоже охота сейчас велась именно за ним.       Юноша тяжело дышал, привалившись к довольно объёмному стволу дерева, и крепко сжимал в своей дрожащей руке тот самый револьвер, которым он, когда-то, в похожем месте убил человека по приказу своего господина. Выглядел он на редкость паршиво, даже не смотря на скудное освещение: под глазами тёмные круги, лицо бледное-бледное, лоб покрылся сеточкой лёгких морщинок, особенно это было заметно когда он хмурился, как сейчас. От самого лба до щеки виднелся старый шрам, прорезавший бровь, но видимо чудом не зацепивший глаз. Из одежды под курткой была лишь белая грязная рубаха и чёрные брюки. Что примечательно — он был босой, а сами стопы как и пальцы посинели и кровоточили. — Ну давай же, сволочь, чуть ближе… — он прервался, едва подавив нарастающий кашель и уткнулся лицом в рукав куртки. Когда он снова выпрямился, я заметила, как на его губах выступила кровь. — Давай, сукин ты сын, иди сюда…       Мужчина, преследующий парня остановился в паре метров от того места, где затаилась его жертва, и повернулся спиной к нему, не выпуская из рук оружия. Юноша усмехнулся, едва заметно выглянув из своего убежища, и сделал быстрый, точный выстрел. Мужчина попытался отскочить в последний момент, но пуля задела его плечо, пройдя насквозь, из-за чего тот инстинктивно вскрикнул и развернулся, но время уже было потеряно. Вторая пуля прошила ему череп, откинув его тело назад. Криков больше не было. Смерть настигла его мгновенно. Даже отсюда я видела, как его тело распласталось на траве, среди опавших листьев, которые постепенно начали окрашиваться в отвратительный красный цвет.       Юноша вздохнул, опустил оружие и съехал вниз по стволу, пытаясь выровнять дыхание. Это далось ему довольно тяжело. Всё это время, закрыв глаза, он почти не шевелился, явно прислушиваясь к окружающему миру. Но вокруг было тихо, на звуки выстрела не отозвалось ни одно живое существо.       Тогда он встал, облокотившись о ствол дерева и прижимая одной рукой распахнутую куртку. Его повело в сторону, но он успел ловко зацепиться за один из нижних суков, сохранив равновесие. Понадобилось кое-то время, прежде чем он наконец-то отошёл от дерева, и заковылял к распластавшемуся телу, на которое уже успела опуститься парочка листьев. — Вот же незадача. — Юноша сплюнул и прошёл мимо, стараясь производить как можно меньше шума.       Я просто держалась рядом, не в силах сказать хоть что-то. Единственное, что меня сейчас действительно заботило — это состояние Черепа. Ещё тогда, когда он целился из-за дерева в своего противника я успела краем глаза заметить одну немаловажную деталь — под его курткой, на правом боку его белой рубашке виднелось огромное кровавое пятно, успевшее впитаться и в тонкую подкладку куртки. Дело было дрянь.       Впрочем, юноша и сам это прекрасно понимал. Шёл он всё медленнее, ноги всё чаще и чаще путались среди лесных коряк и грязи. Лицо его с каждым разом бледнело всё больше. Воспалённые глаза непроизвольно закрывались. Ему не хватало воздуха. Он падал, но вновь и вновь отчаянно вставал, до тех пор, пока силы, очевидно, совсем не покинули его. Он вновь тяжело присел, почти что упал, под деревом, больше не предпринимая попыток встать.       Он поморщился, прижав окровавленную руку к повреждённому боку. Я видела — это не поможет. Юноша стремительно угасал, теряя последние силы. Казалось, лишь одним усилием воли он по прежнему оставался в сознании. И даже это давалось ему с трудом. — Ох, чёрт бы вас всех побрал, — заплетающимся языком проговорил он, отбрасывая в сторону револьвер. — Всех… всех… и Бикерстафа, который сдох и бросил меня на съедение этим тварям, и тех ублюдков, что окружали его… все вы… горите в аду.       Он тяжело вздохнул, поднимая взгляд к небу. Солнце потихоньку выползало из-за горизонта, озаряя своими лучами осенний лес, переливаясь на опавших влажных листьях. Следуя какой-то своей бредовой идее, он попытался пошевелиться, ну тут же скривился и застонал, запрокинув голову наверх. Что-то было такое в его взгляде, отчего сердце щемило в груди. Там не было не страха, не радости, ни гнева. Там было желание. Желание продлить этот странный миг хоть ненадолго. Желание увидеть это небо во всей красе.       Не в силах больше наблюдать за этим, я опустила голову. Я сидела прямо напротив него, опустившись на колени, и если бы захотела — протянув руку, могла бы легко дотронуться до него. Подчинившись этому внезапному порыву, я именно так и сделала, и вопреки моим страхам, почувствовала своей ладонью его ещё тёплую щеку. Я с улыбкой хотела было что-то сказать, но тут же поняла — поздно.       Взгляд юноши остекленел, глаза подёрнулись белой поволокой. Они всё так же были направлены куда-то вдаль, где начинал разгораться закат. Вот только он уже его не увидит. Только лёгкая усмешка останется на губах, словно отпечаток его прошлой жизни. Моё сердце ухнуло вниз, в груди защемило с новой силой. — Череп…       Из-за застилающих глаза слёз, я не сразу заметила как мир в очередной раз подёрнулся, но не не изменился. Пропало лишь тело. Боль снова настигла меня, но на этот раз её источник находился не снаружи, а внутри. Но я всё так же продолжала сидеть, обхватив себя руками и уткнувшись в колени. Это слишком. Слишком жестоко. Видеть всё это так… — Больно?       Знакомый голос заставил меня разлепить глаза и поднять голову по направлению к его источнику. Юноша стоял слева, сверля меня взглядом своих тёмных глаз. Он выглядел точно так же, как в тот миг, когда спас нас с Локвудом в доме Фиттис. И взгляд, живой, наполненный всё тем же нескончаемым огоньком. Одни лишь брови выдавали его явное недовольство. — Ты живой… — Конечно же нет, бестолочь. Если ты не заметила, то я мёртв, причём давно. Сдох под тем деревом как последняя подстреленная псина. Какой бесславный конец для такого юного прекрасного парня, эх… А потом ещё раз, из-за тебя… — Череп усмехнулся, подняв взгляд к небу. Точно так же, как мгновение назад, в воспоминаниях. — Но что это мы всё обо мне, да обо мне. Сама то как? Только не говори, что у вас с Локвудом шуры-муры, иначе меня стошнит от омерзения… — Что? Какие шуры… — О нет! НЕТ! Неужели с Джорджем?! Нет… — Он картинно вылупил глаза, схватившись за голову. — Боже, Люси, я был о тебе куда лучшего мнения. Докатиться до такого… Как низко ты пала. — Дж… что, подожди! — Я пыталась возразить, вставить хоть слово, но череп будто не слышал меня. — Киппс?! Да ты в своём уме, дорогая? У него же одна извилина, а он и ей-то не пользуется. Даже у картошки больше обаяния и грации, чем у этого иди…       Череп резко замолчал, потому что именно в этот момент я кинулась прямо на него, заключив в объятия. Это было так странно… — Эй-ей, полегче. Я конечно знал, что я неотразим, но так вешаться… Да и вообще — у нас с тобой ничего не выйдет, ты не в моём вкусе. — И я рада тебя видеть, — по моим щекам текли слёзы и я никак не могла этого предотвратить, — Джеймс, да?       Юноша вздрогнул, посмотрев на меня своими пронзительными бездонными глазами. — Вот же… Нигде от тебя не скрыться, Люси. Даже после второй смерти… Ох…       Он поморщился и начал стремительно оседать, я едва успела его подхватить. Он казался таки холодным, почти что ледяным. Да, это правда. Он был мёртв. Но сейчас… прямо сейчас он был в моих объятиях и мне очень не хотелось вновь его отпускать. Я не хотела вновь терять его. Его голос, эти странные привычки что так бесили Джорджа, острые поддёвки. Всё это безвозвратно исчезала. Будто целый мир растворялся у меня на глазах.       Я не хотела, что бы он исчезал. Понимала разумом, что так будет правильно, но… — Жизнь должна оставаться жизнью, Люси, а смерть — смертью. Я намекал на это множество раз, но ты меня так и не услышала. Как бы люди не стремились к обратному, всё должно оставаться именно так. Ты должна понять это… Но ты так долго контактировала с этой стороной, что уже разучилась видеть истину. — Но… — Послушай меня, — юноша поднялся, взяв меня за плечи и заглядывая в глаза. — Ну вот зачем ты припёрлась сюда? У тебя впереди целая жизнь, идиотка. Жизнь полная возможностей, шоколада, дурацких разговоров Джорджа и его выглядывающего из-под футболки жирного пуза, разборок с Холли, можно даже на пресную рожу Киппса поглядеть… И Локвуд. Ты не подумай, я всё ещё считаю что этот ваш самоубийца слишком, до невозможности, приторный и идеальный. Но это куда лучше смерти, Люси. Возвращайся назад, пока можешь… — Я… — Я не могла подобрать нужных слов. Всё, что приходило на ум было столь незначительным. — Я думала что тогда, у Фиттис, ты ушёл навсегда, понимаешь? Но ты здесь, рядом и… — Не обманывай себя Люси. — Череп нахмурился, не сводя с меня взгляда. — Я… я не знаю, что ты сделала, но знаю одно — тогда я и правда исчез, растворился, перестал существовать. Не знаю, что за карты из рукавов ты достала, но это неправильно. Ты должна отпустить меня, прямо сейчас. И перестань ты уже рыдать, нюня. Нашла о ком слёзы лить. Ты позоришь мою голую черепушку, прекращай уже. Иначе, я заставлю тебя. — Прости. — Вот это номер… О чём ты? — Прости, что вторглась в твои воспоминания. Это неправильно. Я не должна была так поступать. — Ну началось, нашла из-за чего переживать. — юноша ухмыльнулся. — Кино то неплохое, драматичненько так, живенько. Конец правда подкачал, да и хрен с ним. Давай, ступай, тебе пора.       И он привстал, подтолкнув меня вперёд. Я кивнула, поднимаясь и вытирая влажные от слёз глаза. Я улыбнулась, на этот раз совершенно искренне.       Мой дар… Я чувствовала что этот странный последний подарок не проходит бесследно. Он покидал меня. Мне действительно нужно было возвращаться и как можно скорее. Я в последний раз окину взглядом череп, и всё-таки развернулась. Я должна быть благодарной за это. Но я должна идти дальше, как он правильно сказал — жизнь должна оставаться в жизни, а смерть… — Люси?       Я обернулась, кинув взгляд на его бледный растворяющийся силуэт. Он ухмыльнулся, и уже было открыл рот, но тут же передумал, задумавшись: — Знаешь, я хотел произнести душещипательную речь, о том что рад снова тебя увидеть, и о том, что хоть кто-то запомнит меня, но… потом подумал о… А, знаешь, к чёрту, ты весь момент испортила, Люси, стоя вот так и хлопая своими глазищами. Иди уже — с глаз долой, из сердца вон. И не возвращайся больше.       Я рассмеялась. Давненько мне не выдавалась такая возможность, но сейчас был особенный случай. Я правда была счастлива что смогла встретиться с ним. Это то, чего мне так отчаянно не хватало. — Прощай, Джеймс.       Он исчез, оставив после себя пустоту, а я смело шагнула вперёд, на встречу столь родному голосу.       Время возвращаться к жизни.