Are you afraid?

Перед каждой из миссий Первый спрашивает, боится ли он. И с уверенностью, что так и есть, Четвертый врет ему, что никогда не боится. Первый не верит. И правильно делает. Ночью перед Флоренцией он не может заснуть, и у него появляется нехорошее предчувствие каждый раз, как он думает о миссии, прокручивает в голове весь план. Всё это чертовски опасно, и опасность всегда ему нравилась, но это совсем другой уровень — это не просто по крышам бегать. Утром Четвертый выходит раньше времени и гуляет по ещё безлюдным улицам, прикидывая лучшие маршруты через город. На всякий случай сверяется с картой. Стоя на крыше собора, как они договаривались, он осматривает окрестности. Флоренция красивая, особенно с его точки обзора. Предчувствие усиливается, но Четвертому не до него — зелёная машина внизу несётся по улице. Он спускается самым коротким путём. Высота не пугает Четвертого, он практически живёт в ней. С детства — крыши, адреналин, высота, страх. И так по кругу. Высота — его жизнь. А где высота — там и приключения. Он всегда ходит по грани, и это увлекает слишком сильно, чтобы можно было остановиться. Он любит эту грань между небом и землёй, когда кажется, что можешь летать. Всё летит к чертям. Всё идёт не по плану, слишком много машин, непонятно откуда взявшихся на охране у адвоката, слишком много погони, разрушений и отклонений от маршрута. Он пытается помочь, помогает, но их будто не становится меньше. Появляются всё новые и новые, и, остановившись передохнуть, он вздыхает, глядя на погоню вдалеке. — Нервная работа. Третий подбирает его в условленном месте. События развиваются всё стремительнее — скейт, лестница, машина… ещё одно препятствие устранено. День кажется бесконечным. Четвертому становится всё тревожнее за миссию и команду. Шестой погибает. Четвертый не видит его среди стоящих около машины, зато видит на водительском сиденье, в крови и неподвижного. Ему не повезло — металл оказался прямо со стороны водителя. Четвертому нравился Шестой. Безбашенный драйвер, ищущий приключений, как и он. Шестой мёртв. Это осознание пугает и удивляет одновременно. План Первого был безупречным, и Четвертый не сомневался в нём — до этого момента. Шестой погибает, и всё, что остаётся в мыслях у Четвертого, когда они отправляют его за борт лодки — было ли ему страшно? Ему бы — точно было, думает он. На базе Четвертый берёт свой скейт и идёт кататься в одно из своих любимых мест, чтобы развеяться, в одиночестве, и никто не останавливает его, чтобы обсудить новый план. А если бы кто-нибудь и попытался, ничем хорошим это бы определённо не закончилось. Он всегда плохо переносил смерти тех, кто становился ему слишком дорог. Избегая привязанности и прочих ненужных в его образе жизни сентиментальностей, Четвертый ограждал себя от этого подавленного чувства, когда понимаешь, что тот, кто и правда почти стал тебе семьёй наравне с остальными, блин, мёртв, и грань размывается, всё вокруг становится слишком чётко ощущаемым. Он пытался не привязываться к ним, правда. Но всё же он здесь, в самом спокойном для него месте в этой пустыне, со скейтом и кучей мыслей в голове. Несмотря на то, что сегодня сказал Первый, Четвертый не сомневался в том, что почти семьёй они всё же стали. Воздух нагрет из-за жары, и Четвертый надевает шляпу, чтобы не слепило глаза. Ставит ногу на скейт и отталкивается другой от земли. Вокруг привычно тихо, но сейчас это скорее давит, чем помогает расслабиться и ни о чём не думать. Мыслей о Шестом всё ещё много. Четвертый на мгновение закрывает глаза, и видит перед собой лицо Шестого, когда они застёгивали тот мешок на лодке. Он не сосредоточен, окружающее тоже размывается. Не удержавшись на скейте, он падает и скатывается вниз. Страх привычно затягивает. Перед миссией "пентхаус" Первый спрашивает, боится ли он. Это похоже на обмен привычными репликами, но затем Четвёртый не на шутку волнуется, когда Первый желает ему удачи. Дело предстоит опасное — хотя на такой высоте он ещё не бывал, побывать бы и не хотелось, ему и крыш хватит — и нелёгкое, учитывая его роль в этом плане. А желать удачи… Четвёртый взбирается наверх, надеясь, что "удача" Первого не отвернётся. Тот всё ещё не понимает, почему Четвертый так переживает из-за неё, и произносит это ещё раз. — Смерти моей хочешь? — бормочет Четвертый, не отвлекаясь от подъёма. Он проклинает удачу, сидя у лестницы на крышу и говоря Первому в рацию, что трос перерезан. Он и сам прекрасно знает, чем это закончится. За ним не вернутся. Не Первый. Не сейчас. Не за ним. Потому что Первый избегает привязанности ещё больше, чем он. Оказавшись на крыше, Четвертый бросает оружие, забирается на кран и перебегает на другую сторону, чудом не растеряв всю смелость на высоте в сотню этажей и при такой спешке. Охранники перебираются следом и не отстают. Происходящее воспринимается отчётливее, чем когда-либо. Он почти уверен, что они не ответят, но говорит в рацию, что перебрался. Они не отвечают. Оказавшись загнанным в угол, оставшись один на один со страхом, Четвертый просто надеется. Знает, что бесполезно ждать, что они вернутся, — Первый не нарушит ради него правила — но в такой момент, когда впереди видно лишь обрыв, заканчивающийся асфальтом, хочется спрятаться. Особенно, когда он висит вниз головой, зацепившись за сетку, и ему открывается весь чудесный вид на дорогу. — Я убью тебя! — рычат с платформы над ним. Никто не придёт. Страх заполняет лёгкие, въедается в голову, составляя всё его существование в этот момент. Слишком близко к грани. Амбал дотягивается до него. Четвертый с трудом от него уворачивается, кричит: — Нет! — но его уже тянут наверх. Выстрел оказывается как нельзя вовремя — амбал почти схватил его. Четвертый забирается на платформу и, приходя в себя, ищет взглядом ребят. Его страх теряется в чувстве благодарности Седьмому — кто бы ещё решился нарушить нерушимые прежде правила Первого. Он нарушил, понадеявшись, что за ним вернутся, но это другое. Он не удивлён, что Первый недоволен тем, что они остановились ради него, засветились на улице, но по крайней мере он ничего ему не говорит. Седьмой только кивает на его благодарность, а Пятая улыбается, когда он садится рядом с ней в машину. — Билли, — говорит он Седьмому — или Блэйну. Плевать на правила, этот парень спас ему жизнь, и вообще — почему бы и нет. Они слишком давно работают вместе — с остальными. Так много времени прошло, и они ничего не знают друг о друге почти. — Ты похож на Билли, — кивает Блэйн, а Первый произносит: — Больше похож на Четвертого. Четвертый смотрит на него, пытаясь понять, всерьёз ли он. Первый не выдерживает взгляд. Он всё же привязался к этим ребятам, как и они друг к другу — потому что все остальные тоже называют свои имена. Не задумываясь. Четвертый замечает, что Первый не следует их примеру и просто закрывает тему, будто признаёт, что был неправ с этим дурацким правилом. И есть в этом что-то гораздо глубже простого "безопасность", кажется ему. Такое же предчувствие, как перед Флоренцией, возникает у Четвертого, когда они готовятся к последней части их глобальной миссии. Он отгоняет его, чтобы сосредоточиться, и предпочитает не думать, кто может погибнуть на задании в этот раз. Перед тем, как приступить к выполнению плана, Четвертый признаётся Первому, что чертовски, блять, боится. И от этого как будто становится легче. Он не участвует в основной части операции, только вырубает связь на корабле и прячется. Следит со стороны за обстановкой и ждёт. Четвертый видит Пятую крадущейся по палубе и отвлекает охранников, чтобы она пробралась в каюту Ровака, но всё опять идёт не по плану. Вечно всё так происходит — в совершенно ненужный момент почти срывается. Четвертый не особо удивлён этому, на самом деле. По плану у них ещё ни одна миссия не шла, так с чего бы сейчас? — Я в ловушке на верхней палубе, — проговаривает он в рацию, глядя из своего слабого укрытия на поднимающихся на палубу людей. Тишина в ответ обнадёживает, знаете ли. В обратную сторону только. Его находят. Страх расползается, затягивает, снова, но в этот раз никто не приходит. Четвертому не по силам справиться сразу с четырьмя противниками — один остаётся. И к тому же, гораздо сильнее его. Закрываясь от ударов, он слышит вопросы Первого, но не может говорить, по крайней мере не то, что тому нужно. Только выдавливает ненужные и ничего Первому не говорящие о его местоположении слова, потому что и сам не особо понимает, в какой конкретно части палубы уже находится. "Он меня убьёт". Надежда на спасение угасает с каждой секундой, с каждым ударом противника. Первый может и не успеть прийти. Четвертый неожиданно вспоминает, как выглядел Шестой, даже не успевший, может, понять, что умрёт. А он это понимает совершенно отчётливо. И ему чертовски страшно. Выстрел спасает его от очередного удара ногой, Четвертый оборачивается и смотрит на Первого. Похоже, он тоже не смог не привязываться ни к кому — иначе почему он пришёл? Раньше момент думать об этом был неподходящий, но сейчас... Четвертый впервые ощущает себя действительно частью их команды, потому что она наконец-то по-правильному полная. Потому что наконец нет этих глупых правил, а они - странноватая, но всё же, возможно, семья. — Кливеры, — говорит Первый, подходя к нему. — Что? — недоумённо спрашивает Четвертый, принимая его руку. Благодарность Четвертого не выражается нужными словами, а это "что" — максимум, на который он способен — он просто не может их произнести. — Сериал такой. Давай, идём. Чёртовы миллениалы. — Первый помогает ему подняться. — Корабль тонет, бежим. Прижимая травмированную руку к себе, Четвертый не без помощи Первого бежит по палубе. Первый выглядит абсолютно спокойным, хотя ситуация не самая лучшая из всех, которые могли быть. Как можно оставаться таким невозмутимым, когда корабль тонет, а они — на нём, Четвертый не знает. Но удушающего страха больше нет. Четвертый тоже больше не боится. Только не рядом с Первым.