Ревнитель веры

Когда в комнату проник первый рассветный луч, упав Этьену на глаза, тот сумел лишь сдавленно что-то прохрипеть. Медленно перевернувшись на другой бок, он, поежившись, попытался правой рукой нащупать чужую кисть позади себя, но тщетно. Этьен сумел лишь протяжно вздохнуть. — Ну и на кой так рано подрываться? — проворчал он, не размыкая век. — Повалялись бы еще. — Не бузи, лентяй несчастный. Сейчас буду. Позади зашуршали по полу босые ноги, послышался скрип раскрывающихся оконных створок; засвистев, в спину Этьену подул студеный утренний ветер. — И зачем? — выдохнул Этьен, плотнее закутываясь в их общее одеяло. — Не бузи, говорю. Отойдя через несколько мгновений от окна, Амарьё завозилась возле туалетного столика, а затем, глубоко вдохнув, направилась к кровати. Этьен, почуяв неладное, вцепился изо всех сил в одеяло, на что девушка, усмехнувшись, одним резким движением его сдернула. Этьен выругался. — Ты смерти моей желаешь? — А ты не знал? Плавно опустившись рядом, одной рукой Амарьё потрепала его по волосам, а вторую поднесла, кажется, к губам. После ее глубоко выдоха комнату мигом наполнил тягучий табачный запах. — Воняет омерзительно, — проворчал Этьен, прижимаясь к ее теплому, обернутому в легкую шелковую ткань телу. — Да ладно, — усмехнулась Амарьё, приобняв его свободной рукой. — Ты после охоты бывало благоухал и похлеще. Неслышно что-то пробурчав, Этьен, опустив голову ей на грудь, обнял ее крепче. Свет из окна неустанно резал ему глаза, но Этьен не спешил их раскрывать. В нем еще жила призрачная надежда продолжить свой прерванный сон. Амарьё неспешно курила, едва ощутимо поглаживая его плечо. В промежутках между затяжками она то и дело вздыхала, глядя, кажется, в раскрытое настежь окно. Этьеновы попытки ее приласкать она уверенно не замечала. — Отец-то твой ведь на меня подумает, — разочарованно выдохнул Этьен, раскрыв наконец глаза, — если запах учует. И надо тебе его мнение обо мне портить? Она в очередной раз вздохнула, отняв от его плеча руку и убрав ею спадающий на глаза белоснежный локон за свое остроконечное ушко. Нежное ее лицо носило на себе призрак тревоги. — Ничего тут уже не испортишь. Сам знаешь. — Сам знаю. Амарьё так шла эта полупрозрачная шаль, думал Этьен, касаясь пальцами ее бледной шеи. Шла куда больше всех идиотских вычурных платьев, в которые ее заставлял выряжаться папаша. Они совершенно ей не подходили. По той простой причине, что под их цветастым массивом всегда оставались скрыты самые прелестные части ее тела. Тела, к которому Этьен никогда больше не сумеет прикоснуться. — Когда? — полушепотом спросил он, обреченно откинувшись на подушки. — Вроде как завтра. — Она вновь нервно затянулась, поднеся свою изящную трубку к губам. — Возможно, в это же время. Я пришлю записку. — Даром мне не нужны твои дурацкие записки, Амарьё. Мне ты нужна. Перевернувшись в ее сторону, он нежно взял ее свободную ладонь в свои, дотронулся до нее губами. Она не сумела отнять руки. Лишь вздохнула. Опять. — Я ничего не могу поделать. — Сама себе ведь врешь. Амарьё резко выдернула ладонь из его рук. — Прекрати. — Ты ведь имеешь право голоса в этом сраном процессе. — Этьен, приподнявшись на локтях, заглянул в ее темные, подернутые тоской глаза. — Почему твой папаша тебя не слушает? — Потому что я ему ничего не сказала. Рассветные лучи серебристо искрились в ее колыхаемых ветром волосах. Окутанная табачным дымом, Амарьё походила в глазах Этьена на призрак самой себя. На старое воспоминание. — Я не верю, что он красивее меня. — Понятия не имею, кто там красивее. Я никогда его не видела. — Ты совершаешь преступление. Против себя же. — Замолчи, ради всех богов. — Лицо ее на миг подернулось болью, и она отвернулась. — Заклинаю, замолчи. Этьен, умолкнув, вновь прижался к ее груди. В последний раз. В самый последний раз. Плечи Амарьё содрогнулись. Рассвет лениво золотил комнату, пробравшись к ним из-за пиков далеких гор, и лишь его дерзкие лучи были в этот миг свидетелями происходящего. Лишь они в то утро видели, как рыдала в объятиях Этьена белокурая эльфийка, отданная другому, и как Этьен, едва сдерживая собственные слезы, без зазрения совести врал ей о том, чего не могло случиться. Лишь рассветные лучи тогда уже знали, что на следующем рассвете Амарьё Этьена не дождется.

***

Проснувшись, он сразу же дотронулся пальцами до собственного лица. Убедившись, что оно было сухим, Этьен медленно сел, лениво потирая глаза. И только тогда обнаружил, что они были заполнены влагой. — Снова кошмар? — шепотом спросил его сидевший у стены рядом Уэйн, беспокойно теребя прядь своих пепельных волос. Таких же светлых, как были и у нее. Этьен встряхнул головой. — Нет, — тихо отозвался он, потирая начавшие тут же замерзать пальцы. — Не беспокойся за меня. Даже здесь, в найденном ими в горах заброшенном охотничьем домике, холод стоял страшный. Этьен боялся даже подумать о том, как студено сейчас было на улице. Уэйн, кивнув ему, перевел глаза на дальний угол помещения. Там, окруженная двумя другими эотасианцами, лежала на грязном тряпье Анна, чье тяжкое дыхание перебивало все прочие звуки. Этьен старался не смотреть на нее. Несколько мгновений после пробуждения он заслужил. Заслужил возможность хоть сколько-нибудь несчастных секунд не вспоминать о том, что девчонка находилась сейчас в таком состоянии именно из-за него. — У нее… — Этьен прокашлялся, почувствовав хриплость собственного голоса. — У нее все не спадает жар? — Да, — со вздохом отозвался Уэйн, не отводя от метавшейся девушки глаз. — Кажется, за ночь стало только хуже. Рука у Этьена дрогнула. Закутавшись в меховой плащ, на котором он прежде лежал, и глубоко вдохнув, Этьен медленно поднялся, едва не пошатнувшись. Голод, мучивший его уже который день, ощутимо скручивал ему внутренности. Уэйн, заметив это, поднял и протянул ему стоявшую на полу плашку с водой. — Выпей. Больше ничего нет. — Не хочу. Этьен наконец взглянул на лежавшую в углу Анну. И пусть свет лишь едва пробивался из-за заколоченных окон, погружая все окружающее пространство в полумрак, измученное лицо девушки Этьен разглядел ясно. — Выпей, — повторил Уэйн, неуловимо тряхнув миской. — Ты ведь совсем ничего не… — Отстань от меня, — отмахнулся Этьен. — Лучше сделай Анне компресс. Уэйн пожал плечами, поставив миску обратно. Оглядевшись вокруг, он со вздохом принялся отрывать ткань от собственной и без того изрядно уже потрепанной рубахи. Этьен осмотрелся снова. Когда они только нашли охотничий домик, двери его оказались наглухо заколочены, и все внутреннее убранство соответствовало этому входному жесту. Из целой мебели в доме нашелся только хлипкий стол, который к нынешнему моменту уже был пущен на топливо, да еще камин, заваленный лишь частично, что позволяло еще им пользоваться. Остальные предметы обстановки были либо разломаны и свалены в кучи, либо погребены под завалами; свободного пространства внутри оставалось совсем немного. Но эотасианцам, за время пути уже привыкшим к подобным условиям, его оказалось достаточно. Сейчас людей внутри было четверо, не считая Этьена. Скверно. — Значит, Морт с Эйраном так и не вернулись, — вслух посетовал он, потирая пальцами переносицу. — Да. Этьен едва сдержался от того, чтобы не выругаться. — А за окном все еще метет? — Нет, — хмуро отозвался Уэйн, смачивая оторванную ткань в воде. — Я недавно выглядывал. Все спокойно. — Хорошо. Я тоже выйду. — Этьен нервно кивнул на потухшие в очаге уголья. — Принесу еще дров. А то так не пойдет. Он сделал несколько неловких шагов к двери, за которой отчетливо слышался томительный вой ветра. За ним не удавалось различить тяжелого дыхания Анны. Это было хорошо. — Не надо, — остановил его подорвавшийся с места Уэйн, положив мокрую еще ладонь ему на плечо. — Давай я сам схожу. Если я заболею, будет не страшно. А если ты… Этьен не стал сбрасывать с себя его руку. В нем попросту не нашлось для этого сил. — Не неси чепухи. Все как раз наоборот. — Этьен. — Уэйн поджал губы. — Не ходи, пожалуйста. Тут еще есть, что сжечь. Можно мою лютню… — Заткнись, — зло прошипел Этьен. — Просто заткнись. Лежавшая у него на плече рука дрогнула, и Уэйн ее опустил, отведя взгляд. Этьен вздохнул. — Извини, — вымученно улыбнулся он, потрепав Уэйна за плечо. — Я просто… Я хочу побыть наедине с собой. Уголки губ у юноши нервно дернулись. Он кивнул. — Будь осторожнее. — Конечно. Холод накинулся на Этьена сразу же, стоило ему только прикрыть за собой дверь. Снег уже не шел, но метавшийся по округе ветер все еще приносил с собой ледяную стужу, неприветливо обжигая лицо и руки. Этьен, закутавшись плотнее в свой плащ, сплюнул, сделав шаг вперед. Повсюду вокруг простирался пологий, укутанный свежим снегом склон, на котором редкими тенями чернели стволы сосен. Из целых предметов обихода в доме давеча нашелся колун, сейчас оставленный у внешней стороны стены; можно было бы посрубать им сидевшие низко сучья, подумал Этьен. Взяв в руку топор, он отошел к одному из близлежащих стволов и, приметив удобную для удара ветвь, рубанул по ней изо всех оставшихся сил. Увы: Этьен не сумел рассчитать удар, и потому лезвие колуна застряло в стволе сосны. Этьен, резко вдохнув, потянул черенок на себя и выдернул из ствола топор, но, не рассчитав силы, в следующий же миг завалился в снег. И тут все же не выдержал. — Какое же дерьмо, — выдохнул он, глядя на видневшееся меж кронами совершенно белое небо. — Какое же жуткое дерьмо… Это он виноват. Виноват во всем. В том, что заболела Анна, что им уже второй день совершенно нечего есть, что Морт и Эйран так и не вернулись обратно. Невероятный идиот! Зачем он послал их в деревню совершенно одних, почему не пошел вместе с ними? Наверняка их давно уж разоблачили, наверняка они уже мертвы — и неважно, пали ли они от рук селян или из-за страшного холода. В любом случае виновен в их смерти Этьен. Этьен и никто более. Анна, верно, будет следующей. Нет, ну какой же он все-таки кретин! Он ведь знал, как она слаба, но все равно не позаботился как следует о ее теплой одежде. Не доглядел. Не справился. Почему? Да потому что Этьен — имбецил, вот почему. Дегенерат, взявший на себя непосильную ношу и пожинающий теперь плоды своей собственной глупости. Он повернулся на бок, выпустив из ладони топор, и прерывисто всхлипнул. Затем нащупал дрожащей рукой медальон у себя под рубахой, вытянув его перед собой. Вот Рено бы нашелся, что сделать. Он бы наверняка сумел сохранить самообладание даже в таких мерзких условиях. Он не стал бы грубить Уэйну, он бы сумел его поддержать. Он бы точно знал, что сейчас следует говорить. Что следует думать. И, может, что следует делать. Так какого же хера в итоге выжил не он?.. Уже больше недели они прозябают на Белом Переходе без всякой надежды отсюда выбраться. Если они не замерзнут насмерть или не перемрут от голода, назвать это можно будет не иначе, как чудом. Но даже если им действительно удастся в итоге достичь Редсераса, то что изменится? Их встретит нищая, обескровленная страна, в которой, верно, хаос сейчас творится еще больший, чем в Дирвуде. На что вообще надеялся Лют, когда планировал переход туда? На что надеялся Этьен, когда согласился с этим инфантильным планом и взял чужую роль на себя? — Я так устал, — прошептал он, закрывая лицо руками. — Эотас, я так… Этьен запнулся на полуслове. А ведь Эотас, должно быть, где-то далеко сейчас смеется. Смотрит на него и смеется во всю свою солнечную глотку, глядя на то, каким ничтожеством Этьен в итоге оказался. Долбанный сияющий увалень. Этьен медленно перевернулся на живот, оттолкнулся обеими руками от припорошенной снегом земли и сел. А затем усмехнулся, дотронувшись ледяными пальцами до щеки. — Я обещал, — твердо сказал он, подняв голову. — Я не буду ни о чем тебя умолять. Ни сейчас, ни когда-либо после. Слышишь меня, Эотас? Ни одной вшивой мольбы ты от меня не дождешься! Поднявшись на ноги, Этьен взял в руку колун и развернулся к недорубленному суку. — И когда мы снова встретимся, смеяться буду уже я. Ветвь с треском разломилась, не выдержав его удара. И когда к вечеру Эйран и Морт вернулись в охотничий домик с сумками, полными еды, внутри их дожидался потрескивающий в камине огонь.