***
«Мне кажется, что любовь… она не доступна всем. Но возможно, ты не из таких. Возможно, тебе это доступно. И возможно, кто-нибудь там сверху поможет тебе это прочувствовать.» Он произносит эту фразу тогда так просто, смотря на девочку, ещё маленькую, смущенно вжавшуюся в кресло у окна, сияющими глазами. И сияют они так ярко, что даже ночная съёмка не может это свечение приглушить, и слова не встают комом в горле. Все кажется таким естественным и таким правильным. «Если молчать неприятно, надо бежать со всех ног. Это первое правило.» Он жизни учить не умеет. Да и не пытается. Но она ему что-то сокровенное доверяет и своими распахнутыми аккуратно спрашивает совета. А это правило он на всю жизнь запомнил. Всегда работает. Ей так легче принять решение будет. В макушку о том, какая она «классная девчонка» слишком искренне шепчет. Слова простые до крайности, а кажутся такими необходимыми. «Я бы с тобой мог молчать. Точно.» Шёпот ещё тише, а слова отдаются треском где-то в темноте. Лед трогается безвозвратно. И он это чувствует наверняка.***
Касаниями слишком частыми для случайных он её к себе притягивает. «Такой вот романтичный весь из себя» делается слишком ручным в её присутствии. Тонкие пальчики, плетущие косичку в копне пшеничных волос, плавят несомненно. Невесомые поцелуи в макушку на ночь становятся привычным ритуалом. Два восхищённых взгляда в темноте друг на друга устремлены через фоно, где звуки их песни складываются. Песня за много дней написана, он пишет не о ней. Но играет для неё теперь. Когда та самая сидит напротив, покусывая ноготки, и слушает внимательно, намурлыкивая, кажется, что так было всегда. — Что у вас со Свободой? — Да ничего. Я не в его вкусе, он — не в моем. Улыбается смущенно и ресницами хлопает поражено, ведь ерунда какая. Это же творческое, дружеское, большего быть не может. Она же ребёнок ещё. Для зрителя, кажется, всегда остаётся невинной. Над вопросом даже усмехается, но «флирт заметен» ей куда-то в висок выстреливает. Глупо головой кивает и, как отличница после беседы с классным руководителем, обещает подумать над поведением. — Что у вас за тема с Кошелевой? — Платоническая. Не врет, не умеет, но в сказанном сомневается. Может, потому что прилагательное ещё и слово «любовь» подразумевает, слишком громкое. Он-то — взрослый мальчик, все понимает. «Слюна не течёт, сердце не полыхает». С ней правда не так. С ней ему спокойно. Комфортно. Он с трепетом и без дурных намерений. Ему просто за ней наблюдать хочется, чтобы соседняя кровать не пустовала, чтобы темное каре перед глазами всегда маячило, маркеры её причудливые, которые «прямо как перо» изучать, смотреть, как та у шкафа зависает, когда, что надеть думает. Ему достаточно, что она по волосам его рукой проводит, мрачные мысли прогоняя, и голове его на своих коленях покоиться позволяет. — Это не та любовь, это — другая любовь. Выбежав из репетиционной, друг от друга они не бегут, за столом снова взглядами встречаются. Она сидит на стуле, замерев, как оленёнок, завидев хищника, он — задумчиво, механически головой из стороны в сторону покачивая болванчиком. Немой диалог. Будто спрашивает, что делать дальше, округлив свои карие. Будто отвечает, что все будет хорошо, подмигивая своими светлыми. Так и будет.***