***
Шлёпая босыми пятками по полу, Шакулин вышел из душа и натянул домашнюю серую майку, застиранную и слегка растянутую. Настроение поднялось, и опять он горел энтузиазмом. Сквозь большое окно Вася понаблюдал за бесконечным потоком машин, прекрасно видным с тринадцатого этажа, насвистывая какую-то мелодию, что с самого утра застряла у него в голове. Отдав себя мыслям, он на какое-то время — может, на минуту, а может, и на целый час — замер, слегка прищурив глаза, а потом вдруг резко схватил телефон. «У тебя есть знакомый преподаватель по игре на гитаре?» — написал он Калинкину безо всяких там полагающихся преамбул и прелюдий. Женя. А зачем тебе? Шакулин закатил глаза. Какая разница? Надо и надо. Настроение опять испортилось к чертям. Вася. Надо. Женя. Ты странный какой-то сегодня О_о Вася.??? Женя. Свалил, не выпил ни капли, а теперь ещё и точки ставишь… В подтверждение он перслал пару сообщений, и Вася уже начинал злиться. Вася. Так есть или нет? Женя. Да, есть, секунду Вася ждал. Прошло минут двадцать, как телефон завибрировал. Шакулин успел выпить чай и изнервничаться, хоть нервничать-то и не было причин. Женя. Ну, вот, Наталья зовут Следующим сообщением Калинкин отправил номер. Поблагодарив и немного повозившись, Вася всё-таки набрал. Долгие гудки. — ПЕРЕДАЙ ЖЕНЕ, ЧТО ОН ЧЁРТ ВОНЮЧИЙ! — наорал на Васю женский голос, и тут же Наталья сбросила. Шакулин сидел и смотрел на стену. Что произошло, он вовсе не понимал. Но не сообщить Калинкину, что он «чёрт воничий», Василий не мог, поэтому пришлось оторвать экран телефона от уха и написать Жене. И только он отправил сообщение, как завибрировал в руках телефон. Наташа. Встреча завтра. Вася. Где? Во сколько? Наташа. Потом, всё потом.1
11 января 2020 г. в 22:34
— Я, наверное, пойду, — сказал Вася, прервав милый разговор Калинкина и Гришечкиной. Их очередной милый разговор о том о сём, когда они не особо заморачивались о его нити, когда иногда начинали петь, Женя начинал играть на укулеле…
— Может, посидишь ещё немного? — жалостливо попросила Гришечкина, но Вася, то ли кладя что-то в рюкзак, то ли из него что-то доставая, настойчиво покачал головой и свалил всё на головную боль и шум.
На самом деле, его не тревожила никакая головная боль, да и шумно в зале не было — ему просто не хотелось быть с ними. Конечно, Жени были замечательными ребятами, но когда друзья собирались втроём, именно Шакулин становился тем самым третьим лишним, ненужным, всеми забытым, пока те курлыкают что-то друг другу.
Василий надел свою кожанку, взятую совсем не по погоде, буркнул себе под нос пару прощальных слов и вышел. Ливень бил его по лицу, спине, ногам своими хлёсткими каплями, и потому парень поспешил поймать такси.
Хлопнула дверь автомобиля, и сквозь окно Вася бросил последний взгляд на друзей — они уже про него позабыли, заменив очередной песней, которую Калинкин, как он обычно это и делал, посвятил Гришечкиной.
Такси тронулось. Теперь не было той суеты. Василий мог остаться со своими мыслями наедине.
Ему тоже хотелось играть на гитаре — даже не обязательно укулеле, — посвящать кому-то свои песни. Кому угодно. Жене Гришечкиной, например, даже несмотря на их расставание. Наконец, может, даже снова быть с ней вместе.
Хотя с последним он, наверное, переборщил… Кому он нужен-то? Ему казалось, что должно произойти невероятное чудо, чтобы он снова оказался с ней. Она была единственным человеком, с котором всё должно было получится. Но они разошлись, и сейчас она болтает в ресторане именно с Калинкиным, а не с ним.
Да, нужно брать ситуацию в свои руки, добиваться и так далее, и так далее. Но действительно ли нужно? Да и кому, собственно говоря?
Василий, нахмурив брови, посмотрел в окно. Всякое желание заняться гитарой остыло. Может, когда-нибудь потом, но не сейчас. Точно не сейчас.