В стенах института

Коридор озаряет ярчайший свет, отчего всем присутствующим приходится невольно прищурится. Озорные лучи отражаются от многочисленных бриллиантов, коими увешены обе пришедшие. Тяжелые агатовые серьги свисают с ушей молоденькой девушки, гордо расправившей плечи. По правую руку, словно почетная дама в свите, идёт зрелая, но выглядящая моложе своих лет, женщина. Она одета куда скромнее, однако не брезгует лишний раз украсить себя. На наряде её сверкает брошь. - Очередь? Для нас? - спрашивает Эмилия, обмахиваясь дорогим веером. - Для всех, mon cherie, ты здесь наравне со всеми. Но ведь моя дочь докажет поступками, что заслуживает быть первой? - Конечно, maman. Я сюда приехала именно за этим. - Я уже тобой горжусь, - даме слова даются тяжело, будто не хочет она этого говорить. Вдали виднеются ещё два силуэта. Неспешными шагами подходят они к кабинету. Это - члены священнической семьи Петровых: Лучезарный и добродушный отец Стефан и его миловидная дочь Софья. - Как знал, милая, ждать со смирением придется, - отец Стефан улыбается, да в макушку дочь целует. - С Божией помощью дождемся. - Я не могу и представить, что придется расстаться с вами! - Софиюшка взгляд отводит, да рукой лицо прикрывает. Священник ласково обнимает дочь, прижимая к себе. Этот момент тяжел для них обоих. Двери кабинета откроются, и Петровым придется отбросить всю нежность, все проявления любви. Здесь, по рассказам Марии, подобное считается дурным тоном. Отец Стефан и Софья понимают это, и сейчас, еще не попавшие под суровый взор maman, они пытаются передать друг другу всё, до последней крупицы тепла. Блеск заставляет Петровых резко отвести взгляды друг от друга. Отец Стефан глядит на украшенных дам, да головой качает. - Сударыни, так украшать-то себя грех страшный! - пытается наставить батюшка, но в ответ получает лишь надменные взгляды. И, что самое страшное для него, один из них застывает на его любимой дочери. Когда священник с дочерью появляются в поле зрения Ефремовых, дамы переглядываются. Молодая демонстративно вскидывает брови в изумлении. Перед ними явно стоят представители низших слоёв общества. Челедь, на которую и смотреть-то позорно. Мать и дочь поворачиваются друг к другу, и в этот момент слышат возмущенный упрек батюшки. Это вынудило княгиню и княжну снова посмотреть на стоящих рядом. Княжна Эмилия Ефремова изучала взглядом простенькую Софью, презрительно хмыкая. - Вы только поглядите, кого он привёл! С какой только улицы он её подобрал? - Эмилия, словно солдат, поднимает голову, высокомерно глядя сверху вниз на Софью. Та одета совсем просто, а волосы девицы свисают на грудь неровными прядями. "Хоть бы прическу сделала!" - думает молодая княжна. Батюшка собирает волю в кулак, чтобы не выпалить оскорбления. В себе держит, смиряется. Смиряется рядом и его дочь, но, побоявшись, руку отца Стефана охватывает, да из-за плеча его глядит озлобленно. - Да храни вас Господь, - отмахиваясь, выпаливает священник, обернувшись на испуганную Софью. Она ещё не зачислена, а УЖЕ имеет здесь недоброжелательницу в лице горделивой красавицы, сверкающей, как новогодняя ёлка. Батюшка чувствует, что несладко придется дочери его, да на ушко ей тихо шепчет, что в беде не оставит. Найдет способы видеться с дочуркой как можно чаще. Способ тут же подсказал сам Господь: домовой храм института остался без священника, что играет на руку иерею. Иранская принцесса Насим стоит в том же коридоре, ожидая классную даму. Наконец-то она отклеивается от светлой стены, но так и не перестаёт держать платок, прикрывая лицо. Как оказалось, не зря. Чуть поодаль стоят двое. Молодая девушка разговаривает со зрелым, слегка потрепанным мужчиной, облаченном в черную рясу. Вспомнив рассказы своего опекуна, графа Милославского, об империи, её менталитете и местной вере, иранка поняла, что перед ней священнослужитель Православной церкви. "Все ново и непривычно" - думает девушка, вздохнув. Россия встретила иностранную гостью. Но так ли всё будет радужно? Сможет ли Насим не упасть лицом в грязь, стать своей здесь, в чужой стране? А главное, вернется ли она обратно? Столько вопросов, и так сложно подобрать ответы. Чуть погрустнев, Насим продолжает наблюдать за присутствующими, пока те не замечают её. Девушка тут же делает шаг назад, вновь уткнувшись спиной в ту самую стену. Отец Стефан Софиюшку обнимает, ожидая очереди, да думает, что матушке сказать. Ох и получит он от Марии, едва заикнется о сделанном замечании. Жена-то у батюшки подкованная, под высшее общество выдрессирована идеально, не то, что он, а тем более воспитанная в простоте, да Божьей благодати, Софья. Девица к отцу прижимается, да пробегает испуганными глазками на окружающую обстановку. Сбежала бы она отсюда раз сто, если не все тысячу, но не может себе позволить этого, дабы не расстроить родителей. Отцу Стефану-то и в радость будет, что дочушка рядом, а вот матушка разочаруется. Софья понимает: если спустя долгое время матушка решила, что Институт благородных девиц есть лучшее заведение для дочери, то она однозначно оставила здесь часть своего сердца. Софья задумалась, а сожалеет ли Мария о том, что бросила учебу ради замужества? Но стоило девушке взглянуть на отца, да вспомнить семейное времяпровождение, так ответ пришел сам собой. Софья продолжила рассматривать окружение и, неожиданно для себя, увидела девушку, прикрывающую лицо платком. - Пап! - Софья резко прерывает тишину, одергивая рукав рясы отца Стефана, - Смотри. Священник окликается на зов дочери, и устремляет взгляд на незнакомку, которая, попав под взор Петровых, испуганно пятится назад. - Прости, - сразу же подает голос Софья. - Мы не хотели тебя пугать. Ты учишься здесь? Софье тяжело даются эти слова после случившегося со светскими дамами. Вдруг незнакомка отреагирует так же? Петрова нервно вздыхает, подминая в руке подол простенького платья. Насим не ожидала что с ней, чужестранкой, тут же заговорит русская девушка, не боясь и не смеясь над происхождением. Это сразу проявляет хорошее впечатление на иранку. Девушка несмело подходит ближе к Петровым, до сих пор держа рукой платок в области лица. Всё-таки не позволяет ей шариат с открытым лицом перед мужчинами ходить. Девушка не знает, о чем она может говорить с иноверным священнослужителем, благо начало разговора было инициативой его дочери. О родстве отца Стефана и Софьи Насим догадывается тут же, едва выходит из тени и видит на дневном свету лица присутствующих. Софья многим пошла в отца. - Ничего страшного! - тут же отвечает Насим, улыбнувшись. - Да, сегодня первый день. Была у начальницы, а теперь... Как это... Классную даму жду. - Иранка слегка запинается, вспоминая, что ей сказала маман. Говорит девушка с явным акцентом. Пока что русские слова даются ей тяжело. Сам граф Милославский занимался с Насим изучением русского языка. На счастье Софьи, оказавшаяся здесь девушка не оказалась такой занозчивой, как те знатные дамы. Софья с облегчением отпускает платье из вспотевшей ладони, оставив на подоле едва заметный влажный след. Незнакомка приближается ближе, и Соня не сдерживает улыбки. К счастью, ответом ей тоже стала улыбка. Девице приходится сдерживать порыв щенячьего восторга, который так и вырывается наружу. Девушка впервые видит иностранку. А вот отец Стефан восторга дочери не разделяет, но и недовольным не остаётся. Чужестранка и иноверка, вот кого видит прямо сейчас зрелый православный священник. - Тоже новенькая! - радостно отвечает Сонечка, вырываясь, наконец, из-под отцовской руки. - А у маман страшно? Говорят, что здесь такая мегера у власти! И дамы эти классные ничем не лучше. - Соня! - тут же одергивает ее отец. - следи за тем, что говоришь. Помнишь, что говорила матушка? Всюду здесь уши. Отец Стефан кладет руку на плечо дочери, и, наконец, устремляет взгляд на воспитанницу. - Здравствуй, дитя. Как имя твоё, да в каком классе учишься? - сам улыбается. Добродушен и прост в общении батюшка Стефан, даже если разговаривает он с иноверцами. Насим уж и хочет ответить, осмелев под взглядом добродушного батюшки, но мимо проходят ещё люди. Без очереди, они подходят к кабинету начальницы и входят, возмущая всех присутствующих. Батюшка покорно вздыхает: не гоже ему в полемику со знатью вступать, и так уже отразилось сие на Сонечке. Но никому до батюшки дела нет: Ефремовы бранятся меж собой. - Возмутительно! - тут же выпаливает Эмилия. - Эмилия, тихо, - не выдерживает уже княгиня Неонилла, успокаивая дочь. Воспитанная гувернантками и чопорным отцом, Эмилия уже успела досадить даже родной матери. Старшая княгиня не так зазнаётся, но вынуждена держать спину прямо из-за статуса мужа. - Пропустить какую-то малявку? Где твоя гордость, мама?! Что ты творишь? - Этот поступок - плюс к нашей репутации. - Плюсом он бы был, если нами пропущены были знатные, а не мелкие дворяне, или, о Боже, царская чета. А ты пропустила каких-то мелких феодалишек. Ты Ефремова, не позорься! Или ты уж всех удумала пропустить? - Эмилия выглянула из-за плеча матери, рассматривая стоящих. - Попа вот этого вот, дикарку в дурацком платье, а? Насим отводит взгляд, опуская голову. Иранка всегда тяжело переживала отношения между арабскими и европейскими странами, будто сие ее касалось. А сейчас, когда, наконец, она оказывается в пучине этих взаимоотношений, неприязнь бьет в нее двойным ударом. Неонилла качает головой, глядя на разъяренную дочь. Здесь старшая Ефремова моет дать себе волю: вряд ли Сергей узнает о самовольстве жены в ближайшее время. - Пропущу, - только и процеживает она. Эмилия до последнего парирует речами в спокойном и тихом тоне, но сейчас едва не срываетсяь на крик. - Да неужели? Ну, сиди тут до вечера, раз тебе так угодно! Я же никаким малявкам, дикаркам и беднякам ублажать не собираюсь. Отправлюсь в город до вечера, - Эмилия махнула рукой, гордо сделав пару шагов вперед, но тут же обернулась. - Лучше бы с отцом поехала. Есть у него характер. Прав он, жалкая ты женщина. С этими словами Эмилия отправляется прочь из института, оставляя красную от стыда Неониллу наедине с обиженными её дочерью людьми. - Простите великодушно, - сквозь подступающие слёзы прохрипела Ефремова. Уже нет сил на этот цирк. Отец Стефан с улыбкой вздыхает, да к княгине подходит, словечка ей теплого сказать, помочь наставлением пастырским. Видит же: женщина раскаивается. - Не плачь, дитя. Вижу, крест ты несешь тяжкий. Видать, давно. Расскажи, облегчи душу. Степан кивком Софье указывает, чтобы отошла. Та Насим в сторону отводит, да объясняет, почему так надо. Батюшка верхнюю одежду снимает, оставшись в рясе, да стекающей с неё золотым ручьём епитрахилью. Отец после утренней исповеди облачение снять не успел, сразу с доченькой в институт отправился, как можно пораньше. Сейчас эта спешка, наконец, принесла плоды: батюшка готов здесь и сейчас принять исповедь. Насим увлеченно слушает Софью. Иранка всегда тянулась к познанию чего-то нового, даже если это касалось другой мировой религии. Неонилла снимает с себя слепящие аксессуары и убирает в сумку. Княгине самой уж осточертело носить эти тяжелые дорогие украшения. Увесистые серьги всегда больно тянут уши, а в вычурных ожерельях то и дело запутываются кончики волос. Перед священником, свидетелем перед Господом Богом, Неонилле не обязательно сверкать издалека, как велит ей муж. Здесь она может быть собой. Собой настоящей. Любящей Бога Нелей Черноскутовой, воспитанной бабушкой, и до самой смерти отца поддерживающей свою семью, оказавшуюся в долговой яме. Сергей Ефремов тогда оказался спасителем, протянувшем руку помощи Черноскутовым. Неонилла благодарна ему за всё. За долгие годы даже смогла полюбить этого гордого господина, оттого и слушается его, стараясь ни в чем не перечить и всячески потакать. Княгиня, перейдя на шепот, изливает душу батюшке, рассказывая ему о семье, об укладе, об Эмилии, воспитанной строгим отцом, о собственной грешности и тяге к светскому, а не духовному. Неонилла ощущает вину на себе, что не смогла достойно воспитать дочь. После продолжительной исповеди Ефремова виновато опускает голову, ожидая, что ей скажет священник. Отец Стефан внимательно слушает кающуюся женщину, сочувственно кивая и то и дело повторяя "прости Господи". Перед священником возникла совершенно иная, чуждая ему картина земной семьи. Не было той идиллии, той гармонии, что царит в его семье. Здесь это брак по расчету, очевидные разногласия, касаемо воспитания детей и главенство мужа над женой, перешедшее, скорее, в деспотизм. Перед Господом, незримо стоящим перед ней, Неонилла оказывается покладистой, приступившей со страхом Божьим к спонтанному таинству. Казалось бы, она готовилась к этой исповеди долгое-долгое время, и лишь спустя годы наконец скинула с себя тяжкий душевный груз. Не так проста оказалась эта светская жизнь. - Молись, дитя моё. Молитва всё лечит, - с улыбкой произносит батюшка, накрывая голову Неониллы епитрахилью. Голову к небу поднимает, да зачитывает в полголоса разрешительную молитву. - Храни тебя Господь, - завершает отец Стефан, руку Неонилле протягивая. - Спасибо, - благодарит она, целуя руку иерею. - Успехов Вам в тяжком Вашем служении! Неонилла поднялась, с улыбкой глядя на девочек, приходящим к ним. - Примите, в качестве извинений! - женщина достаёт из сумочки снятые украшения. Серьги она даёт Насим, а ожерелье - Сонечке. - Здесь у вас будут балы, - в опережение отцу СтеФану, который уже собирается отказаться от столь дорогого подарка для его дочери. - Вам это понадобится. - Спасибо большое... - Неонилла. Зовите меня Неонилла. - Спасибо Вам, Неонилла, - Насим улыбается, свободной рукой так и держа шаль на лице. - Но не носите их в повседневной обстановке, а то классная дама может изъять, - сразу предостерегает Ефремова. - А где ваша дочь, Эмилия? - Насим оглядывается по сторонам. Время не раннее, она должна была вернуться. Неонилла бросает обеспокоенный взгляд на карманные часы. Оказывается, исповедь длилась довольно долго. - Я не знаю, - волнуется княгиня. Вечереет...