Исправить всё

— Одинокий кот на крыше ждет свою Леди… Кот тихо мурлыкал под нос нескладную мелодию, болтая ногами из стороны в сторону. С крыши ему открывался замечательный вид: отсюда он мог видеть каждый дом, каждое прозрачное окно, но ни за одним из сотен окон он, сколько бы не пытался, не мог разглядеть ни одной человеческой фигуры. Ему нравилось воображать, что эту песню он поет про себя, ведь он и правда ждал свою Леди, вот только… Сидел он совсем не на крыше, а на поваленном шпиле Эйфелевой башни: теперь это было самое высокое место в Париже. Да и то, на что он смотрел, было трудно назвать Парижем; когда-то это действительно был его любимый город, с его старенькими уютными улочками, вечно улыбающимися горожанами, пестреющими то здесь, то там вывесками, зазывающими прохожих зайти в маленький тёплый магазинчик, тенистыми аллеями, в которых в полдень, во время жаркого солнца, люди прятались от зноя. Теперь же, всё это превратилось в белоснежные руины, навеки похороненные под толщей кристально-чистой ледяной воды.Кот мог поклясться, что она достаточно холодна, чтобы заморозить его, стоило ему случайно коснуться её. Со всех сторон его беспрепятственно обдувал ледяной солёный ветер. Даже от лёгких дуновений Кот ёжился, а по его спине толпами бегали мурашки. Порой, содрогаясь, он мечтал вернуться в свою комнату и надеть тысячу свитеров, закутаться в плед и выпить целый литр горячего какао, лишь бы согреться, но вовремя вспоминал, что возвращаться было некуда, ведь его дом покоился на дне океана среди миллиона одинаковых белых коробок. Он закрывал глаза и забывался в воспоминаниях, возвращался туда, где всегда было тепло даже в холодные вечера, с удовольствием терял счёт времени и одинокие дни пролетали быстрее. Кот часто вспоминал Маринетт, свою Леди, и её улыбку, от чего сердце болезненно сжималось. Он уже давно забыл, сколько времени провел здесь, ожидая её, сидя на холодной железной балке. Однако ни разу не усомнился в том, что она непременно вернется за ним. — Кот… Он не сразу услышал её, не сразу поверил ей. Сначала её голос был похож на галлюцинацию, в которую он отказывался верить. Сколько раз долгожданная хрупкая фигура растворялась в ледяном воздухе, стоило ему обернуться на голос, протянуть к ней руку? Сладкий мираж исчезал также быстро, как и появлялся, он уже устал терять её в тысячный раз. Но голос постепенно становился всё громче и настойчивее. Больше всего на свете он мечтал обернуться, увидеть её, поверить в то, что это действительно она, а не очередная шутка его разума, но смертельно боялся, что она снова исчезнет, снова оставит его одного. Он бы не пережил этого вновь. Чем громче иллюзорный голос взывал к нему, тем громче он пел: -… ждет свою Леди! — Кот! Нежный голос прозвучал над самым ухом. Он не сразу осознал. Невесомое прикосновение заставило его содрогнуться словно в приступе лихорадки, но, все также, зажмурившись, юноша срывающимся голосом кричал отдельные слова своей песни. Ему казалось, что он спит, грезит наяву. Но как же сладок был этот сон! — Кот, что же с тобой случилось, мой милый Котик, — тёплая рука нежно обвила его шею и спустя мгновение он был заключен в крепкие объятия, — прошу тебя, прекрати, Котик, я уже здесь. Её голос эхом отдавался в его голове. Словно поднимающаяся волна, в душе, с немыслимой скоростью зарождалась и с каждой секундой крепла надежда. Он жадно впитывал в себя каждое слово, каждую интонацию, в надежде запечатлеть их навечно в своем сердце, заполнить дыру, которая с каждым днём становилась лишь больше. — Пообещай, — всё ещё не открывая глаз, хриплым, чуть ли не срывающимся голосом, произнес юноша, — что если я открою глаза, ты не исчезнешь. Умоляю, не оставляй меня больше одного! — Не исчезну, — она мягко гладила его по голове, пропуская через пальцы холодные, покрытые инеем белоснежные пряди, — я буду рядом, больше никуда не уйду — шептала она ему на ухо, обдавая тёплым дыханием — мы всё исправим, Котик, всё вернём на свои места. — Вернём на свои места… — эхом отозвался он в ответ. Он прижимался к ней так крепко, как только мог. Словно маленький замёрзший котенок в зимнюю стужу, впивался в неё когтями, боясь, что она отпустит его и оставит умирать в беспощадную ледяную вьюгу. Цеплялся за неё так будто она была последней надеждой в его жизни. Кот нерешительно слегка ослабил хватку и взглянул на свою Леди. Как же прекрасна она была. Он всегда это знал, но сейчас не верил себе и своим глазам. Не верил, что это действительно она, а не очередной мираж, но сколько бы он не касался её, сколько бы вновь и вновь не смотрел в её изумрудные глаза, она не исчезала. — Это ты, это действительно настоящая ты. Маринетт… Как же долго я ждал тебя, — он нежно обвил её лицо руками и невесомо поцеловал. Девушка ощутимо вздрогнула в его руках, резко отстранилась и тут же отпрянула от него, словно обжегшись. — Что ты…? Маринетт?.. В её глазах стоял ужас и ни с чем несравнимое удивление. Она ошарашенно смотрела на Кота, а в горле комом стояли вопросы, не позволяя полноценно вздохнуть. Кот вопросительно склонил голову набок: — Это твое имя, не так ли? — он внимательно вглядывался в неё, искренне не понимая, в чём дело. Юноша ловко поднялся со своего места и, медленно ступая, направился в сторону Маринетт. С каждым его шагом вперёд, она делала шаг назад, пока не упёрлась спиной в железную холодную балку. Она тяжело сглотнула, когда его холодные пальцы обожгли её щеку, с силой зажмурилась, когда он вновь склонился, чтобы вновь поцеловать. Девушка ощущала тёплое дыхание на своем подбородке, но чужие губы так и не коснулись ее. — Что с тобой, моя Леди? Когда Маринетт снова открыла глаза, лицо Кота находилось в опасной близости от неё. Он с сожалением смотрел на неё, настойчиво дожидаясь ответа. Его пронзительный взгляд заставлял сердце девушки колотиться так, что она могла его слышать. Его глаза не были угрожающими, скорее наоборот: сочувствующими и нежными, но она с легкостью читала в них: «я знаю о тебе всё». Она не могла совладать с собой, глядя на него, поэтому прикрыла глаза и глубоко вздохнула, приводя свои мысли в порядок и возвращая себе душевное равновесие. — Моя милая Леди, — еле слышно произнес он, — ты снова со мной и вместе мы сможем всё исправить. Всё это… Когда девушка снова посмотрела на него, Кот, выпрямившись, глядел на океан, а из его глаз… Падали теплые капли. Маринетт, сама того не осознавая, протянула к его лицу пальцы и стёрла новую слезу. Юноша слегка вздрогнул от её прикосновения, снова развернулся к ней, слабо улыбнулся и прижался к её ладони щекой. На горизонте, шипя, в ледяную воду медленно погружался розово-оранжевый пастельный шар, разбрасывая разноцветные лучи в разные стороны. Они попадали на облака, окрашивая их во всевозможные мыслимые и немыслимые цвета, а те плясали, кружились в голубом небе, принимая ту или иную форму, превращаясь то в сказочных животных, то в великолепные замки Фата Морганы. Эфемерными пятнами оставались на поверхности океана, погружались в толщу воды, отражаясь от окон, расплывались великолепными узорами на стенах белых зданий, от чего те становились не такими одинокими и холодными. Казалось, стоит лишь ступить на одну из маленьких улочек, как та вновь оживет: из-за угла снова вывернут гудящие машины, из соседнего подъезда, весело подпрыгивая и радостно улыбаясь, выбежит ребёнок вместе с матерью на прогулку, на ближайшую лавочку под раскидистыми ветвями многолетнего дуба, в приятной прохладе, присядет отдохнуть пожилая пара. А супергерои, словно молчаливые стражи, будут охранять покой безмятежных горожан, их искренние улыбки. Маринетт боялась признаться себе в том, что ей хотелось бы остаться здесь, хоть ненадолго, вот так, держа Кота за руку, сидя в лучах заходящего солнца на вершине Эйфелевой башни, смотря куда-то далеко за горизонт. — Я ещё никогда такого не видел… — в его голубых, совершенно непривычных ярко-голубых глазах, отражалось солнце, — давно не слышал такого оживлённого гула. Ты ведь тоже его слышишь? — он всё также смотрел вдаль. Девушка кивнула. — Я… Я хочу, чтобы так было всегда. Каждый день, чтобы всё было, как раньше, — он уверенно взглянул в её глаза, — поэтому, Маринетт, пожалуйста, отдай мне свой талисман, — он протянул руку к её лицу. — Кот, я… — она перехватила его ладонь и тяжело выдохнула, — тебе нужна помощь, — она с сожалением смотрела на него, — ты акуманизирован и тебе в действительности не нужен мой талисман. Просто скажи мне, куда вселилась акума, я смогу тебе помочь. Глаза Кота округлились, а губы дрогнули, но уже через мгновение он взял себя в руки и снова мягко улыбнулся. — Конечно же, ты ведь не знаешь, — произнес он — объединившись, наши талисманы могут исполнить любое желание. Любое, представляешь? — в его глазах заплясали сумасшедшие огоньки, — мне рассказал отец. — Отец? — не веря своим ушам, переспросила Маринетт, — неужели твой отец… — Бражник! Маринетт, ты и правда ничего не помнишь? — перебил он ее, — ты ведь была со мной, когда мы вломились в его логово! — с каждым словом его голос становился громе и ожесточённее. Отец Кота — Бражник. В её голове с трудом рядом укладывались эти слова. Она не верила, не хотела верить, что на долю её напарника могло выпасть такое тяжкое испытание. Она и представить не могла, что он чувствовал, не могла представить, что бы могла сделать, будь там именно она, а не её копия. Но теперь прекрасно понимала причину акуманизации Кота. — Неужели он собственного сына… — Прекрати! Твоя жалость мне не поможет! Отец, не отец, это уже не имеет никакого значения! — он обвёл рукой свои белоснежные владения, — Это. Только это теперь имеет значение. Это то, что я сотворил и это то, что я должен исправить, — его голос оборвался и наступила недолгая пауза. — Поэтому, прошу ещё раз, отдай мне свой талисман… Иначе мне придется забрать его силой, — юноша угрожающе навис над ней. — Я знаю, что тебе пришлось нелегко, Котик, но… — она слабо уперлась руками в его грудь, а затем отошла на несколько шагов, — я не могу отдать тебе талисман, ты же знаешь. Я смогу исправить все сама, могу использовать супер-шанс, а потом все это — она кивнула в сторону океана, — исчезнет. — Не прикидывайся дурой, — рявкнул Кот, — ты ведь умная девочка, Маринетт! Даже твой супер-шанс не способен исправить это! Так поступи же правильно! — он выпустил когти. — Я… Поступаю правильно, Кот, — она достала йо-йо. Он сорвался с места и бросился к ней. Он не пытался её серьезно ранить: когти проходились лишь рядом с ногами. Маринетт и сама не до конца верила в супер-шанс. Конечно, это была магическая сила, которая могла «исправить все», но прежде ей не доводилось использовать эту силу в таких масштабах. Но… также девушка знала, чего может стоить объединение талисманов. Она больше никогда не увидит Тикки, Плага, больше некому будет защищать Париж, если его желание действительно сработает, но самое главное Кот, он… — За любое желание нужно заплатить! — она спряталась среди балок выше, чтобы не вступать с ним в бой снова, — за такое желание цена будет столь велика, сколь велик этот океан! Тебе есть чем заплатить, Кот? Её голос отражался от железных стен так, что звучал сразу со всех сторон. — Заткнись! — взревел юноша, прижимая руки к ушам, — посмотри на меня! У меня ничего не осталось! У меня больше нечего забрать! Я сам уже забрал у себя абсолютно всё! — Жизнь! Твоя жизнь… — не в силах устоять на ногах, девушка опустилась на холодный металл, запрокинула голову вверх и зажмурилась, — у тебя ведь осталась твоя жизнь, Кот… Я не хочу, чтобы ты умер! — изо всех сил прокричала она. — Да плевать я хотел на свою жизнь, дура — прошептал он над самым её ухом. Опора за её спиной вдруг растворилась, и она полетела камнем вниз. Она успела выкинуть йо-йо за миг до соприкосновения с ледяной водой и оказалась на первом этаже над уровнем океана. Через мгновение в паре метров от неё на четыре конечности приземлился Кот, согнув под собой металл. — Позволь мне помочь тебе! Дай мне шанс! — Маринетт! Маринетт! Маринетт! — кричал он словно сумасшедший, — ты меня совершенно не слышишь! Нет другого пути, нельзя всё исправить по-другому! Ты можешь пообещать мне, что твой супер-шанс сработает?! — Кот, я… — она хотела ему соврать, но не могла. Слова комом встали в её горле. Его движения вдруг стали точнее: теперь он целился не по ногам, теперь его когти проходились совсем рядом с её животом и даже шеей. — Да ведь ты и сама не знаешь! Девушка уже не помнила сколько времени они сражаются, но, изрядно измотавшись, она наконец запнулась о собственную ногу и повалилась на спину. Кот, кажется, ничуть не устав, воспользовался моментом и навалился на неё сверху. Он со всей силы ударил металл рядом с её головой. — Давай же, Маринетт — взвыл он, безумно глядя ей в глаза — назови меня Адрианом, как ты всегда это делаешь! Скажи, что всё будет хорошо! Скажи мне! Отчаянно бьющееся под ним тело в мгновение обмякло. Он слабо обхватил её тонкую шею рукой и склонился к её уху: — Я победил, моя Леди. Он протянул руки к её талисману.  — Адриан… Голос, которым она произнесла его имя, заставил его вздрогнуть. Ярость до этого клубившаяся во всем его теле, вдруг развеялась, и он наконец смог вернуть себе контроль. Он медленно разогнулся и взглянул на нее. Она, прикрыв рот руками, содрогалась в рыданиях. Эта картина заставила его сердце пропустить удар, после которого он некоторое время машинально хватал ртом воздух, не в силах полноценно вздохнуть. Отпрянув от неё, он упал на колени. — Я… Маринетт, что я…- он округленными глазами смотрел на свои руки, — что я делаю? Девушка бросилась к нему, заключая в крепкие объятия. Солнце уже почти утонуло в океане, и теперь их слезы были точно такого же кроваво-красного цвета, что и треть солнечного диска, всё ещё возвышающаяся над поверхностью воды. Девушка ещё некоторое время дрожала, окольцовывая его шею руками, и шептала ему на ухо. Она, всхлипывая, обещала, что всё будет хорошо, называла его по имени, уверяла в том, как он ей дорог и что она не сможет без него. Но Кот… Он не касался её, зная, что не имеет на это права. Не заслуживает её любви, доверия, не заслуживает, чтобы всё было хорошо. Он наконец вспомнил. Вспомнил две пепельные фигуры, одна из которых всего мгновение назад умоляла его сопротивляться, а вторая уверяла забрать талисман у Леди Баг. Вспомнил мгновение своего бессилия, миг своей трусости и слабости, когда не смог сделать правильный выбор, совладать с собой, и уничтожил отца и свою Леди. Он превратил единственного родного человека в пепел, и та же участь постигла любовь всей его жизни. Сейчас же он был заключён в объятия Леди, но… Это была совсем не его Леди. Да, её лицо, манеры, облик, она ничем не отличалась от той, что была похоронена на дне, но эту самую Леди где-то там, далеко, ждал ещё один Кот. Её Кот. Наконец Маринетт положила руки ему на плечи и произнесла: — Кот… Адриан. Покажи мне, где акума, пожалуйста. В сумерках её лицо казалось болезненным и осунувшимся, от чего ему стало тяжело дышать. Он сотворил с ней это, заставил плакать, а теперь, словно последний мерзавец на свете, позволил себе купаться в её ласке. Он сглотнул и снял с шеи колокольчик. Юноша некоторое время через отражение смотрел в свои глаза… Нет, эти глаза были совсем не его. И белые волосы, белый костюм, белая маска… Это всё было не его, он уже давно был не собой. — Адриан… позволь мне, — она протянула руку к колокольчику, второй держа на готове йо-йо. — Нет, я сам, — он мягко улыбнулся, склонил голову и снова уставился на колокольчик, — катаклизм, — его левая ладонь наполнилась энергией. Он убил свою Леди, убил всех в Париже, а супер-шанс навряд ли сможет вернуть к жизни всех тех людей, которые были превращены в пепельные статуи на дне океана. И её… Уже тоже ничто не вернёт. По его щеке побежала одинокая слеза. — Адриан… Он снова взглянул на Маринетт и снова позволил себе слабость: робко коснулся её щеки правой рукой, но тут же отдернул её. — Прости меня, моя Ле… — он запнулся, а через мгновение слабо рассмеялся, — ты ведь не моя Леди, правда? — слёз в его глазах становилось все больше, — а моя Леди… Она навсегда там, — он через силу улыбался, а слёзы уже ручьем текли по его щекам, — как я мог забыть… а ты ведь и правда ничего не могла помнить… Маринетт всё крепче сжимала его руку, её глаза тоже наполнялись слезами. — Прости, — он скривился в болезненной улыбке и в последний раз невесомо коснулся её лба губами, — мне уже давно пора к ней. И левой ладонью коснулся своей груди.