Осторожно - лепрекон!

Габриэль Рейес не любил неожиданностей. Вся жизнь бывшего командира Блэквотч, а ныне таинственного Жнеца, выслеживающего предателей-агентов из Овервотч, состояла в предельно четком планировании. Ну, почти четком — плох тот солдат, который не умеет импровизировать. Габриэль Рейес не любил подарков. Он и раньше с некоторым сомнением принимал их, не всегда понимая мотивы дарящих, а уж после его мнимой смерти в мире в принципе не осталось людей, от которых хотелось бы их получать. Все сочли его мертвым, и — о, да — это сделало его жизнь намного легче. Габриэль Рейес перестал любить Рождество. С того самого момента, как неожиданно получил черную коробку, перемотанную кроваво-красной лентой. И после этого он больше всего на свете возненавидел неизвестность, потому что понятия не имел, кто прислал подарок. И этот, и последующие. Ведь таинственный поклонник продолжил сбивающую с толку традицию и терпеливо, раз за разом, год за годом, день в день подбрасывал Габриэлю сюрпризы. Причем подарки появлялись именно там, где Рейес обязательно должен был их обнаружить. Даже — как бы это ни было смешно — в туалете. Последнее Рождество бесстрашный Жнец встречал именно там. Заперся изнутри и напряженно ждал, когда часы отсчитают двенадцать ударов. А потом намеревался телепортировать — сразу, как откроет дверь. И так далеко, как сумеет. Но когда вместе с двенадцатым ударом часов Габриэль приоткрыл дверь, сверху упала праздничная коробка — он даже среагировать не успел, подхватив ее уже у самого пола. А внутри, как и всегда, матово блестела пара новеньких черных дробовиков. Самое любопытное, что найти их изготовителя так и не удалось. Все торговцы оружием твердили только одно: работа уникальная, не иначе как на заказ. Но при этом даже перед лицом смерти не могли предположить, чья. Предположить Габриэль мог. Поверить — нет. Его бывший друг Торнбьорн Линхольм был великим оружейником и механиком, но создать такую оригинальную диковинку ему бы не хватило фантазии. Да и не мог он знать, что Габриэль выжил. Никто не мог знать. И все же… Все же кто-то раз за разом заставлял практически лишенного каких-либо эмоций Жнеца нервничать. Неужто Коломар что-то пронюхала? Но она бы дарила не дробовики, а какие-нибудь дебильные куклы-марионетки с кучей приколов. Да и не в ее характере выжидать вместо того, чтобы сразу приниматься за свое излюбленное дело — шантаж. Так кто? Кто понял, что он выжил? Бывшие агенты Овервотч? Или Коготь? Или третья сторона? Габриэль прислонился к одному из чемоданов в багажном отсеке самолета и бросил короткий взгляд на наручные часы. До Рождества оставалась минута. И столько же до гибели авиалайнера. Габриэль вытянул из пустоты черного плаща дробовики и направил их на дверцу багажного отсека. Кем бы ни был неизвестный поклонник, но если он вновь каким-то неведомым образом сюда просочится, что весьма вероятно, то его либо расплющит потоком воздуха, либо вышвырнет в небо. О том, что случится с остальными пассажирами и экипажем, Жнец не собирался думать. Само его существование было под угрозой. И ради собственной свободы и безопасности он был готов пожертвовать другими жизнями. Габриэль криво усмехнулся под маской — а ведь когда-то все было с точностью до наоборот: в нескончаемой и безнадежной, как тогда казалось, войне против машин он был готов защищать человечество любой ценой, даже ценой собственной жизни. Он без колебаний бросался в самую гущу боя, вызывая огонь на себя; подныривал под особо тяжелых, бронированных омников, цепляя к ним гранаты; прикрывал собой отход тех, кто не успел вовремя эвакуироваться из горячей точки, и спиной чувствовал, как позади разверзается настоящий ад. Чувствовал, но ни разу не обернулся, чтобы посмотреть. Ни разу не дрогнула неестественно выпрямленная спина. Возможно, именно это его в конечном итоге и спасло, ведь кто знает, не сковал бы его страх, узри он воочию, как машины хладнокровно поливают жидким огнем города, а свинец турелей — живую массу еще пока кричащих от боли и ужаса защитников. А ведь все они проходили специальную правительственную программу подготовки солдат. У всех было модифицированное тело. И все они добровольно поклялись защищать… Наручные часы тревожно запищали, и Габриэль вздрогнул, приходя в себя. Сейчас он нажмет на спусковой крючок и раз и навсегда избавится от навязчивого поклонника, решившего поиграть со смертью… Три. И целого самолета в придачу… Два. Защищать… Один. Часы перестали пищать. Но выстрела не последовало. — Ну же! — прошипел Жнец, встряхивая дробовики и вновь наводя на дверь. — Ну же! Я жажду крови! — Они не выстрелят, — нарушил тишину багажного отсека спокойный, чуть надменный голос, который даже спустя столько лет невозможно было не узнать. — О’Доран? — Доброго Рождества, Габриэль, — и очередная черная коробка приземлилась рядом со Жнецом. — Все… эти годы… твоя работа? — глухо поинтересовался Рейес, хотя ответ лежал у его ног. — Зачем? — уже со злостью прошипел он. — А это так важно? — скучающе протянула собеседница. — Да. Если, конечно, ты не хочешь вылететь отсюда с ветерком, — Габриэль ткнул дробовиками в сторону дверцы. — Я уже сказала, что они не выстрелят… — Почему? — Потому что ты этого не хочешь, разумеется. Их отличительная особенность — связь со своим хозяином. Проще говоря, дробовики чувствуют тебя лучше, чем ты сам. — Что? Да я, скорее, поверю в то, что спусковой механизм заело. Где ты их достала? — Даиди на Ноллаиг. — О’Доран, не пытайся меня рассмешить. Я очень быстро теряю терпение. А сказку про вашего ирландского Санту прибереги для коллег по Оазису. — Ты следил за моей исследовательской карьерой? Как мило. — После твоих сказок я прослежу, как она рухнет. Куда делась вся твоя серьезность, О’Доран? Твой фанатизм, когда дело касается науки? Что за глупая баба стоит передо мной и несет какой-то детский лепет про… — Давно ты стал таким многословным? Габриэль запнулся, и от всей его фигуры, закутанной в черное, повеяло холодом и смертью. — Я убийственно серьезен. Что же до тебя… — И как же я сюда попала, если не по-волшебству? — Хороший вопрос. Можешь сама на него и ответить. — Могу, только я лучше… — Разноцветные глаза собеседницы замерцали одинаковым зеленым огнем. — Покажу. До этого момента Габриэль был уверен, что повидал за свою жизнь столько, что его уже ничем не удивить. Но как же он ошибался, разглядывая маленькое золотое летающее существо, легко уместившееся бы у него на ладони. Это и правда Мойра О’Доран, которую он знал и самолично пригласил в Блэквотч? Та самая женщина-генетик, готовая на любые жертвы ради своей науки? Волшебство? Подарки? Ирландский Санта-Клаус? Габриэль сам не заметил, как опустился на пол, переваривая увиденное. Может, он нечаянно уснул, и теперь ему снится самый идиотский сон из всех возможных? Да нет. Сны он не видел с тех самых пор, как О’Доран провела над ним свой чудовищный эксперимент, в результате которого клетки тела стали распадаться и собираться вновь, регенерируя с воистину чудовищной скоростью. Если бы не это — он давно бы стал настоящим мертвецом, которым его все и считали. Все, кроме нее. Почему она не поверила в его смерть вместе с остальными? Знала, что эксперимент наделил его ужасающей живучестью? Или… — что-то кольнуло в области сердца, и Габриэль разозлился за вспыхнувшую на мгновение веру в невозможное. — Да кто она такая, в конце-то концов? Фея? — Лепрекон, — словно поняв его замешательство, пояснила О’Доран. Она вновь была похожа на человека, и это позволило Габриэлю окончательно прийти в себя. — Раз в году мы помогаем Даиди на Ноллаигу и в награду получаем возможность сделать уникальный подарок тому, кого… кому захотим, — показалось, или собеседница смутилась? — Так что я здесь исключительно для того, чтобы убедиться в сохранности самолета и вручить тебе подарок. Рождество, как-никак. — Хм-м, слишком просто, — уже без враждебности прошипел Габриэль, пытаясь на корню задавить желание задать еще один вопрос. Не получилось. — А более благодарной кандидатуры на твои рождественские дары не нашлось? У меня бессчетное количество дробовиков, чтоб ты знала. Зачем вообще дарить что-то мне? — Скучала, — после небольшой задержки лаконично ответила собеседница и, словно спасаясь от новых вопросов, рассыпалась золотой пылью. — Подожди! — запоздавший не то приказ, не то оклик остался без ответа. Если, конечно, не считать ответом медленно кружащиеся вокруг Рейеса золотые снежинки — пыль, падая, превращалась в волшебный рождественский снег. — И тебя с Рождеством, О’Доран… Мойра, — хриплым шепотом закончил Габриэль. А тем временем авиалайнер продолжал свой полет, как ни в чем не бывало. Командир экипажа по традиции поздравил всех пассажиров с Рождеством, а стюардессы поспешили разнести напитки. Внутри салона воцарилась уютная праздничная атмосфера, и никто из людей даже не догадывался о том, какой участи они все сегодня чудом избежали. Никто, кроме женщины в последнем ряду — с лихорадочно блестящими глазами разного цвета и слабым румянцем на бледных впалых щеках.