Вечность

Это было начало. Начало конца. Как только он ступил на борт, временная петля затянулась на шее Йонду. Переправа на Халу заняла не больше двух гиперпрыжков. Два гиперпрыжка, и несколько световых лет теперь отделяют его от дома. Добро пожаловать в вечный кошмарный день сурка. Шаг влево, шаг вправо, и ты на дне. Таком глубоком, что выбраться оттуда уже невозможно. На дне лишь вечность, а большего и быть не может. К слову, дно прекрасно подходило по описанию к той дыре, в которой теперь оказался центаврианец. У Крии хорошие условия были только для элиты, для простых смертных всё выглядело в разы хуже, что уж говорить о рабах. Вещь, собственность, предмет. По двадцать рабов на двадцать квадратных метров. Запах как в сточной канаве, сырость и тьма. От пола веет холодном, а холод бок о бок с голодом и смертью. И всё на каких-то жалких двадцати квадратах. Прежде чем попасть в эту камеру, Йонду несколько лет проторчал в другой. Нельзя сказать, была ли она менее или более тесной, но там точно не было так холодно. Молодые рабы использовались в качестве прислуги при дворе, и их держали особняком. Такие не могли дать отпор и были более послушны. Когда дети вырастали, их распределяли для других работ. Центаврианец по своим физическим данным попал в кандидаты борцов на арене. Свет здесь появлялся вместе с надзирателем и исчезал так же быстро, как исчезала еда с плоских железных тарелок раз в день. Надзиратель каждый раз забирал кого-то. Один ушел, новый тут же появился. И никогда никто не возвращался обратно. За дверью либо смерть, либо счастливый билет, один из тысячи на всех страдающих. Если хорошо показать себя в схватке, то автоматически окажешься в группе боевых рабов. Там и кормят почаще, и в камере посвободнее. Мечтать о большем в текущих условиях никто и не смел. Вот так однажды и пришел черед Йонду. Дверь отворилась, за ней надзиратель, а за ним человек, лицо которого не разглядеть от режущего глаза света. Только рука его указывает пальцем прямиком на Йонду. — Вот этого давай, вроде крепкий, — голос рабовладельца звучит как со дна колодца. Только вот они сами на этом дне. Пора сыграть в лотерею судьбы. Здесь нет выбора между добром и злом. Все границы размыты, страх купирует остальные чувства. Адреналин в нереальных количествах выбрасывается в кровь. Есть только одна цель — выжить. Неважно как и какой ценой, потому что если проиграешь, то всё кончено. И Йонду смог выиграть. Смог в первый и все последующие разы.

***

Прошло много лет, прежде чем Удонта перестал просыпаться в холодном поту, вспоминая тот животный страх. Когда каждый день приходилось бороться за свою жизнь, с потом и кровью выбивать ещё один шанс не умереть. Не забывал он и своих соперников, на жизни которых выменивал ещё один паршивый день. Всё кончилось так же внезапно, как и началось. Родители продали Йонду, и в тот же день начался ад. Стакар выкупил его, и ад тут же закончился. Закончилось то, что не имело конца. Вечность оборвалась, и Йонду сперва потерялся. Долго привыкал жить по-другому, смотреть на мир не безразлично и видеть в нем хоть что-то. В итоге начало получаться, не сразу, но начало. Эмоции постепенно стали проявляться, жизнь заиграла новыми красками, а боль и страх отступили с передовой. Быт опустошителей пришелся центаврианцу по вкусу. Он не мог пожелать лучшего исхода, чем то, что сделал для него Стакар. Вести обычную мирную жизнью у Удонты ни за что бы не вышло. Навыки боя, приобретенные за долгие годы мучений, никуда бы не делись. Не по своей воле он стал первоклассным бойцом, но мастерство, как говорится, не пропьешь, хотя попытки и были. Быть капитаном опустошителей Йонду понравилось ещё больше. Была безграничная свобода действий, вседозволенность опьяняла. Но вместе с этим боль от воспоминаний продолжала жить где-то глубоко внутри и, как ни странно, служила ограничителем этой самой вседозволенности. Теперь дни не тянулись, а летели со скоростью света. Центаврианец и сам не понял, когда и как он нарушил кодекс опустошителей, начав сотрудничать с Эго. Эти дельца казались такими безобидными, практически благими. Прозрел Йонду далеко не сразу. Кто знает, может если бы не Питер Квилл с Терры, он вообще бы никогда не осознал своей ошибки. Но с появлением этого мелкого засранца многое поменялось. Центаврианец почему-то не смог отдать его Эго. Просто не смог, и всё. То ли подсознание подсказало, то ли ещё по какой причине, но капитан опустошителей наконец смог ясно увидеть, зачем этому мерзавцу Эго нужны были дети. Эта истина лежала у Йонду прямо под носом, а он не мог её разглядеть. Но теперь он видел предельно ясно, и не мог не остановиться. На Питере Квилле с Терры окончилась череда невинных детских смертей.

***

— Йонду, а что… — Питер нерешительно мнется возле капитана, стараясь угадать его настроение. Иногда получалось это сделать, и тогда можно было услышать невероятно увлекательную историю, от которой непременно захватывало дух. — А что это за шрамы возле твоего импланта на голове? — Квилл наконец решается, уж больно он устал сидеть в борделе, пока вся команда опустошителей надиралась вхлам. — Не думаю, что тебе стоит знать это, малец… Не злится, уже хорошо. Звёздный лорд решает не отступать. — Ну расскажи, пожалуйста, а то я помру со скуки в этой дыре, — терранец делает максимально жалобный вид. — Ха, да ты не знаешь, что такое настоящая дыра! — Удонта ухмыляется своим хищным оскалом. Маленький терранец напротив слишком мал, наверное, даже меньше, чем был он сам, когда попал в рабство. Но несмотря на свою малость, засранец за словом в карман не лез и мог дать отпор. За это Йонду его уважал. — А вот и знаю, или думаешь на Терре не было настоящих дыр? — Питер обиженно насупился. — Не знаю, шкет, но лучше бы их там не было, — капитан осушил очередную стопку пойла. — Да я один раз в такооой дыре оказался, — мальчишка поднимает руку выше головы, обозначая высоту ямы от руки до пола, — что мало не покажется! Так вот там и то интереснее было, чем здесь сидеть. — И что же ты забыл в этой яме? — не то чтобы Удонте было интересно, что там Квилл делал у себя на Терре, но пока тот отвлёкся от его шрамов, нельзя было упускать шанс. — Да это я по глупости, — Питер небрежно отмахивается. — Нет уж, давай рассказывай теперь, а то всё я тебя байками развлекаю. — Да говорю тебе, ничего особенного… — мальчишка явно замялся, что-то было не чисто. — Ну и сиди себе дальше, не буду тебе больше ничего рассказывать, — Удонта театрально вскидывает голову и отворачивается. — Тьфу на тебя. — Эй, постой, — Питер заметно нервничает. Руками теребит край куртки. — Просто ты никогда не просил что-то рассказать о Терре, вот я и запнулся! — Ну, валяй, шкет. Время-деньги, — центаврианец решает дать мелкому шанс, не всё ж ему нервы трепать. Даже не грозится сожрать как обычно. — Рассказывать-то почти нечего, — Квилл тупит взгляд в пол. Ему стыдно за эту историю и свой поступок. — В общем, мама не разрешила мне поехать с другом в лунапарк. Я разозлился и решил убежать на пару часов в лес, чтобы она понервничала. Ну и там случайно провалился в волчью яму. Хорошо, что пустая была… — Мда, ну ты и дурень. И что дальше было? — Посидел там несколько часов, а потом дедушка пришел. Собака по следу нашла. Теперь-то я понимаю, что поступил очень глупо. Мама чуть с ума не сошла, пока меня искали… Воспоминания о доме всегда сквозили тоской и болью. А конкретно это воспоминание жалило горькой обидой на самого себя. Звездный лорд поник, его больше не интересовали шрамы центаврианца. Грусть тяжёлыми руками опустилась на плечи. — Ты, конечно, поступил как пиз… дурак, но это не повод сейчас убиваться, — Йонду было одновременно смешно и жалко пацана. Его боль была совершенно другого происхождения, нежели боль от собственных воспоминаний. Но капитан знал, что значит жить с болью. И не хотел, чтобы для терранца жизнь на эклекторе превратилась в кошмарный день сурка, как когда-то для него самого. Йонду был не лучшим примером для подражания, но выбирать особо не приходилось. Чтобы хоть как-то воспитывать Квилла, он был вынужден и сам вести себя соответствующе в некоторых ситуациях. Так, как Удонта ни за что бы себя не повел прежде. — Кхм, — центаврианец чуть присвистнул, привлекая внимание мальчика, — ты, кажется, что-то хотел узнать про эти шрамы? Йонду пару раз постукивает по гребню, вдоль которого сеткой раскинулись шрамы. Питер немного оживляется и утвердительно кивает головой. — Ну что ж, это будет очень долгая история, почти как вечность… Но Звёздный лорд готов. Он знает, что это будет очень интересная вечность.