***
Температура была около пятидесяти градусов, и Ичиго в сотый раз пожалел, что не надел какую-нибудь футболку вместо простой белой рубашки. Как Ангель выносил такую жару в плотном плаще, он решительно не понимал. Солнце нестерпимо пекло, а Сахара не радовала своим дружелюбием: небо, пусть и кристально чистое, без единого облачка, казалось скорее предвестником дурных событий, чем чего-то хорошего — впрочем, раз вызвали его, скорее всего, так и было. Ичиго обладал рангом рыцаря со специальными полномочиями, и его часто направляли на задания либо с главами различных отделений, которых он прикрывал, либо с Ангельским легионом — как в этот раз. Легион сложно было назвать таковым, ведь насчитывал он всего около десятка человек, находящихся под руководством нынешнего паладина — Артура Огюста Ангеля, который стоял как раз неподалеку от Куросаки, готовясь нанести решающий удар. Полуразрушенный древний храмовый комплекс перед ними был местом печати, в которую был заточен демон высокого ранга. На самом деле, это был уже пятый подобный комплекс за сегодня, и если четыре предыдущих все-таки уцелели, то этому не повезло. Из-за сильной песчаной бури потолок храма не выдержал, и один из булыжников приземлился точно на край круга концентрации энергии, разрывая его. Монстр вырвался, и теперь эта громадина готовилась атаковать их со всей яростью, накопленной за четыре сотни лет заточения. Все члены легиона были уже порядком утомлены, и некоторые из них торопили команду поддержки, которая устанавливала двери для перехода в главный штаб. Сам Ичиго с радостью бы ушел через Тень после выполнения задания, но мог только что недовольно мотнуть головой и сосредоточиться на словах паладина, которого ни капельки не волновал стоящий перед ним демон. — Не понимаю тебя, — признался Ангель, выставляя меч перед собой. Лезвие сверкнуло на свету, и белоснежная волна понеслась на демона, который сделал выпад. — Переходишь в японское отделение? Зачем? Монстр яростно взревел — брызнула кровь — и попытался снова ринуться вперед, но тут же оказался пришпилен к стене светящимися узлами тридцатого бакудо, а Ичиго неопределенно качнул головой. Демон попытался вырваться, но узлы не хотели пускать его. Позади засмеялся Лайтнинг. Мужчина поправил шляпу на голове, живо оглядел чудовище, подходя к уже обессиленному демону, задумчиво выдернул одно перо, не обращая внимание на вопль существа, и радостно оповестил Ангельский легион: — Взрослая особь! И чуть ли последняя из виденных людьми за сотню лет, к тому же! — Левин засмеялся. — А вы приносите нам удачу каждый раз, мистер Куросаки! — Лайтнинг покачал пером перед, показывая его паладину. — Каждый раз, когда Ичиго с нами, операции проходят особенно успешно! Шинигами дернул плечом, пряча недовольный взгляд. Юноша отменил путь связывания, смотря, как огромная туша птицы падает с грохотом на землю; тут же взвились горы пыли и дышать стало невыносимо. Менос побрал бы эту пустыню и этот старый храм. Лайтнинг, как главный стратег, уже догадался, к чему шло дело, и тут же поинтересовался: — Уходишь под крылышко Самаэля? — он чуть улыбнулся. — Собираетесь захватить Ассию вдвоем, или же это касается слухов о сыне Сатаны? Куросаки устало покачал головой, проверил, на месте ли печатка, и уже собирался было ответить, мол, какой к черту захват Ассии, мало ему, что ли, собственных проблем, но в разговор вмешался Ангель. До ужаса проницательный, он с полуулыбкой поинтересовался: — Просто так связываться с Мефисто ты бы не стал, — мужчина замолчал, убрав длинные светлые волосы за спину. — Нашел способ вернуться домой, и тебе понадобилась помощь Короля Демонов? Лайтнинг на слова своего начальства улыбнулся еще шире, предвкушая тайну, которую ему предстоит разгадать, если Ичиго будет отпираться. Но юноша уже давно знал, что отрицать и спорить при Лайтнинге бесполезно: напрочь лишенный эмоций, пусть и говоря все с улыбкой, Левин был готов на многое, чтобы утолить свое любопытство — даже с той же улыбкой пытать человека, чем не брезговал особый отдел Ордена, занимающейся ловлей шпионов Иллюминатов. Застав один раз, как Лайтнинг ведет за собой жену и ребенка одного такого шпиона прямо к камере с избитым телом, Ичиго зарекся никогда не рассказывать о Юграме и связях в Германии. — Заключили что-то вроде сделки, — отмахнулся Куросаки, смотря прямо на Лайтнинга. Взгляд того постоянно был прикрыт шляпой, и поймать его было почти невозможно. — Год проработаю в отделении и отправлюсь домой. Пусть у меня и есть некоторые знания, — юноша кивнул на место, куда была пришпилена птица, — но вот перемещению между мирами меня не учили, в конце концов, — закончил Ичиго, пожимая плечами. — Не думаю, что это по силам человеку. Пришлось обратиться к ректору. Лайтнинг задумчиво кивнул, потер подбородок рукой в рваной перчатке и отшвырнул перо, направляясь к установленным неподалеку дверям, которые должны были перенести их команду в главное отделение в Ватикане. Устало вздохнул притихший Ангель и потянулся за Ичиго. Паладин сжал в поддержке плечо юноши и прошептал: — Это же Левин, — он чуть прикрыл глаза. — Нам, людям, тяжело признавать, что без помощи мерзких… демонов бороться было бы сложнее, а тебе уж тем более пришлось даже заключить с ним сделку, пусть так, — Артур поджал губы в презрительной улыбке, — пусть и с его помощью, но ты попадешь домой, увидишь свою семью. Куросаки благодарно кивнул и направился вслед за паладином, краем глаза замечая, как с другой стороны, направляясь дверям, закатила глаза Шура, посмотрев на них с Артуром. «Лысый придурок», — пробормотала она, не сбавляя шага и кривясь от боли в раненом плече. Сам Ичиго только криво усмехнулся — Артур придурком уж точно не был, он скорее был как-то странно, по-детски наивен в некоторых вопросах, доверчив и чертовски силен. Проницательный, но не стратег, с принципами, вбитыми ему Орденом, и наставлениями Иеремии, Ангель ненавидел всех демонов: услышь он, что сущность Куросаки Ичиго человеческой полностью не была, то преследовал бы его презрительными взглядами и гневно поджатыми губами. Ангель был уверен, что всю его семью уничтожили во время Синей Ночи, и при упоминании Сатаны взгляд его тут же зажигался яростным огнем, а сам он будто леденел: его плавные движения становились острыми и точными, будто смертельными. Наверное, он десятки тысяч раз представлял смерть сына Сатаны и самого Бога Геенны от его клинка Калибурна. Представил Артуру Ичиго Иеремия, который не мог не исполнить приказ одного из Грегори, но шинигами видел, как тот прикрывает глаза, кривит губы в хитрой ухмылке и, будто паук, оплетает сетями дворец Амахары, где располагалась резиденция Шемихазы. Однако пауком Иеремия в этой игре не был — эта роль больше всего подходила Мефисто, а сам Ичиго готовил прикрытие в случае чего. Уж больно взгляд Самаэля напоминал ему самодовольный взор Айзена, смотрящего на него единственным свободным от печати глазом, когда им пришлось положиться друг на друга во время атаки Яхве. — Если ты не из этого мира, — напряженно начал Ангель, сверля его подозрительным взглядом, — то ты не человек? — Человек, — аккуратно ответил тогда Ичиго, не желая портить отношения с паладином. — Мой мир точно ваша Ассия, только без демонов. Я обучался семейному мастерству по управлению духовной энергией, которая есть в каждом человеке, но попал сюда из-за врага… Он был слишком силен, а моего мастерства не хва… — Понятно! — радостно прервал его Артур. — Все будет в порядке! — мужчина хлопнул его по плечу. — Все образуется! Вот увидишь, ты еще встретишься со своей семьей! Смотря на посветлевшее лицо Артура, Ичиго пытался сохранить спокойствие и бросил невольно взгляд на сидящего неподалеку от них Иеремию, который спрятал самодовольную усмешку за чашкой, слушая болтовню Артура. Каким бы светлым человеком Артур не был, какой бы силой не обладал, но всего сам бы он не добился. Окруженный своими друзьями, которые продвигали его вверх, он прекрасно осознавал, что является скорее символом, чем лидирующим лицом. Из тени, что отбрасывал его свет, смотрели десятки глаз высшего эшелона и пара — членов Ангельского Легиона. В этом они с Куросаки не особо отличались: за спиной Ичиго, продвинув его вперед и обеспечив нужной информацией, стояла Шемихаза, с которой у него был своеобразный договор. Сейчас же, наконец ступив в проем и тут же переходя в Главное Отделение Ордена, он мог только устало выдохнуть — меносово хадо почти и не являлось. Вся та речь про семейное мастерство и врагов, конечно же, была придумана им с Юграмом, и Ичиго мог часами распинаться о «великом зле», отправившем его в Ассию. Иронично было то, что попал он сюда по собственной вине, как раз став преемником того самого «зла». Спустя семь лет беспрерывного самообучения он мог выдать только пять-шесть оригинальных заклятий, остальные были чисто импровизацией — также, как и барьеры над особняком в горах. Юграм обладал лишь записями о способах атаки шинигами, и все кидо и бакудо были не более, чем собственной материализованной реацу Ичиго, которой он попытался придать форму нужных заклятий, полагаясь лишь на их описание. — Пока, — махнул рукой ему на прощание Лайтнинг, снова начиная что-то втолковывать Артуру. — Не забывай нам иногда рассказывать, как там дела в Японском Отделении. — Хорошо, — кивнул Ичиго, поворачивая к ближайшей двери и доставая ключ, ведущий в клинику. — Одиноко тебе там точно не будет, — вдруг лукаво улыбнувшись, заметил Лайтнинг. — Передавай от нас привет, — хитро прищурился он, поворачивая за угол. Внезапно странно-виновато посмотрел на Ичиго Ангель, кивнул головой, прощаясь и следуя за своим другом, оставляя юношу непонимающе взирать на место, где были только что эти двое. «Он не отступил, — внезапно понял шинигами. — Не сидится тебе на месте, Радужный рыцарь, — подумалось ему, — и однажды тебе аукнется это». Ичиго устало выдохнул, повернул ключ в замке, оказываясь в Японии и мгновенно уходя тенью в особняк — Врата Солнца импровизацией не были и требовали тщательного подхода и ежедневного контроля. Остальные дела по сравнению с этим казались мелкими и незначительными.***
Голубое небо над головой, десяток мелких пушистых облачков, палящее не по-весеннему солнце и приветливые люди, переговаривающиеся между собой. Улица была полна молодых и старых, высоких и низких, взрослых и детей, будто и не был рабочий день. Люди неосознанно пытались отлынивать от работы, урвать кусочек солнца или счастья — Рин не знал. Он меланхолично смотрел на дорогу, ожидая прибытия ректора. В отличие от людей на улице или чуть улыбающегося брата, у него настроения не было совсем. Юкио правда тоже улыбался как-то неестественно: натянуто-предвкушающе. Он говорил, что нервничает, говорил, что долго ждал этого дня, и отчасти старший из близнецов его понимал. Юкио всегда хотел стать врачом, всегда хотел лечить людей, спасать чужие жизни, не отступать и не проигрывать смерти. Смерти, что будто поджидала каждого за углом — как монстр в теле придурка Ширатори, который ждал его в переулке неделю назад. Тогда, в тот проклятый день, когда Рин узнал если не всю, то хотя бы часть правды, касавшейся его происхождения и того, почему всю жизнь его преследовало это ужасное чувство спешки. Он понял, что каждое мгновение важно, а искренность может стоить жизни. Вспомнился Ичиго, смотрящий на него удивленным взглядом, а потом быстро проверяющий пульс отца и буквально силой заставляющий выпить подростка успокоительное. Рин понимал: как бы Ичиго не хмурился, не пытался сохранить спокойное или безразличное выражение лица, он был искренним человеком, который по-настоящему волновался за него. «Расскажу все, что знаю», — сказал Ичиго тогда ему, вертя в руках кружку с успокаивающим чаем. Знал ли он, что Рин — чудовище? Вряд ли. Скорее всего, хотел рассказать о демонах — не важно уже было, откуда он узнал о них и почему видел их. Самым важным были для подростка его инициатива и желание, только вот впустую. Больше Ичиго Рин не видел. Мелькнула его фигура на похоронах, и все. Клиника, когда Окумура к ней пришел, была закрыта, висела табличка с надписью: «Продается». Не было машины, что обычно стояла в гараже. Не было пары безделушек, вечно стоящих на столике для посетителей, который можно было увидеть из окна. Телефон почти постоянно был вне действия сети. Находящийся все время рядом Ичиго будто испарился: кажется, что его и не было, если бы не пара совместных фото, стоящая клиника и один звонок, на который он все же ответил. «Еще увидимся, — сказал Ичиго, куда-то торопясь. Рину показалось, что тот поморщился. — Сейчас работаю в другом месте», а потом связь снова пропала, и исчез уже сам Рин в бесконечной подготовке к Академии: он собирал документы, подбирал вещи, рассчитывал расходы и пытался как-то присматривать за Юкио, который ничего не знал. Юкио, уже перевезший вещи, не заботился ни о документах, потому что уже поступил, ни о расходах, потому что у него была стипендия, благодаря результатам его экзаменов. У самого Рина не было ничего из этого. Программа Академии предполагала стипендию после двух успешно сданных сессий, что для Рина было почти нереально. Пусть материал он знал и понимал, но не было у него ни усидчивости, ни сосредоточенности: все задания, который заставляли его делать, не представляли для него никакой ценности, а оттого были в них ошибки — в основном не от отсутствия знаний, а от невнимательности. Он заранее подыскивал подработку и узнавал про возможности для сирот и просто про льготные программы. Он, казалось, забылся совсем, пока снова не позвонил Мефисто Фель и не сказал, когда за ними заедет. А сейчас, в этот солнечный день, Рин не мог оторвать взгляд от нервничающего брата, от салона лимузина и от проплывающих мимо них высотных зданий, что окружали центр Академии, возвышавшейся, как гора, над всем городом. Нагромождение построек самых различных эпох, изысканные колонны, прогулочные дорожки и фонтаны, кампуса и общежития, парк развлечений и на самой верхушке — главный корпус со стоящим неподалеку особняком ректора. Все это предстало перед ними в своей античной красе, совсем не похожей на резкие линии японских крыш и прямые углы знакомой ему с детства архитектуры. Окумура поправил галстук и направился вслед за вышедшим ректором, который, отпустив Юкио, попросил Рина следовать за ним. — Потом разберешься во всем, — отмахнулся, предвкушающе улыбаясь, Мефисто, — сначала разберемся с твоими документами, — он кинул на него хитрый взгляд. — Ты более рационален, чем я ожидал. Рин фыркнул, но, подхватив сумку, без промедления последовал за этим «человеком», понимая, что никуда ему уже не деться, не сбежать, не развернуться назад и не повернуть время вспять. Рассмешив ректора, он будто заключил сделку с дьяволом, но что он мог поделать под прицелом десятка стволов и глаз улыбающегося самодовольно человека, который, по словам отца, должен был помочь ему, а не стоять и предлагать способы самоубийства. Действительно, что лучше: убить самого себя или убить всех, чтобы потом за тобой пришло гораздо больше людей и все равно тебя уничтожило? В любом случае, что бы он ни выбрал, даже этот импульсивный крик о том, что он хочет быть экзорцистом, все — чистой воды самоубийство. Коридоры петляли, и юноша уже давно потерял направление, откуда они пришли. Картины и галереи, небольшие дворики и выходы к фонтанам и дорожкам для пробежек, буфет и столовая, эскалатор и сделанная будто целиком из хрусталя, сверкающая золотом бальная зала и освещенный солнцем холл. А потом, кажется, они вошли в зону для учителей, проходя мимо бесконечных дверей кабинетов и залов для совещаний, еще одной столовой и пары комнат отдыха. Рин отвлекся всего на секунду, прежде чем внезапно столкнулся взглядом с до ужаса знакомыми карими глазами с золотыми искрами на дне. Ректор рядом довольно усмехнулся и поинтересовался: — Как вам новое место работы, Куросаки-сан? — голос его был на удивление спокоен. Демон остановился, чуть наклонив голову набок и смотря прямо в глаза Ичиго, который также не отводил взор. Впервые на памяти Рина Ичиго был так холоден и замкнут — по-настоящему замкнут, а не пытался за тонкой коркой льда скрыть свою привязанность. Его руки были сложены на груди, взгляд не выражал ни капли эмоций, а темный костюм буквально выбивал из колеи. Ни разу в своей жизни Рин не видел Ичиго, одетого во что-то, кроме удобной повседневной одежды или врачебного халата — сейчас он будто столкнулся с чужаком. — Приемлемо, — отозвался Ичиго. — Давно не виделись, Рин, — поприветствовал он его, замолчав на мгновение. — Мои соболезнования, — уже тише добавил. Однако Мефисто и Ичиго быстро раскланялись друг с другом, оправдывая это тем, что Рин и ректор торопятся заполнить бумаги. Демон быстро повел его по все новым и новым коридорам и галереям подальше от Ичиго, который направился куда-то в свою сторону, свернув за угол — только мелькнули расплавленным золотом рыжие волосы на солнце. Рин растерянно моргнул, а потом дернулся, вырвал локоть из крепкого захвата Мефисто и собрался было спросить, что, черт возьми, происходит, когда мужчина внезапно втолкнул его в своей кабинет, богато обставленный различной мебелью. Рина тут же усадили в кресло, дали бумаги о поступлении, и ему захотелось смести все к черту, закричать, как в тот день, но Мефисто только молчал, когда он задавал и задавал вопросы, а бумаги постепенно заполнялись с каждой новой строчкой — его семья, возраст, увлечения и уровень знаний и бесконечные печати с подписями. Наконец все было закончено, но ректор также молчал, и Рину снова захотелось закричать, сжать зубы, яростно сверкнуть глазами и потребовать объяснений, когда Мефисто беззаботно улыбнулся: — Ты думал, что все будет так просто? — тихо спросил он, и внутри Рина все будто заледенело. — Что? — тупо спросил подросток, непонимающе глядя на него. В кабинете стало словно темнее. Глаза ректора неестественно яркого зеленого цвета свернули, и он скрестил руки перед собой, пододвигаясь ближе к юноше, который расширенными глазами смотрел на мужчину. Наверное, отшатнись он, сделай шаг назад, то избежал бы этого страшного взгляда, но позволить себе этого он не мог. — Ты уже догадался, что я демон, — скучающе протянул ректор, — ты уже догадался, кого ты попросил о поступлении на курсы, и ты должен догадываться, что произойдет, если ты не выполнишь свою часть, — ректор замолчал. — Конечно, умрешь. Рин молчал. Он понимал, он знал, он боялся, но все также сидел неподвижно, смотря на мужчину. Ему некуда было бежать, он не мог бежать — это было ниже его. Пусть и в таком безумном положении, но он не имел права отступать. — От моей руки или нет — неважно, — ректор прищурился. — Сейчас я тебе не враг, а потому хочу придать немного стимула, — демон усмехнулся. — Знаешь ли, если невовремя раскроется, что ты — сын Сатаны, то ты утянешь всех сообщников за собой на дно, — ректор замолчал, предвкущающе разводя руками: — В моих силах сделать так, чтобы в их числе оказался и Куросаки-сан. Подросток вскинулся. Внутри все замерло, яростно взревела сила, и язычок пламени мелькнул в волосах. Рин сжал подлокотник кресла до белых костяшек, и дерево под его рукой угрожающе заскрипело, трескаясь. Один из высшего эшелона Ордена перед ним довольно улыбнулся. — Вы хотите сказать, — угрожающе начал Рин, пытаясь скрыть панику. — Просто не доставляй слишком много хлопот, — улыбнулся ректор, указывая на выход и поднимаясь сам. — Наслаждайся своей юностью и увлекательной учебой. «Пока что», — читалось в каждом его жесте, когда они шли обратно из кабинета, снова проходя мимо галерей и залов. Среди бесконечного лабиринта из коридоров он был что среди своих мыслей — спутанных и разрозненных. Окруженный близкими, но будто один на деле. Рин не мог втянуть в это Юкио — единственный брат, младший брат просто не заслуживал попасть под этот перекрестный огонь. Рин не мог допустить того, чтобы пострадал и Ичиго, который изредка, но так тепло и искренне улыбался ему. На самом деле, Окумура будто застрял в этом лабиринте, заблудился и не знал, что делать.