Глупости

Ярослава не знала, что ей нравилось в Уле, да и нравилось вообще ли. Храбрый, веселый, отчаянный, верный — он был образцовым примером боевого товарища, с которым было не страшно хоть в атаку на ведьмарей, хоть в нырок на двушку. А вот на роль пылкого возлюбленного Ул никак не подходил. Странно было представить его томно вздыхающим и пишущим стихи или поющим серенады под окном любимой девушки. Романтичный Ул для Ярославы был таким же нонсенсом как раскаявшийся Долбушин, глава одного из фортов ведьмарей. Но его симпатия была очевидна. Как любая девушка, Ярослава точно знала, когда нравится парню, собирая это знание по крупицам, случайным словам и незаметным жестам. Ул не умел ничего скрывать. Прямой, как железная шпала, он словно говорил: «Любите меня таким, другого Ула вам все равно не достанется». Поначалу она и не поняла, что изменилось в его отношении. Постепенно вместо привычного «Ярослава» все чаще начало появляться короткое и хлесткое «Яра». Ул всегда все сокращал, даже свое имя: казалось бы, что длинного в имени Олег? Она раз за разом прокручивала новое «прозвище» в голове, примеряла на себя как новую обувь и в конце концов махнула рукой. Пусть остается. Потом Яра заметила, что он постоянно мелькал перед глазами. Если она дежурила в пегасне, то Ул приходил проведать своего пега Азу. Нет, он конечно и раньше торчал у Азы целыми днями, но теперь заскакивал на минуту и выбегал, тут же находя неотложное дело где-нибудь рядом с Ярой: то довезти тележку с опилками, то помочь найти вилы, то проверить седла. Если она собиралась в нырок, то Улу срочно требовалось подлатать загон — прямо в пять утра. Если Яра уезжала в город, то и у него появлялась веские причины присоединиться. Она не жаловалась, с Улом было легко, на любой случай у него в запасе жизнеутверждающая история, чаще веселая и нелогичная. Наверное, она бы решила, что у них просто крепкая боевая дружба, если бы не случайные прикосновения. Иногда Ул, словно решаясь, протягивал руку и поправлял замок на ее шныровской куртке или вытаскивал соломинку из темно-русых волос. В эти моменты на его лице отражалось такое смущение, что Яре казалось, будто их прикосновения что-то личное, почти интимное, что-то принадлежавшее только им двоим. Но Ул молчал, а она боялась сделать первый шаг сама — глупость, наверное? Середина лета в этом году выдалась дождливой. Лужа перед пегасней разлилась небольшим озером, утопив в себе все проложенные через нее доски, а два вытоптанных круга на лугу превратились в сплошное месиво из воды и грязи. Ночью разыгралась настоящая буря, как положено: с оглушающими раскатами грома, резкими порывами ветра и ливнем столбом. Несколько листов шифера сорвало с пегасни, и коридор заливало все еще накрапывающим дождем. Дежурные пятерки срочно устраняли потоп и латали крышу. Яра возилась с Эрихом — ночью нервный пег повредил крыло о стенки денника. Она аккуратно осматривала рулевые и маховые перья, ощупывала основания соломенных крыльев, заставляя Эриха настороженно прижимать уши и всхрапывать. — Помощь нужна? — за решеткой денника показалось лицо Ула. Яра только покачала головой. Неугомонный. Несколько часов назад вернулся из нырка, под покрасневшими глазами мешки, лицо осунувшееся и уставшее, кожа серая после болота, а все туда же — не отдыхается спокойно. — Нет, все нормально, просто ушиб. Я уже нанесла мазь. Похлопав Эриха по мощной шее, она вышла в проход. В соседнем деннике нарочито громко сопела и чертыхалась Наста, возившаяся с подковами Цезаря. Яра была уверена — подслушивает. — Здесь душно, выйдем на улицу? — спросила Яра через плечо, уже пройдя пару шагов. Ул покорно последовал за ней, а сопение в деннике резко оборвалось. Она не удивится, если Наста внезапно найдет дело рядом со входом. Ее увлеченность Улом тоже была очевидна, вот только на любой намек Наста взвивалась, огрызалась и швыряла вещи. Дождь закончился, и тяжелые тучи расползлись, уступая место летнему солнцу — непривычно яркому и жаркому. Яра стянула с плеч тяжелую шныровскую куртку, жмурясь от слепящих лучей, и обернулась к Улу. Тот был непривычно серьезен. Настолько серьезен, что ей мгновенно захотелось сделать какую-нибудь глупость: дернуть его за нос, потрогать глаз или ткнуть пальцем в сурово надутую щеку. Яра смотрела достаточно романтических фильмов, чтобы знать, что за такими пристальными взглядами глаза-в-глаза обычно следует поцелуй, и она даже сделала шаг вперед — чем не глупость. Небольшой, буквально шажочек, чтобы, в случае чего, не корить себя, будто сама на нем повисла. — Я… — краснеющий Ул выглядел мило, особенно, когда поправлял ей съехавшую лямку от майки, старательно не касаясь кожи. Яра улыбнулась, и он отвел взгляд, зардевшись еще больше. — Пойдешь со мной в Копытово? — Пойду, — ответила она, не задумываясь. — Сейчас? — почему-то шепотом уточнил Ул. Яра повесила куртку на крючок у двери, деловито размяла пальцы. Кажется, пришла пора настоящих глупостей. — Ну я не зна… Она вцепилась в ворот его футболки и дернула на себя. — Ул… — угрожающе-ласково протянула Яра. — Молчу, — он карикатурно застегнул «рот на замок», положил руки ей на талию и наконец коротко поцеловал, путь и в щеку. — Идем. Яра не знала, что ей нравилось в Уле, но вот он ее позвал, и она пошла.