Смертоубийственная миссия. Дети

      Первый раз Шепард просыпается среди ночи от какого-то неясного постороннего звука неподалёку. Женщина сонно разлепляет глаза, пытаясь определить источник, и с некоторым удивлением, насколько может удивиться полуспящий человек, обнаруживает, что это плачет во сне Санти, хватавшая воздух руками на краю кровати. То, что она крепко спит, капитан поняла после того, как тихо позвала её несколько раз и не получила никакой ответной реакции. Тогда Шепард переползла в центр кровати, перекатившись через спокойно спящего Дэниела, и подтащила девочку к себе, пряча её в своих объятиях. — Ш-ш… Всё хорошо. Я тут, я рядом, — тихие успокаивающие слова сорвались с губ, а руки, прижимающие к себе ребёнка, несколько раз прошлись по волосам мягкими касаниями. — Тише, тише. Санти успокоилась через несколько минут, спрятав лицо на груди у капитана и шумно вдыхая исходящий от неё тёплый запах. Шепард заснула практически сразу за ней, больше не тревожимая посторонними шумами. Второй раз коммандер проснулась уже от собственного кошмара. Резко, словно вытолкнутая из толщи воды, она села на постели, хватая ртом воздух. Дэниел, который до этого каким-то образом наполовину переместился на живот капитана, открыл глаза, разбуженный резкими движениями и тем, что его слегка придавило. — Извини. — Шепард помогла мальчику переместиться обратно на подушки. — Всё хорошо, мне уже вставать пора, — солгала она, накрывая ребёнка одеялом. Тот кивнул и, вернув вновь переместившуюся на край кровати сестру в центр, снова погрузился в сон. Капитан же больше спать никак не могла: по спине бежал холодный пот, а руки слегка подрагивали, и даже спокойное осознание того, что это просто очередной кошмар, не приносило облегчение. Где-то внизу живота завязался холодный узел из отчаяния и страха, и теперь ни за что не позволял заснуть ей снова. Захватив с диванов кофту и штаны, Шепард, не стремясь обуться, покинула свою каюту. Ей нужно было успокоительное, чашка чая или кофе, что найдётся, и написать какой-нибудь отчёт, благо недостатка в работе не было. На третьей палубе было тихо и пусто. Едва слышно шумели фильтры в работающих спальных капсулах, а лица людей, что в них отдыхали, выглядели совершенно умиротворёнными. Да, наверное, им сейчас снится что-то приятное или хотя бы просто блаженное ничего. Можно сказать, что капитан им почти завидовала. Пройдя мимо кают-компании, Шепард заглянула в медблок: без постоянно обретающихся здесь Мордина и Евы стало немного пустовато, а Карин, вернувшаяся после миссии на Тучанке на своё законное место, похоже, уже ушла спать. Ком внизу живота скрутился ещё туже, вызывая почти физически болезненные спазмы, и коммандер поспешила к шкафчику, где корабельный врач хранила лекарства. Лезть в строгий порядок без её наблюдения нехорошо, разумеется, но будить кого-либо, только потому что капитану приснился страшный-престрашный кошмар, где её преследуют тени неспасённых жизней, Шепард не хотелось. В конце концов, она взрослая девочка и справится с этим сама. А после окончания войны, если переживёт её, обязательно сходит к хорошему психиатру. Быстро перебирая коробочки и пакетики холодными пальцами, Шепард внимательно искала знакомое название того лекарства, что Чаквас ей уже давала и которое так некстати закончилось. Нужный пузырёк никак не желал находиться, и приходилось пересматривать уже всё по третьему кругу, а в голове понемногу начинала созревать мысль, что медицинская помощь ей необходима уже сейчас. Будет просто до колик смешно, если её отстранят из-за психической несостоятельности, или, куда более забавным стоит посчитать возможность спасения Галактики неуравновешенной истеричкой? — Шепард. — Рука легла на её плечо и, похоже, эта неожиданность стала для внутреннего состояния последней каплей: узел внутри взорвался, словно сверхновая, разнося по телу горячую волну. Захват, немного неполный, в правой руке что-то зажато и мешает, удар в живот, подсечка… Противник уворачивается и пытается разорвать дистанцию, но захват, хоть и одной рукой, всё равно крепкий. Удар по коленям. Подсечка уже в её сторону, и они оба в полнейшем молчании падают на пол. — Кажется, кому-то не помешает спарринг в зале, — изрекает Гаррус, когда Шепард наконец смотрит на него осознанным взглядом, поочерёдно изучая то свой кулак, всё ещё с зажатым чем-то, который был заблокирован в недалёкой близости от турианского лица, то само лицо. — Ты не в настроении, милая? — с лёгкой поддёвкой интересуется Вакариан, чем окончательно приводит капитана в чувство. — А ты стареешь, Архангел… — высвобождая руку из захвата, чтобы посмотреть, что в ней, констатирует Шепард так, словно бы ничего критического не произошло. — О, нашла. — Оказалось, успокоительное она всё-таки нашла. Только вот теперь необходимости в нём уже не было: внутри царило удивительное спокойствие. «Кажется, я становлюсь как Грюнт, — с досадой подумала коммандер, поднимаясь на ноги. — Чтобы успокоиться нужно кого-нибудь убить». — Ха. Ты просто застала меня врасплох. — Гаррус принял протянутую руку и тоже встал. На нём не было привычной брони или даже хотя бы гражданской одежды: одни лишь пижамные штаны. Похоже, кто-то готовился ко сну. — Ты меня тоже. Как ты так тихо открыл дверь? — Шепард отправила пузырёк обратно на полку и закрыла шкафчик с медикаментами. Раз сейчас успокоительное ей уже не нужно, то завтра она попросит Карин выдать его ей лично. — Шутишь? Я позвал тебя несколько раз, прежде чем подойти. — Вакариан выполнил несколько вращательных движений рукой, которая побывала в железном захвате: плечо слегка побаливало. Выбирая между извинениями и сделать вид, что так и надо, капитан всё же остановилась на последнем варианте. Не то чтобы она совсем не чувствовала себя виноватой, иллюзорная турианская хрупкость, когда они не носили броню, мало кого могла оставить равнодушным, но и недавний выплеск негативных эмоций не позволял пойти на уступку. — Любой может оказаться одурманенным, и я в том числе. Вы должны быть готовы к тому, что кого-то нужно будет быстро остановить. — Не хватало только «офицер Вакариан» добавить, для полноты картины, но вместо этого она с вызовом посмотрела на турианца, и тот нахмурился. В его глазах появилась насторожённость, а всё тело, это можно было ощутить лишь на уровне общего восприятия, напряглось. Да, если Шепард окажется одурманенной, всем им несдобровать. Наверняка, прежде чем удастся её остановить, она успеет перестрелять половину экипажа и команды. Боевые навыки позволяли. И это не говоря уже о том, что без неё Галактику от Жнецов будет спасти попросту невозможно. — Прости, что сорвалась на тебя. Это всё нервы. Сдали. — Женщина потёрла глаза рукой, признавая свою неправоту. Напряжение между ними сейчас можно было разрезать и попробовать на вкус, а доводить всё до открытого конфликта было до крайности глупо. — Хорошо, в следующий раз, как решу посетить уборную, обязательно возьму с собой «Аколит». — Иронии в голосе Вакариана было не занимать, но он расслабился. — Шепард, что происходит? — Он протянул к ней руки, чтобы обнять, и капитан сама сделала шаг на встречу, стирая невольно возникшую между ними стену. — Ты же это не всерьёз… Про одурманенность?.. — Нет… Не совсем. В этом есть смысл, но я сказала это не потому. — Тёплые гладкие пластины под щекой вызвали улыбку, а руки сами собой скользнули к копчику, туда, где у турианцев располагалось одно из чувствительных мест. Те советы Мордина об эрогенных зонах лично Шепард изучила вдоль и поперёк, потому что, в противовес податливой человеческой коже, тело турианцев было не таким очевидным насчёт воспринимающих ласки участков. — Что ты делаешь? — Голос Гарруса изменился, но всё же выражал некоторое осуждение. Видимо, рефлекторно ему было всё же приятно, но разум был настроен на другое. — Пристаю. — Шепард, ты уходишь от ответа. — Разве? — Рука скользнула дальше, вызывая у турианца едва уловимую дрожь. — Ты знаешь, твоей «жене» всё ещё крайне необходим спарринг-партнёр… — Шепард многозначительно улыбнулась, чуть отстраняясь, чтобы увидеть реакцию Гарруса на эти слова. Судя по мерцающему алчному блеску в глазах Вакариана: слова достигли адресата в полной мере. Длинные руки легко подхватывают её под ягодицы, позволяя сцепить ноги на тонкой талии, а рукам, скользнувшим под пластины гребня, вызвать вибрирующее урчание у партнёра. С таким мужем в доме точно не нужен будет кот. — Мы всё равно потом поговорим. — Турианец в несколько шагов оказывается возле кушетки, укладывая на неё хитро улыбающуюся Шепард. — Обязательно… — Женщина блаженно щурится, когда синий шершавый язык скользит по её шее, и сама расстёгивает молнию на кофте. То, что в огромное окно медотсека их может кто-нибудь увидеть, никого, похоже, не смущает.

***

      Лиара вышла из своей каюты глубокой ночью. У неё слезились и побаливали глаза от монотонного длительного изучения информации на бесконечных мониторах в собственной комнате, и куда сильнее болела голова – информации на экранах было куда больше, чем свечения. Несмотря на всю свою усидчивость и терпеливость даже ей уже нужно было сделать перерыв, принять душ и выпить чашку чего-нибудь горячего. Однако планам не суждено было сбыться. В основном, потому что из кают-компании становилось прекрасно видно, чем в медотсеке занимаются две знакомые фигуры. Покрасневшая азари спешно отвернулась. Она никогда не осуждала Шепард и её повышенный интерес к представителям других рас, который так редко встречался у людей. Тем более Т'Сони не имела никаких предрассудков по поводу межвидовых или однополых отношений, в её культуре такое было вовсе не принято. Да и к Гаррусу она относилась совершенно дружески, прекрасно понимая, за что любит и ценит своего мужчину капитан. Но смотреть, как эти двое занимаются любовью на кушетке в медотсеке… Нет, интересоваться живым порно Лиаре пока не приходилось, и ей очень не хотелось, чтобы о её случайном свидетельстве кто-нибудь узнал. Шепард, конечно, со стыда не сгорит, как и Вакариан, этого за ними уж точно не водилось, но вот как будет чувствовать себя сама Т'Сони, при мысли, что они знают, что она знает… Нет, думать об этом точно не стоит. Рассуждать было некогда, а возвращаться в свою каюту, где полно работы, желания не было и подавно, так что Лиара приняла единственное вменяемое решение: в бар. Там и выпить чего найдётся и даже прикорнуть на мягких диванах можно будет, если вдруг эти двое затянут с развлечениями. Но и тут азари ждал сюрприз. — От тебя несёт стыдом, — «поздоровался» Явик, сидящий на одном из тех самых диванов, где собиралась устроить себе перерыв Т'Сони. На столике перед ним стояло с десяток разных бутылок и, похоже, он зачем-то их изучал: пробки на бутылках были нетронутыми. — И судя по тому, что ещё я улавливаю феромоны чужого возбуждения, только что ты застала капитана и турианца за тем, что не полагается демонстрировать. — Без комментариев. — Выдавая одну из фраз Шепард, Лиара мотнула головой и прошла мимо протеанина сразу к бару. Надежды, что здесь найдётся заварка для чая и горячая вода, оправдались. Ну хоть с этим повезло. После самого значимого разочарования в её жизни, которое сейчас благополучно сидело за её спиной, Т'Сони стала смотреть на мир куда менее... жизнерадостно. И дело, наверное, даже не в том, что идёт война и каждую секунду где-то живые существа гибнут сотнями и тысячами, хотя и в этом тоже, а в том, что переживать крушение собственных взглядов, любовно взращённых вопреки всему в течение продолжительного времени, всегда тяжело. Поначалу это вовсе не отвратило её от только что появившегося на борту «Нормандии» протеанина. Внутри всё ещё оставалась отчаянная надежда, что просто он не доверяет им, что это просто шок или что-нибудь ещё… Но чем больше она сталкивалась с глухой ненавистью, единственным, как ей казалось, чем жил Явик, тем больше понимала, как ошибалась. И, со временем, юная азари стала находить всё больше и больше причин, чтобы не пойти в очередной раз к этому недружелюбному существу за новыми набросками для своей книги. И когда дети попросили найти способ – как-то подружится с этим парнем… Сказать честно, это было вовсе непросто. Но Санти и Дэниел смотрели на неё с такой надеждой, с таким ожиданием, что азари принялась думать и вскоре, к своему удивлению, выбрала из десятка бредовых вариантов один весьма неплохой. Не без косвенной помощи Шепард, надо признать, которая, в первое утро появления детей на борту корабля и неудавшегося совместного завтрака, изрекла, как тогда показалось Лиаре, совершенно неуместную и анатомически неверную мысль: «Путь к сердцу мужчины любого вида лежит через желудок». Джеймс тогда пояснил, что на Земле есть такая поговорка, с анатомией не имеющая ничего общего, и пока, честно признаться, она всегда работала. Шанс того, что Явику можно есть человеческую еду или что ему вообще понравится нечто подобное, был крайне низок, однако, если верить краткому, но очень эмоциональному рассказу Санти после похода в грузовой отсек, протеанин блюдо одобрил. По крайней мере, не выкинул и съел всё до конца: девочка заставила брата остаться и специально ждать, чтобы увидеть, выкинет Явик пустую коробку или нет. Когда Лиара это услышала, то подумала, что между Санти и Шепард есть нечто схожее. Лиара выбрала стакан побольше и наполнила его кипятком до краёв. Гранулы чая, засыпанные туда ранее, стали медленно растворятся, наполняя комнату терпковатым ароматом. В голове теснились мысли о нескольких последних отчётах от Ферона, прочно вытеснившие воспоминания о недавнем неловком моменте, и Т'Сони не заметила, как стала постукивать пальцами по крышке барной стойки и блуждать взглядом по помещению, дожидаясь, когда чай остынет. Беседовать с протеанином ей не хотелось. От её взгляда не укрылся тот момент, когда Явик едва ли не подпрыгнул на месте, вздрогнув всем телом, а затем до уха донёсся тихий, едва слышимый, протяжный стон. Это вынудило азари снова устыдиться и на этот раз даже покраснеть. Если бы на «Нормандии» не было бы так тихо, то она бы никогда не услышала, как… умеет выражать свой восторг капитан. — Как ты почувствовал? Мы ведь достаточно далеко, — поинтересовалась Лиара, связав два и два в уме и получив интересный вывод. Ладно, она это только слышит, но вот Явик… Каково это, интересно, чувствовать чужие волны удовольствия? Но спросить она, конечно же, такое не посмеет. — Так же, как и ты услышала — слишком тихо. А коммандер очень… громкая. — Протеанин оторвался от изучения этикетки ринкола и посмотрел на азари. — Кажется, они решили продолжить. — Тогда посижу здесь ещё. — Лиара взяла свой стакан и разместилась на том же диване, что и Явик, только на другом его конце. — Что ты делаешь? — Закономерный вопрос, который напрашивался уже давно, но из-за собственной упёртости Т'Сони не хотела его задавать, чтобы завязать беседу. Впрочем, как она полагала, завязать беседу не позволит сам Явик: в этом деле он преуспевал просто мастерски. — Алкоголь в нашем цикле был под запретом, так же как и азартные игры. — Он повертел в руках бутылку и вернул её на стол, взял следующую. Продолжения пояснения не последовало. — И ты решил изучить… ассортимент нашего цикла. Хочешь попробовать? — выдвинула предположение Лиара, обжигая горло ещё недостаточно остывшим чаем. — Хочу понять, что вы в нём находите, если создаёте такое разнообразие видов. — Но ты ведь ни одну не откупорил. Двухминутная пауза. Явик снова вздрагивает, несложно догадаться от чего, но последующего звукового сопровождения Лиара не слышит из-за вопроса: — Выпьешь со мной? Предложение было, мягко сказать, неожиданным. Т'Сони чуть чашку из рук не выронила, услышав его. Наверное, пойманные феромоны, или что там чувствует Явик, чужого оргазма всё-таки как-то влияют на мозг. Никак иначе объяснить мотив этого предложения у Лиары не получается, а сам Явик… Явик думает, что после этого порекомендует Шепард проводить сеансы успокоения с турианцем в своей каюте, откуда до него не долетают радужные всплески их эмоций до собственных звёздочек перед глазами. Внутри словно бы разливается чувство, что он уже пьян, что его голова уже хмельная, а тело теплеет и требует какой-то странной, неправильной активности. Потребности. Если бы не это, он никогда бы не озвучил то, что навязчиво и неразумно вертелось в его голове. На самом деле Явик выбрался из своей каюты за тем, чтобы подумать над тем, как лучше сказать «спасибо» за ту «тарелку примирения», которую приготовила Лиара по просьбе детей. В мире, где есть только война, где остались только боль и кровь умирающих, их страдания и печаль, не встретишь радости и любви. У тебя даже нет возможности понять, что это такое – тепло чужой души, ведь всё то, чем ты владеешь, всё, что умеешь, должно быть направлено только на одно – на победу, и ни на что другое. Есть только выбор: сражаться или быть убитым, и он не предусматривает наличия таких слабостей, как привязанность или хотя бы дружба. Только долг. Только победа. Любой ценой. Он вовсе не ожидал, что сама азари придёт в бар посреди ночи. Собственно, потому и было выбрано такое время, но раз уж так получилось, то не воспользоваться случаем было просто нельзя, даже если приемлемого способа он до сих пор не нашёл. А она, как назло, всё молчала и не начинала разговора, даже присущего ей любопытства, так раздражавшего его в начале их знакомства, не испытывала. Просто стояла и смотрела по сторонам, ожидая, когда её чашка с чаем остынет, витая в собственных мыслях. Возможно, она не хотела с ним разговаривать, потому что сама постоянно натыкалась на стену, задавая ему какие-то свои глупые вопросы про протеан и всё, что с ними связанно. По крайней мере, Явику они казались весьма глупыми. — Хорошо. Она соглашается, надо же. Даже спустя продолжительную паузу, взятой на сомнения и размышления, Явик буквально чувствовал их всей поверхностью своего панциря, слышать положительный ответ немножко удивительно и, что ещё более странно, приятно. Наверное, подсознательно он всё же ожидал отказа и он уже заранее ему не нравился. Явик кивает и разворачивается к бутылкам, до сих пор не зная, с чего же лучше начать. Взгляд останавливается на недавно побывавшем в руках ринколе. — Это точно не то, с чего стоит начинать знакомство со спиртным. Тем более в компании девушки, — мягко вмешивается азари, отставляя свой стакан с чаем и чуть наклоняясь вперёд, чтобы самой попристальнее посмотреть на предлагаемый ассортимент. Забавно, как она аккуратно подчеркнула свой статус, намекая на… что? — Тогда что? — Вот эту. Мягкий, не сильно пьянит, хорошо согревает. — Синий пальчик указывает на бутылку с надписью «ТМ88». — Это перуанский виски, его экспортируют с Земли. — Протеанин послушно берёт бутылку, рассматривая её горлышко и пробку, которым то было закупорено. Удивительно, как легко он доверился в этом вопросе мнению этой азари. — Я принесу бокалы. Пробка поддаётся на удивление легко, стоит добавить чуть-чуть биотики, однако, вынимающая что-то из бара Т'Сони этого даже не замечает. — Шоколад и лимон. — На стол опускаются два широких стакана, тарелочка с нарезанным жёлтым, как она сказала, лимоном и упаковка с надписью «молочный шоколад». Это, видимо, чтобы закусывать: Явик видел, как эту традицию тщательно соблюдают люди, чтобы быстро не пьянеть. Разумное решение. Коричневатый виски тягучей патокой наполняет собой стаканы, и они оба остро чувствуют его аромат, вмиг наполнивший комнату. Удивительное свойство хороших напитков – одним своим запахом и игрой света в стеклянной посуде, создавать приятственную, доверительную атмосферу. Когда хочется сесть на диван поудобнее и поближе, посмотреть на собеседника внимательным взглядом, облизнуть вдруг пересохшие губы и… Лиара едва заметно встряхивает головой, видимо, отгоняя этот образ, что случайным образом возник в её мыслях, и также случайно передался ему. Почему-то начинает складываться ощущение, что они делают что-то… запрещённое. Это странно, потому что, например, той же Шепард даже биологическая несовместимость не мешала творить действительно неподобающие вещи, причём, не в особенно предназначенных для этого местах. А они что? Он всего лишь собирается выразить благодарность и ничего больше. — За победу? — неуверенно предлагает азари, поднимая свой стакан. Явик молча кивает, не желая как-то комментировать этот совершенно не подходящий, по его мнению, тост. Ему не хочется испортить и так с трудом завязывающийся разговор, поэтому он просто опрокидывает в себя содержимое стакана, быстро и резко, ожидая неприятного взрывного вкуса. Но перуанский виски удивляет его: он течёт по горлу так же мягко, как и в стакан недавно, обволакивает и действительно едва ли не плавит всё, что находится у протеанина внутри. Т'Сони, похоже, знавшая, с чем имеет дело, пьёт его медленно, смакуя каждый глоток и Явик начинает даже находить в этом какую-то красоту… В её позе, в этой неспешности. Затем она берёт дольку лимона, откусывая мякоть и оставляя желтоватую кожуру. Явик повторяет её действие. Впрочем, такие мелочи, как кожура какого-то фрукта его заботят мало, а потому долька отправляется в рот целиком. Куда больше его внимание привлекает то, что азари занимает рядом с ним ту самую позу, которую ненароком создала в своих мыслях: боком к нему, опираясь одной рукой на спинку дивана, и на десять сантиметров ближе, чем в прошлый раз. Разговор упорно не желает завязываться, а вот мягкое тепло уже растекается по телу, поднимаясь из глубины желудка куда-то к голове. Явик откидывается на подушки, принимая чуть более расслабленную позу, раз уж их разговор предполагается несколько более тёплым, чем просто деловое общение. В голове упорно подбираются варианты того, как стоит начать то, что он хочет ей сказать. — Почему ты решил поинтересоваться этим? — Лиара обвела рукой полные бутылки перед ними. — Есть ведь куда более интересные вещи… — Устал изучать более интересные вещи. — Она снова начинает первой, и это не может не радовать. Явик решает, что для продолжения беседы стоит наполнить бокалы повторно и даже начинает наливать виски, однако… — Это ты про психологию человеческих детей? — Рука его едва уловимо дрогнула, но ни капли жидкости на стол не пролилось. Неужели человеческая девочка разболтала? Или нет, скорее, это то, о чём шепчутся все люди на корабле: об архивах Серого Посредника, торговца информацией, который знает всё и обо всех. Подчищать за собой следы в экстранете он, похоже, ещё научился недостаточно, чтобы кое-кто перестал быть в курсе его интересов. — Нет, это здорово, что ты пытаешься наладить с ними контакт… и… Ой… — Досада. Он чувствует её очень ярко: азари сожалеет о своём вопросе. Удивительно, как легко ему удаётся улавливать её эмоции, несмотря на то, что где-то там, через несколько стен, находится куда более яркий их излучатель, который, к слову, обычно держится весьма и весьма спокойно, не захламляя эфир ненужными всплесками. Может быть это из-за того, что несколько минут назад он сам невольно стал испытывать нечто похожее на… влияние феромонов? Это сделало его более восприимчивым или просто он так оправдывает свои попытки найти нужную точку преткновения? — Извини, я не хотела лезть в твои дела. — Смущение и лёгкий стыд вынуждают её потереть переносицу: обычный жест в такой ситуации, который Явик внезапно для себя подмечает очень остро. Между ними снова образовывается неловкая пауза, и протеанину, наконец, это надоедает. В конце концов, не можешь придумать обходной путь – иди напролом. — Я хотел сказать спасибо. Сначала Т'Сони показалось, что она ослышалась, а перуанский виски оказался гораздо коварнее, чем о нём говорят, но последовавшее продолжение заставило отказаться от этой идеи. — Но так и не придумал, как это сделать лучше. — Явик сегодня просто кладезь неожиданных откровений. Лиаре впервые довелось услышать от него что-то подобное. Раньше ей казалось, что протеанин скорее в лепёшку расшибётся, чем признает благодарность кому-то, потому что… ну как же, они же примитивы. Но нет, вот тебе, пожалуйста: целая, хоть и немного своеобразная, благодарность. Ничего более умного, чем спросить: «За что?», азари не придумала. Она действительно не понимала, какие из её действий вызвали у протеанина желание поблагодарить. Может, это за то, что в последнее время она не цепляется к нему с кучей своих вопросов? Или за то, что согласилась выпить? Явик поднял свою ладонь к лицу, почему-то пристально её рассматривая, и игнорируя вопрос, продолжил гнуть свою линию. — У меня не так много хороших воспоминаний, тем более тех, которыми можно было бы поделиться. Но больше у меня ничего нет. — Он протянул руку к Лиаре, и та впервые ощутила на себе, что это такое – обмениваться воспоминаниями. Не проникать в чужое сознание, а действительно получать цельные образы от того, кто умеет это делать. До этого Явик проделывал это только с капитаном, как и она сама когда-то, чтобы помочь разобраться и понять самой. По поверхности кожи побежали мурашки, проникая внутрь тёплыми иглами. Яркое слепящее солнце заливает своим светом маленький двор, окружённый высоким забором и плотно заросший зелёной травой. Откуда-то из-за горизонта поднимается чёрный дым, но маленький протеанин не обращает никакого внимания на него: он привык к этому постоянному чёрному дыму в небе, его куда больше интересует металлическая труба в руках и трава вокруг, по которой он увлечённо молотит, представляя, что это враги. Он уже знает, что их мир наполнили чужие существа, готовые уничтожать всё живое, как и знает то, что единственное, что ему уготовано – это сражаться с ними. Но это вовсе не печалит маленького мальчика: сейчас для него сражение – это весёлая забава. Откуда-то из-за спины его зовёт знакомый голос. Явик оборачивается на него, с трепетом и восторгом узнавая в фигуре отца: слегка припылённого, очень уставшего, но наверняка уничтожившего сегодня парочку Жнецов. Явик им очень гордится. Он бежит к нему, чтобы поприветствовать отца, как подобает настоящему протеанскому солдату, и получить в ответ такое же лаконичное приветствие. — У меня для тебя кое-что есть. — Отец не улыбается, но это мальчишку не заботит так же, как и чёрный дым: обычное явление в его маленьком мире. В руки опускается тяжёлый плазменный дробовик. — Специальная модель для обучения, — поясняет отец, когда Явик с дичайшим восторгом осматривает оружие в своих руках. Неужели это его первый дробовик? Его первое настоящее оружие, которое он сможет направить во славу своего народа? — Спасибо, отец! — Он незамедлительно вскидывает его, надеясь, что со стороны это выглядит хотя бы вполовину так же круто, как это делал отец, и старается прицелиться. Но дробовик всё ещё слишком тяжёл, несмотря на всю специально облегчённую конструкцию. — Я буду стараться. — Первый выстрел выходит сильно мимо цели и вызывает у старшего родителя только хмык. Это вызывает лёгкое чувство досады, но всё равно не может затмить того счастья и гордости, что он испытывает, получив своё первое оружие. Отец хлопает его по голове и удаляется обратно в дом, оставляя сына учиться стрелять. Воспоминание заканчивается резко, специально оборванное его обладателем. Лиара выдыхает, оглушённая чужими эмоциями и собственной реакцией на них. Чувства смешиваются внутри: чужая радость и собственное сочувствие к тому, кто радовался не новенькой игрушке, а оружию. Сколько ему тогда было? Десять-двадцать лет по азарийским меркам? Она знает: он почувствует её жалость, но никак не может избавиться от неё. Да, она понимает и всё же… Для неё, выросшей в мирное время, имеющей возможность выбирать свой путь самостоятельно, это так дико. И всё же это доверие, которое он ей оказал, показав, возможно, единственное хорошее воспоминание своей жизни. Это было приятно. Явик сделал несколько глотков из своего стакана. Он по-прежнему смотрел перед собой, и лицо его оставалось всё таким же мягким и расслабленным. — Я… — Что она должна сказать? Поблагодарить? — Сколько тебе было? — Одиннадцать лет, по вашим меркам. — Извини, но это ужасно. — Лгать всё равно бессмысленно. Его рука всё ещё лежит на её предплечье, и он чувствует всё, что она сейчас испытывает. — Дети должны радоваться… не оружию. — Она берёт свой виски и пытается справиться с противоречиями в собственной голове. — Это была большая честь получить его в таком раннем возрасте. — Кажется, он пытается объяснить ей, почему, по его мнению, это хорошее воспоминание. — А твой отец… он?.. — Был одним из лучших воинов. — Неприкрытая гордость звучит в его голосе. — Он уничтожил множество врагов, прежде чем погиб, спасая нашу столицу. — Явик убирает руку, так, похоже, и не дождавшись того, что надеялся услышать в чужих эмоциях. Он уже сожалеет, что решил выразить свою благодарность таким способом. Существа этого цикла слишком изнеженные для того, чтобы понять его заслуженную гордость. Или, может быть, он просто выбрал не того, кому доступно такое понимание? Кроган или турианец точно восприняли бы всё правильно. В любом случае, сейчас ему не хочется, под влиянием хмеля случайно передать азари своё разочарование. Даже если она не поняла, это ничего не меняет: он просто выразил своё «спасибо» так, как умел это делать. — Спасибо, что показал мне это. Я понимаю. Это вызывает раздражение, и Явик уже даже собирается, как это бывало обычно, сказать что, мол, ничего ты не понимаешь, азари, но в этот момент его рука оказалась в плену чужих тёплых пальцев, и в сознание хлынуло другое воспоминание: Разлетающийся на осколки огромный Предвестник, уничтоженный армадой боевых кораблей. Он видит это откуда-то со стороны, с корабля, пролетающего совсем рядом со всё ещё взрывающимися обломками и чувствует ликование. Удовлетворённое чувство заслуженной победы в этом сражении, облегчение, что всё уже закончилось и безумную волну надежды, что Шепард и те, кто пошли с ней, живы. Воспоминание исчезло, а вот рука – нет. Точнее, Лиара попыталась ей убрать, но Явик успел перехватить её: он чувствовал, что за этим коротким обрывком было что-то большее и ему очень хотелось узнать – что именно. Научить. Согреть. Желание подарить любовь. Стать другом. Понять его. Облегчить бремя. Т'Сони с силой выдёргивает руку, глядя на протеанина одновременно возмущённо и смущённо. Прижимая ладонь к себе, словно бы он мог снова её перехватить, чтобы самым наглым образом вторгнуться в её душу, азари резко встаёт с места. Явик уверен, что сейчас она со всего маху приложит его биотическим ударом и, ему стоит это признать, будет не так уж и не права, но вместо этого Лиара просто покидает комнату, оставляя его наедине с бутылкой, полными стаканами и ощущением того, что у него есть возможность… — Какая нелепость. — Явик снова одним махом опрокидывает в себя виски, чтобы вытеснить из головы все недостойные воина мысли. Жнецы. Вот те, на ком он должен сосредоточиться. Его погибший народ. Вот те, за кого он должен отомстить. Никаких других целей быть не может. Никаких иных мыслей быть не может. Никаких… И всё же…

***

      Шепард блаженно потянулась, переворачиваясь под мягким одеялом. Обнажённую кожу груди, кроме ткани постельного белья, ещё и приятно грели гладкие турианские пластины. — Ты всё-таки неплохо здесь устроился, — оценила она воистину чуть ли не царское ложе, которое Гаррусу удалось оборудовать в главной батарее. — А почему не спальная капсула? Трёхпалая рука двинулась по её бедру к талии и назад, поглаживая. Несмотря на то, что Вакариан лежал с закрытыми глазами на специальной турианской подушке и был уже несколько утомлён их полуторачасовыми упражнениями, он всё ещё не спал. — Устал от них. Захотелось чего-то более естественного и натурального. — Низкие частоты в его голосе выдавали полную расслабленность и удовлетворённость всем происходящим. — К тому же, если бы я предпочитал капсулы, где бы мы провели последние полчаса? — Ну… — Джейн провела пальцем по костяному вороту, стремясь добраться к коже у основания шеи. — Нашли же мы место в медотсеке, в кают-компании, на кухне и в… — Да-да, я понял. — Турианец тихо рассмеялся, придвигаясь немного ближе. Открыл глаза, перемещая руку выше, к лицу, касаясь на своём пути всего, до чего смог дотянуться. Сейчас он уже привык гладить её нежную кожу так, чтобы острые когти на руках не оставляли царапин. — Завтра ведь мы оставим детей на Цитадели? — неожиданно спросил он, когда Шепард перехватила его руку и сжала в своей. — Да. — В её голосе проскользнула тень сожаления. — Но мы сможем заходить к ним… Когда будем посещать Цитадель. А после войны… — Шепард замолчала, прикусив язык. Строить планы на это время ей не хотелось. Тем более обнадёживать себя тем, что всё будет хорошо, и все останутся живы. Такого не будет. Даже ей это не под силу. — Может быть, когда-нибудь у нас появится семья. Если ты захочешь. — Он сжал их переплетённые пальцы чуть крепче. — А теперь, давай спать. — Получив утвердительный кивок, Гаррус подождал, пока его женщина устроится на нём поудобнее, вот уже странная привычка заползать на него едва ли не на половину во время сна. — Спокойной ночи, Джейн. — Спокойной ночи, Гаррус.