А она ещё ждёт...

Ты однажды вдохнешь терпкий ладан октябрьской луны, В сердце сдвинется нож, боль поднимется из глубины; Неужели ты ждешь воплощенье беды, духа сумрачной стали, Чтобы снова дать мне напиться воды, этой пьяной хрустальной воды?..

Небо затянуло плотным серым покровом. Вдали глухо громыхнуло раз, другой… Третья гроза за неделю... нечему удивляться. Кажется, в этом унылом, забытом Богом краю иначе и быть не может: кругом бескрайние болота, глухие деревушки, отстоящие друг от друга на десятки миль, почва, непригодная для земледелия… И лишь одна отрада оставалась местным жителям – благоухающий, звенящий розовый вереск, облака его, легкие, полувоздушные, как вечное напоминание о ярких красках и тех моментах, которые вечно хранятся в глубинах сердец… Подняв голову и пристально поглядев на горизонт, женщина недовольно покачала головой и, поправив выбившиеся из-под косынки тусклые пряди, направилась к своему дому. Тяжёлое ведро, доверху наполненное мелкими клубнями картофеля, оттягивало ей руки, но она, как ни в чём не бывало, дотащила его до крыльца и только там позволила себе немного передохнуть. Жительница маленького хутора, расположенного на самом краю болота, давно привыкла не жаловаться на жизнь: уже много лет женщина в одиночку тащила на себе всё хозяйство, состоящее из большого огорода, пары десятков кур и гусей, двух коз и старой тощей коровёнки. Домашние заботы тяжким грузом легли на её узкие плечи, так что в свои тридцать пять лет хозяйка дома на отшибе выглядела точно как пятидесятилетняя: седые пряди, морщины на бледном лбу и в уголках ничего не выражающих глаз… Но самым примечательным был её взгляд. Он был тусклым и безжизненным, словно сама Смерть пристально изучала мир из-под полуопущенных век. Мертвые глаза на мертвом лице. Едва женщина успела подхватить ведро и скрыться за дверью, как с неба хлынули мутные струи дождевой воды. Капли мелкой дробью барабанили по крыше, навевая тоску и уныние. Выглянув в окно, селянка тяжело вздохнула: ливень наверняка будет идти не один час. Снова затопит хлев, земля в огороде превратится в жидкое грязное месиво, точно смоет часть забора… Ну что ж, значит, придётся брать в руки инструменты и приступать к исправлению нанесённого бурей ущерба. Внезапный стук в дверь заставил женщину вздрогнуть и в ужасе уставиться на дверь. Кого это принесло в такую погоду? Может, что-то случилось у соседей? На всякий случай прихватив прислоненную к печке кочергу, хозяйка медленно, осторожно подошла к порогу и глухим от волнения голосом спросила: - Кто там? - Мир дому сему! Не пустите ли переждать непогоду? Случайный прохожий? В этих краях? Свежо предание, да верится с трудом… Собрав в кулак всё своё мужество, женщина решительно взялась за ручку и приоткрыла дверь. Шум разбушевавшейся стихии тут же ворвался в дом, заполняя небольшую горницу. Ослепительно сверкнула молния, а через секунду раздался оглушительный удар грома. От неожиданности селянка зажмурилась. Спустя пару мгновений, открыв глаза, она разглядела своего нежданного гостя. На пороге стоял высокий мужчина в заляпанной грязью дорожной одежде, опоясанный мечом - мечом без ножен, что более всего настораживало; с мятого плаща ручьями текла вода, оставляя на крыльце мутные лужи. Увидев испуг хозяйки, он еле слышно фыркнул, но тут же взял себя в руки и учтиво поклонился: - Дозволено ли будет усталому путнику войти в это гостеприимное жилище? Женщина настороженно оглядела незнакомца: судя по всему, тот не был обычным бродягой, да и на бандита с его манерами он тоже не походил… все же, в тихом омуте... - Проходи, - сдержанно кивнула селянка, впуская мужчину в дом. Пригнувшись, чтобы не удариться головой о притолоку, путник вошёл в горницу. Только сейчас хозяйка поняла, насколько высоким был её гость. Рядом с ним она почувствовала себя маленькой беззащитной девчонкой. Было и ещё кое-что пугающее в его облике: от левого уха до подбородка смуглое лицо мужчины пересекал уродливый старый шрам, стягивающий кожу. Нахлынувшая волна страха заставила женщину нервно сглотнуть и перехватить поудобнее кочергу, которую она по-прежнему держала в руках. Заметив это, незнакомец мягко произнёс: - Тебе нечего бояться. Страшит мой облик? Да, согласен, приятного мало, но я не грабитель и не беглый каторжник. Я странствующий воин, наёмник, не имеющий собственного очага. Голос мужчины, низкий, с хрипотцой, чудесным образом успокоил хозяйку дома. Что-то заставило её поверить в то, что нежданный гость говорит чистую правду. Она послушно отложила в сторону своё оружие и только тут спохватилась, что они до сих пор стоят на пороге. Широким жестом женщина торопливо пригласила незнакомца за стол, а сама тем временем начала собирать нехитрый ужин. За окном начали сгущаться сумерки, почти неотличимые от серой пелены дождя. Мягкий полумрак толстым одеялом окутал комнату, придавая окружающей обстановке лёгкий оттенок тоскливой таинственности. Селянка, достав из небольшого ларчика несколько восковых свечей, зажгла их и укрепила на плоской глиняной тарелке, которую перенесла на стол. В мерцающем свечном пламени лицо воина показалось женщине уставшим – нет, не от долгого пути и лишений. Уставшим от жизни. Мельком заглянув в его глаза, она поразилась – в них была пустота. С трудом оторвавшись от изучения лика гостя, хозяйка вернулась к печи и вскоре возвратилась с тарелкой пшенной каши, ломтём чёрного хлеба и кружкой эля. Поставив перед мужчиной скромное угощение, она виновато улыбнулась, разведя руки: - Как говорится, чем богаты… - Ты предоставила мне кров и ужин, и ещё просишь прощения? – перебил незнакомец. – Право же, молчи! - несколько устало, но твердо произнес он, еле заметно покачав головой. Растерянная женщина опустилась на лавку напротив мужчины и принялась наблюдать за тем, как он аккуратно откусывал хлеб, подносил ко рту ложку и неторопливыми глотками потягивал эль. Покончив с едой, гость поднялся из-за стола и в пояс поклонился хозяйке: - Признательность моя безгранична. Скажи, чем я могу отблагодарить тебя? Селянка задумалась. Может, попросить его завтра починить забор? Подлатать прохудившуюся крышу сарая? Перекопать грядки? Странно, но эти варианты женщина сразу же с негодованием отмела прочь. Но что же тогда? - Расскажи о себе, - в конце-концов вымолвила хозяйка дома. Незнакомец удивлённо приподнял бровь, от чего шрам на лице слегка искривился, придавая лицу какое-то звериное, страшное, дикое выражение. - Что ж, раз ты сочтёшь это платой… - воин уселся обратно на скамью, прислонившись к бревенчатой стене. - Детство своё я помню смутно. Иногда в голове всплывают какие-то размытые образы: деревня, заливные луга с сочной травой, бескрайние поля, где колосится золотая пшеница, тенистые рощи с прохладными родниками, беготня с соседскими мальчишками, ночные посиделки у костра… - мужчина плавно, неспешно вёл рассказ, и женщина словно воочию видела всё, о чём он говорил. О, как же ей было это знакомо! Ведь она сама всё детство провела в таком же ярком, солнечном селе, но после смерти отца нужда заставила перебраться их семью в эту глушь, которую местные жители звали «землёй без радости». - …выгорела дотла, а меня подобрал подоспевший на помощь отряд наёмников, - хозяйка вздрогнула и мысленно пожурила себя, поняв, что упустила из-за раздумий часть рассказа. – Я рос среди солдат, научился обращаться с оружием. Став взрослым, я ушёл от них, решил самостоятельно зарабатывать себе на хлеб. Так из сироты-сорванца я стал воином-скитальцем, - ночной гость с горечью усмехнулся. – Сколько же с той поры минуло зим… Не счесть тех битв, в которых я принял участие, не счесть тех лиг, что я прошёл по бесконечным дорогам, по дремучим чащам, по бруснике во мхе… - тут мужчина резко оборвал фразу и умолк, уронив голову на грудь. Женщина сидела тихо, комкая в руках край передника. До чего же они были схожи – две исстрадавшиеся без любви и ласки души, волей случая оторванные от всего, что было им дорого и вынужденные влачить жалкое существование в тумане, осиянные лишь смутной надеждой отыскать потерянный свет… Поддавшись внезапному порыву, она поднялась со своего места, подошла к воину и накрыла его покоящуюся на колене горячую сухую руку своей тёплой ладонью. От неожиданного прикосновения незнакомец вздрогнул и поднял недоумённый взгляд на ту, что приютила его на время дождя. - Тебе выпала тяжкая доля, воин, - вполголоса произнесла хозяйка, - но сегодня отринь свои тревоги и печали, освободи своё сердце от груза, что гнетёт тебя. Отдыхай, - и она ещё раз посмотрела в его бездонные глаза… *** Тусклый серый рассвет. Ливень прекратился, и лишь отдельные капли, падающие сверху, намекали на то, что дождь вновь готов обрушиться на этот многострадальный край. Туман рваными клочьями стелился по земле, нехотя рассеиваясь под редкими лучами еле виднеющегося из-за туч солнца. В полном молчании женщина смотрела, как воин набрасывает на плечи потрёпанный плащ и опоясывается мечом. Нет, она ни за что не упрекнёт его – этот путь он избрал давным-давно. Скиталец, волосы которого пахнут вереском… - Может, останешься? Хотя бы на день, - селянка знает, что он ответит на эту просьбу, но она не может сдержаться. Тишина угнетает, давит на уши, её невозможно больше терпеть… - Я должен идти, - воин печально качает головой. – Через три дня охотничий отряд уходит на север. Надо поторопиться, - окончив сборы, он решительно выходит из дома. Бледная, в длинной ночной рубашке и с распущенными волосами, похожая на призрака из древних ржавеющих легенд, она на негнущихся ногах медленно поднимается с кровати и идёт следом за ним. Неужели это возможно – всего за одну ночь так прикипеть душой к незнакомому путнику? Он стоит на крыльце, вглядываясь вдаль. Там вьётся его путь – к ряду холмов, которые кажутся седыми от осевшего на них тумана. Воин едва слышно вздыхает: снова в дорогу, снова голод, бессонные ночи… И вереск. Невесомые, розовые облака цветущего медвяного вереска - воплощения надежды. Узкая ладонь осторожно касается его плеча. Даже через плащ и рубашку наёмник чувствует, насколько же холодна её рука. Он оборачивается и осторожно, будто она хрустальная, касается её щеки. - Если ты не можешь остаться, то, может, я могу разделить с тобой тяготы странствий? Воин замирает. Этого вопроса он никак не ожидал. Наёмник смотрит в лицо той, что вернула жизнь его пустым глазам. Нет, она не должна идти с ним. Она и представить себе не может, что ждёт её за порогом… Отрицательно покачав головой, воин тихо отвечает: - Ты не знаешь, там - холод и мгла. Селянка сделала шаг назад. Искра надежды, что зажглась было в её сердце, медленно, но верно угасала. Что ж, этого следовало ожидать – он странник, привыкший к свободе, не скованный никакими обязательствами. А кто для него она? Всего лишь случайная знакомая, приютившая его на ночь и разделившая с ним трапезу и постель… Воспоминание о последнем заставили вспыхнуть щёки женщины ярким румянцем. Нет, это было не простое единение двух стосковавшихся по плотским утехам тел – это было слияние двух частей одного целого, двух потерянных, до вчерашнего дня не подозревающих о существовании друг друга половинок… Слегка тряхнув головой и решительно отогнав навязчивые образы прошедшей ночи, женщина чуть дрожащим голосом произнесла: - Таково твоё решение, и не мне осуждать тебя. Ступай, и пусть твой путь будет быстрым и лёгким, воин вереска!.. - Старухи на завалинках нарекали меня воплощеньем беды, в одном краю на востоке я получил прозвище «Дух сумрачной стали», а вот воином вереска назвали впервые, - мужчина как-то печально улыбнулся, и улыбка эта совсем не вязалась с его лицом, словно высеченным из камня. – Хозяйка, уважь гостя в последний раз - не позволь вереску увянуть раньше времени, дай напиться вволю! Каким образом у неё в руках оказался глиняный кувшин, полный студёной колодезной воды, селянка не помнила. Она видела перед собой только его улыбку и глаза, в уголках которых прятались искорки тепла. Даже страшный шрам на лице теперь не казался таким уж уродливым. Отдав кувшин воину, женщина завороженно смотрела, как тот пьёт; мелкие капли скатывались по его подбородку, срывались вниз и, достигая дощатого крыльца, разбивались на мириады крошечных брызг. Напившись, мужчина вернул хозяйке кувшин и слегка наклонил голову в знак благодарности: - А теперь мне пора. Прощай, и да сопутствует тебе удача, - с этими словами воин-скиталец решительно развернулся и пошёл прочь со двора. Она смотрела ему вслед, не в силах поверить в то, что его больше не будет рядом… - Я буду ждать, - тихо произнесла женщина, машинально прижимая к себе холодный глиняный сосуд. Наёмник замер как вкопанный. Спустя несколько секунд он проговорил - глухо, отрывисто, словно стараясь придать своему хрипловатому голосу какой-то нежности: - Я не вернусь. Жди, не жди – никогда не вернусь. *** Холодный октябрь. Голые деревья вздрагивают от сильных порывов ветра. Ливень беспощадно, словно плетью, хлещет несчастные дрожащие стволы, властно прижимает к земле низкие кустики, заставляет воду в ручьях и лужах пузыриться, ломает и без того искривлённые частоколы… Ей всё равно. Она стоит на крыльце со свечой в руках, бережно защищая крошечный огонёк от шквала, и силится разглядеть что-то сквозь пелену дождя. Уже давно женщина отдалилась от остальных жителей деревушки; дом на краю болота постепенно ветшал, хозяйство приходило в упадок, огород зарастал бурьяном и сорной травой – а у неё из головы всё никак не шёл тот наёмник, чьи волосы пахли вереском, воин, разбередивший её душу… Женщина подняла голову и посмотрела на небо. В прорехе туч на мгновение показалась бледноликая красавица луна. Короткий вздох вырвался из груди, а сердце заныло. Кто знает, где сейчас находится скиталец с мечом без ножен? Странствует ли он по-прежнему, или же давно сгинул в боях? Разум из года в год твердил: «Не жди его, он не придёт», но она раз за разом отгоняла эту мысль прочь. Вот и теперь, постояв ещё немного, селянка уходит в дом, но вскоре возвращается с тем самым кувшином, который она подала ему, провожая в дорогу. Сосуд полон воды, и при каждом неосторожном движении женщины на землю выплёскивается свежая живительная влага, мгновенно смешиваясь с дождевыми каплями. Не обращая ни малейшего внимания на разбушевавшуюся стихию, хозяйка дома на отшибе доходит до старого колодца, который они копали вместе с матерью, как только переехали в этот негостеприимный край. Бережно поставив кувшин на край, она достаёт из-за пазухи восковую свечу и, укрепив её в щели между камнями и закрыв собой от дождя и ветра, поджигает. Слабое пламя шипит и грозится вот-вот погаснуть, но женщина ловко накрывает свечу принесённым с собой стеклянным колпаком, в котором проделаны специальные отверстия для доступа воздуха – она заказала его у местного стеклодува как раз на случай такой мерзкой погоды. Хозяйка удаляется прочь. Поднявшись на крыльцо и взявшись за дверную ручку, женщина оборачивается: трепещущий огонёк ясно виднеется сквозь хрустальную плотную завесу. Всю ночь она то и дело просыпается, ворочается с боку на бок и не может обрести покой; долгожданный отдых оборачивается для неё сущей каторгой. Уже ставшее привычным состояние… Едва наступает безрадостный рассвет, селянка выскакивает из дома и с надеждой бежит к колодцу, раня босые ноги о ветки и острые камни. Но нет – кувшин полон, а под стеклянным колпаком – потухший свечной огарок. Бедняжка, на что она надеется? Он выразился предельно ясно – «никогда не вернусь». Глупое сердце, так почему же ты, после стольких лет, по-прежнему ждёшь его? Очередной безумный порыв – бежать прочь, искать его, искать и, встретив, прижаться к нему изо всех сил. И в который раз за эти годы женщина подавляет его, печально качая головой – она не нарушит не высказанный им вслух завет – «и не ищи в морозной мгле следов, что воин вереска оставил, уходя»…