зимнее кружево

The fire is slowly dyin' And, my dear, we're still goodbyin' As long as you love me so Let it snow, let it snow, let it snow Let it snow — Frank Sinatra

Окруженный могучими соснами, Нурменгард утопал в снегах. Небо напоминало белоснежную вуаль, сотканную из миллиарда различных снежинок, что торопливо опускались на ветви деревьев и покрывали промерзшую землю. Высокие сугробы лениво поблескивали, во всю наслаждаясь игрой последних декабрьских лучей. Канун Рождества наступал, и природа, словно чувствовала, приход долгожданного многими людьми праздника. Винда стояла возле окна, стекла которого преобразил морозец, украсив их бесконечной вереницей узоров, и всматривалась вдаль, чувствуя, как холодок пробежался по спине. Аристократка слегка поежилась, отстранив руку от прохладной поверхности. Она была облачена в темно-зеленое шелковистое платье, которое совсем не помогало согреться. Розье захотелось накинуть на плечи шаль, что она оставила скучать возле софы, но она продолжала стоять у окна, прищурившись из-за ярких лучей. Это было её первое Рождество в Нурменгарде — главной резиденции Геллерта Гриндевальда — и Розье не могла понять, отчего на душе у неё было так неспокойно. Словно резкий ветер, что внезапно налетел и растрепал пушистые ели, заглянул и к ней, куда-то глубоко-глубоко, встрепенул все изнутри, всколыхнул воспоминания давно минувших дней. Винда едва слышно усмехнулась, небрежно намотав на кончик пальца непослушный смоляной локон. Она не входила в число тех девушек, которые с замиранием сердца и трепетом в груди ждали канун Рождества, приносящий свою особую магию. Винда всегда считала Рождество обычным явлением, а его празднование — одной из тех традиций, благодаря которой все могут надеть маски благополучия, приветливо друг другу улыбаться и забыть о всех старых обидах и разногласиях. Так обычно и делали её родственники и многочисленные знакомые, однако стоило часам пробить двенадцать ударов, и все возвращалось на круги своя. За все время, что Винда провела вдали от семьи, она сумела написать родителям всего-то несколько писем, в которых упомянула лишь о своем благополучии и о том, чтобы они избавили себя от лишних волнений. Однако порою ей казалось, что отца и вовсе перестала волновать судьба любимой дочери, что предпочла бросить свою семью и предать их интересы ради «молодого фанатика, возомнившего себя непонятно кем». Именно так и отозвался мистер Розье о Гриндевальде после того, как узнал о нашумевшем вокруг его персоны скандале. Сердце матери было намного мягче и нежнее, но Винда была уверена, что против воли отца она не пойдет. Иногда ей хотелось написать матери, однако стоило только сесть за стол и взять в руки чистый листок бумаги, она ловила себя на мысли, что совершенно не знает, что писать… Даже написание пары строк превращалась в непосильную задачу. Вспомнив о семье, которую волшебница не видела уже очень давно, её сердце немного защемило от тоски, но печаль её прошла так же быстро, как и началась. И она невольно вновь окунулась в мир своих воспоминаний. В Канун Рождества особняк семейства Розье превращался в настоящую пороховую бочку. Кругом царила суматоха: домовые эльфы носились с подносами, матушка проверяла списки приглашенных родственников и бранила отца, что по привычке задерживался в министерстве. И так продолжалось весь вечер: обсуждение светских новостей, игра свечей, отражающаяся на гирляндах и гигантская елка, украшенная всевозможными игрушками. Но больше всего Винда ждала окончания вечера. Особенно будучи совсем ещё юной, она любила сбегать из затихшего дома, что буквально пару мгновений назад успел проводить гостей, и приходила на площадь. Туда она частенько наведывалась после прекращения торжества именно зимой. Каток был великолепен. Винде нравилось кататься в совсем легкой накидке, наблюдая за тем, как фонарные огоньки пляшут по заледенелой поверхности. Пожалуй, это доставляло ей гораздо больше удовольствия, чем балы, с бесконечной вереницей кавалеров, преследующих её на каждом шагу, и все ради какого-то жалкого танца. Винда совсем не скучала по своей прошлой жизни, но порою такие вспоминая невольно заставляли вновь пережить те давно ушедшие эмоции. Собравшись с мыслями, волшебница поспешила забыть о всех своих заботах и, немножко припудрив лицо и собрав волосы в простую прическу, поспешила спуститься в главных зал, где Гриндевальд должен был сообщить что-то важное в преддверии грядущего вечера. И ещё ей было немного любопытно: что же все-таки Геллерт решил по поводу празднования Рождества? Геллерта разбудило пронзительное тиканье старых резных часов. Он мгновенно открыл глаза и взглянул на камин, освещенный яркими солнечными лучами, что проникали в комнату. Потерев глаза, он лениво вздохнул, а после наколдовал себе небольшой стакан воды, ощутив, что его сердцебиение участилось. Всю ночь его снова мучил старый тревожный сон: он бродил по залам Дурмстранга, совсем как тень, вновь и вновь возвращаясь к той самой двери, на которой красовался знак Даров Смерти. Стоило только подойти к ней и дёрнуть за ручку, как все вокруг тускнело и медленно рассыпалось на части, а затем слышался какой-то непонятный шум, напоминавший скрежет и все начинало расплываться перед глазами. Геллерт будто бы проваливался куда-то. И вот он стоял, наблюдая за самим собой. Юным и дерзким, ввязавшимся в драку со старшекурсником. Затем снова наступала темнота, окутывала его со всех сторон. Многие моменты из давно забытых школьных будней мелькали перед глазами. Даже тот день, когда он покинул школу, растворился, стремительно отправился вслед за другими воспоминаниями. Геллерт опять слышал непонятное скрежетание, а иногда и отголоски чего-то ласкового пения. И голос казался ему таким знакомым, вот только он не мог понять, где бы он мог слышать все это. Вот и сейчас, стараясь выстроить последовательную цепочку, сотканную из сновидений, маг чувствовал раздражение. Сами мысли о Дурмстранге частенько заставляли испытывать его то скуку, то какое-то непонятное негодование. Настроение было прескверное: он не смог хорошенько выспаться из-за всех этих снов. К тому же за последнюю неделю он успел подхватить ту суету, которую испытывали многие его соратники из-за приближения Рождества. Геллерт не стал возражать, когда один из них предложил поставить в главном зале ель. Честно говоря, ему было все равно, чем будут заниматься из-за всей этой предпраздничной ерунды его приближенные. Главное, чтобы его не трогали. А сегодня и вовсе мужчине хотелось одного: запереться в своем кабинете и не покидать его, проводя день в полном одиночестве, наслаждаясь тишиной и покоем. Но его планам не суждено было сбыться. По крайней мере, пока. Ему предстояло провести небольшое утреннее собрание, поэтому чтобы не опоздать, Гриндевальд поправил запонки на манжетах белоснежной рубашки и вышел из комнаты. Он быстро шел, полностью погруженный в свои незначительные тяготы. Как бы ему не хотелось думать о Дурмстранге, он вновь прокручивал в голове навязчивую идею: проникнуть в школу и во всем тщательно разобраться. Пожалуй, это было лучшим решением данной проблемы из всех возможных. Даже если затея окажется и вовсе не удачной. Ускорив шаг, Геллерт не сразу заметил мелькнувший из-за поворота силуэт. Ещё несколько секунд и он бы сбил с ног внезапно появившуюся Винду, однако он вовремя остановился и ухватил её за руку. — Винда, смотреть надо, куда идёшь! — довольно раздражённо и едко отбросил он, нахмурившись. Он и сам не понимал, зачем решил выплеснуть все свое негодование именно на Винду. Ведь она была совершенно не виновата. — Да что вы кричите, господин Гриндевальд? — как ни в чем не бывало отозвалась аристократка, и Геллерт в очередной раз поразился тому, как легко она умела сохранять самообладание и оставаться совсем невозмутимой. — Кто ещё на кого кричит… — сказал он, немного мягче. Но выражение лица Розье не изменилось, разве что она слегка поджала губы. Он собирался сказать что-то ещё, но слова, словно застряли в горле. — Мсье, вас все ждут, — произнесла Винда, особенно интонационно выделив последнее слово. Встретившись с её серо-голубыми глазами, Геллерту показалось, что он сумел разглядеть там нотки беспокойства или же всему виной стал её мелодичный французский акцент, заставивший его подумать об этом. Гриндевальд кивнул, жестом предложив Винде пойти рядом с ним. Их несостоявшуюся беседу маг решил не продолжать и сосредоточил все свое внимание на речи, которую вот-вот должен был произнести перед собравшей толпой. Как и ожидал Геллерт под конец собрания некоторые из волшебников стали предлагать ему устроить небольшой торжественный вечер, чтобы отметить Рождество. Осознав, что от поступающих просьб ему не удастся отвертеться (вернее, отвертеться он бы мог, вот только ему не хотелось тратить на столь ненужные разговоры свое драгоценное время), Геллерт согласился. По крайней мере, хуже не будет, если они отметят этот дурацкий праздник, украсят зал, выпьют шампанское и проникнуться атмосферой торжества. Все это было для мага чудным и странным. Гриндевальд не любил Рождество и никак не мог понять, чего все так ждут. Возможно, если бы были живы его родители, Геллерт бы иначе относился к этому празднику. Во всяком случае, тогда бы он воспринимал его, как очередную семейную традицию. Хотя что-то подсказывало ему, его мнение вряд ли поменялось бы. Ведь даже те открытки, которые раньше каждый год присылала ему Батильда вместе с каким-нибудь подарком, не могли растопить те слои льда, что заполонили его душу. Не любил Гриндевальд все эти сантименты. Выйдя из зала, Винда поймала себя на мысли, что решение Геллерта немного удивило её. Конечно, она понимала, что некоторые чистокровные волшебники непременно предложат устроить в Нурменгарде праздник. Но Гриндевальд не был сторонником всех этих посиделок и вообще предпочитал по большей части находиться наедине со своими размышлениями. И тут вдруг он так легко согласился на авантюру, что предложил Мейс. Наверное, ему и самому хотелось немного отвлечься. За все собрание Розье неоднократно замечала усталость, что так тщательно Геллерт старался скрыть от всех присутствующих. Да и помимо усталости Винда смогла понять, что Гриндевальд был чем-то очень рассержен. Но что-то подсказывало ей, что он, возможно, и вовсе не объявится грядущим вечером, решив, остаться в своем кабинете. Однако в своих предположениях Винда все же ошиблась… Геллерт лениво покуривал кальян, преобразовывая облачка дыма в различные фигуры. Он поймал себя на мысли, что в последнее время он стал больше курить. Но он ничего не мог с собой поделать: это помогало ему успокоиться, да и уже поздновато было избавляться от дурных привычек. Гриндевальд сидел в кресле, закинув ноги на стол, и читал сводку новостей, что ему принесли два дня назад. В комнату проникал тусклый свет луны, который освещал одинокий камин. Жаркое пламя практически потухло и совсем не согревало, Геллерт ощутил, как холодок пробежал по спине и, сделав небольшую затяжку, выдохнул очередную струйку дыма. Треклятые часы вновь затикали громче обычного, и Геллерт невольно устремил свой взгляд на них. Всматриваясь в циферблат, он понял, что практически пропустил все веселье, что устроили его соратники. За все время с начала торжества до его кабинета доносились отголоски чьего-то смеха и отрывки мелодии, напоминавшей звуки фортепиано. Ему было хорошо здесь, в полном одиночестве, однако чего-то ему все-таки не хватало. Вот только он не понимал, чего именно. Отложив газету в сторону, он вальяжно подошел к шкафу и, взяв оттуда синий жилет, украшенный двумя длинными серебристыми цепочками, быстро надел его и, схватив своё черное пальто, вышел из кабинета, в надежде прогуляться по заснеженному лесу. Но проходя мимо главного зала, он не удержался и все-таки решил заглянуть туда на пару минут. Его тут же встретил сильно подвыпивший Кэрроу, невнятно вскрикнул что-то похожее на поздравление и стал трясти его руку, облаченную в перчатку. Геллерт нахмурился, но воздержался от какой-либо реплики со своей стороны. Кэрроу продолжал что-то говорить ему, но Гриндевальд не слушал. Он оглядывал зал, украшенный гирляндами и освещенный десятками канделябров, огромную ель, увешанную игрушками. ― Герр Гриндевальд, ― вновь обратился к нему Кэрроу, протянув бокал с шампанским, Геллерт снисходительно кивнул, принимая бокал и сделав несколько глотков. Ещё несколько его приближенных подошли к нему, чтобы выразить свои поздравления. Геллерт и не ожидал никакой другой реакции, особенно от тех, кто хотел всячески угодить ему. Пожимая руку одному из братьев Яксли, он обратил свой взгляд в сторону нескольких вальсирующих пар и заметил Винду. Её темные локоны были зачесаны в высокую прическу, несколько прядей были завиты, другие убраны заколкой, напоминавшей стебелек розы. Игра свечей отражалась на её смоляных волосах, заставляя их то и дело поблескивать. Аристократка была облачена в шелковистое платье темно-фиалкового цвета с открытыми плечами. Само платье тоже не переставало переливаться. А руки, скрытие изящными перчатками, что идеально подходили в тон платья, но все же были немного темнее по цвету, придавали всему её образу нечто особо таинственное и притягательное. Заметив Гриндевальда, девушка слегка приподняла бокал и кивнула в его сторону. Геллерт не сразу среагировал, поймав себя на мысли, что застыл, как последний болван, и уже целых две минуты, просверливал девушку взглядом. В это время Винду уже успели окружить несколько недавно вступивших в его ряды чистокровных волшебников, наверное, для того, чтобы пригласить на танец. И Гриндевальд почувствовал какой-то неведомый ранее, да и вообще непонятно откуда возникший, укол ревности, когда Розье согласилась пройти с одним из них в центр зала. Конечно, Геллерт никогда не сомневался в красоте Винды, да что таить, когда он только познакомился с молодой аристократкой его привлек не только её тонкий ум, но и прекрасная наружность. Красота Винды всегда играла ему на руку: видя рядом с ним такую очаровательную леди, большинство молодых и пылких волшебников, не раздумывая, вступали в его ряды. Однако Розье никогда никого не выделяла и продолжала оставаться недосягаемой ни для кого. В этот вечер Винда выглядела поистине ослепительно и если бы Гриндевальд был сторонников всех этих никчемных сантиментов, то непременно сделал бы ей комплимент или же вовсе пригласил на танец, однако мужчина не был создан для подобного рода вещей, тем более желающих потанцевать с Виндой было довольно много и без него. Но Геллерт все-таки чувствовал какое-то непонятное раздражение, глядя на то, как эти пустоголовые ухажеры кружат в вальсе вместе с его самой верной соратницей. Решивший ранее заглянуть в зал всего-то на пару минут, Геллерт осознал, что провел здесь уже целый час. Время пролетело для него незаметно: с ним все время хотел кто-либо поговорить, но Гриндевальд вяло поддерживал беседу, ибо его мысли были далеки от различных просьб и всего прочего. Облокотившись об холодную стену, Геллерт провел рукой по своим платиновым волосам, убирая несколько прядей с глаз и попутно опустошая свой бокал. ― Господин Гриндевальд, ― послышалось рядом, и Геллерт, даже не оборачиваясь, смог понять обладательницу этого мелодичного голоса. ― Да, дорогая? ― отозвался он в своей привычной манере и на его лице чуть не появилось нечто подобное улыбке, однако маг вовремя взял себя в руки и сдержал столь неожиданный порыв. Серебристые серьги Винды сверкали. ― Вы все-таки решили осчастливить всех присутствующих своим появлением, ― произнесла девушка, услышав тихий смешок. ― А что, они уже начали делать ставки: приду я или нет? ― пристально наблюдая за реакцией соратницы, Геллерт подметил, что её весьма позабавил его вопрос. ― Именно так, вы же видите, как они старались, ― невозмутимо отозвалась волшебница. ― Они старались ради себя, ― хмыкнул Гриндевальд, и взмахнув палочкой, наполнил их бокалы шампанским и тут же сделал несколько глотков. ― И знаешь, дорогая, все-таки с шампанским они прогадали. Дрянь редкостная. ― Возможно, вы просто больше предпочитаете коньяк, ― Геллерт приподнял одну бровь и внезапно тихо рассмеялся. Иногда ему казалось, что эта волшебница знала его намного лучше, чем он сам знал себя. ― Ну, а ты, Винда… Тебе нравится праздник? ― он сделал ещё несколько глотков, а затем бокал и вовсе исправился из его рук. ― Праздник, как праздник, ― она пожала плечами, заправив выбившуюся прядь волос за ухо. И даже в этом простом движении было скрыто столько грации и какого-то непонятного волшебства, что Геллерт вновь поймал себя на мысли, что бессовестно наблюдает за Розье. ― Как и всегда вокруг господствует привычная суета… ― спустя небольшую паузу произнесла волшебница, и Геллерт согласно кивнул. Оставалось совсем несколько мгновений и старинные часы, что только что наколдовал один из празднующих, должны были пробить двенадцать. Винда продолжила стоять возле Гриндевальда, наблюдая за тем, как его забавляет поведение волшебников, некоторые из которых стали распевать рождественские песни. Неожиданно Винда почувствовала, как кто-то взял её за руку и увидела Кэрроу, который восторженно глядел на неё. Гриндевальд как-то недовольно нахмурился и одарил соратника гневным взглядом. Аристократка еле слышно усмехнулась. Было отчетливо видно, что Кэрроу, определенно, постарался на славу и сумел таки вывести Гриндевальда из себя. ― Мисс Розье, мисс Розье, ― торжественно вскрикнул он, отчего Винда непонимающе взглянула на него. ― Мисс Розье! ― в третий раз повторил он, по-видимому, из-за большой дозы выпитого спиртного, он не мог до конца сформулировать свою фразу. И Розье вдруг поняла, что ещё чуть-чуть и раздражение Геллерта перейдет и к ней. ― Сыграйте нам, мисс Розье! ― Кэрроу улыбнулся, а Гриндевальд вновь рассмеялся. В этот момент в его глазах блеснул тот самый дьявольский огонек, который Винда видела каждый раз, когда Гриндевальда озаряла новая идея или же он выступал для большой аудитории. ― Герр Гриндевальд, вы же не против? ― обратился Кэрроу к Гриндевальду. ― Конечно, нет, ― отозвался маг, наблюдая за реакцией Розье, ― развлекайтесь. Винда сдержано улыбнулась Кэрроу, последний раз взглянув на Гриндевальда. И позволила сопроводить себя до фортепиано, находившегося недалеко от ели. Геллерт и сам не понимал, с чего вдруг одобрил данную просьбу, да и, судя по всему, сама Винда не была в восторге от происходящего, на, как всегда, сумела сдержать натиск нахлынувших чувств под учтивой улыбой. Пожалуй, Винда действительно была своего рода особенной. Она никогда не хлопала ресницами, не вздыхала томно и не говорила никаких глупостей, что занимали головы большинства аристократок. В очередной осознав, что мысли невольно возвращаются к Розье, Геллерт решил прекратить свои размышления, да и вовсе удалиться из зала, но все-таки остался, когда Винда заиграла. Она заиграла сначала совсем медленно и тихо, практически невесомо касаясь пальцами клавиш инструмента, который словно готовился заговорить со своими слушателями, затем мелодия стала громче, слегка надрывнее в ней смешалось одновременно и что-то весело, и что-то грустное, и величественное, и громадное. Наверное, Винда играла какую-то известную композицию, но Геллерт, никогда ранее не увлекавшийся музыкой, конечно же, не мог предугадать какую именно. Его воображение рисовало странную картину: заснеженные луга, фейерверк и одинокая совсем заледеневшая статуя. Когда мелодия оборвалась, все в зале захлопали и раздался звон часов. Долгожданные двенадцать ударов спровоцировали всеобщие крики и возгласы, зал весь засверкал, лопались хлопушки, сыпалось конфетти. Обстановка и впрямь достигло своего пика: Рождество пришло, и все вновь подняли свои бокалы, стали произносить очередные поздравительные речи. Винда аккуратно поправила перчатки и решила поскорее отправится к себе, пока кто-нибудь снова не решил пригласить её на танец. За весь вечер она порядком устала от внимания кавалеров, и сейчас ей больше всего хотелось тишины. Из-за окружавшего со всех сторон шума, в висках все слегка застучало, и Винда ускорила шаг. Она усмехнулась от мысли, что будущие свидетели грядущих изменений, веселятся в эту ночь совсем как обычные работники министерства на своих кооперативах. Видно, рождественские традиции все-таки никогда не утратят свою силу. Не дойдя до лестницы, что вела к её комнате, она заглянула в библиотеку, и, остановившись возле окна, вытащила заколку из волос. Смоляные локоны тут же водопадом растеклись по плечам. За окном открывалась чудесная картина: лунный свет освещал большие сугробы, заставляя их поблескивать, подобно драгоценным камням. Послышался скрип, и Винда обернулась. Гриндевальд, появившийся в дверном проеме, прошел дальше и сел за стол, находившийся возле окна. Взмахнув палочкой, он наколдовал бутылку коньяка и пару бокалов. ― Думаю, стоит выпить чего-то покрепче, ― первым молчание нарушил Геллерт, наполнив один из бокалов и галантно протянул его Винде. Та лишь кивнула в знак благодарности. ― Почему ты решила уйти в самый разгар торжества, дорогая? ― задумчиво спросил маг, наполняя свой бокал. ― Мне просто надоело все, ― ответила Розье, скрестив руки на груди. Вопрос Гриндевальда практически сумел застать её врасплох: отчего-то она была уверена, что он и не заметит её отсутствия. Однако она уже второй раз ошиблась. Конечно, между ними в последнее время царили особо доверительные отношения, да и Винда была одной из тех немногих сторонников Гриндевальда, кто ещё не разу не успел его разочаровывать. И сейчас, когда он пошел за ней в библиотеку, ей начинало казаться, что их беседа перерастет в маленькое совещание один на один. Так у них бывало частенько. ― А почему вы ушли? ― решилась наконец-то задать свой вопрос Винда, покручивая заколку в руках. Гриндевальд сделал ещё несколько глотков. ― Я и не планировал изначально идти в зал, да и уж тем более там задерживаться, ― ответил он. ― И что же вас задержало? ― Винде стало любопытно узнать, что же могло так сильно изменить решение Гриндевальда. Тот, услышав вопрос, усмехнулся. ― Хотел убедиться, что эти идиоты на радостях не спалят ель, ― конечно же, он мог ответь простым «ты» не только потому, что отчасти он действительно задержался в зале из-за Винды, но и для того, чтобы понаблюдать за её реакцией. Что-то в глубине души подсказывало Геллерту, что такую откровенную атаку вряд ли бы смогла сдержать Винда и маска учтивости тут же раскололась бы пополам. ― Вы, как всегда, предусмотрительны, ― Розье сделала пару глотков из своего бокала, а затем оставила скучать его на подоконнике. ― Я хотел недолго пройтись, ― снова заговорил маг, ― Не хочешь составить мне компанию, дорогая? ― С радостью, господин Гриндевальд, ― Винда одним взмахом палочки наколдовала себе мантию и, надев её, отправилась вслед за Гриндевальдом. Снег похрустывал под ногами, а ветер играючи заставлял шуметь деревья, выстроившиеся перед ними в ряд и скрывавшие небольшое обледеневшее озеро, озаряемое со всех сторон лунным светом. Винда остановилось между двумя соснами, слегка запрокинув голову. С черного, усыпанного звездами, неба падали мягкие снежинки, застревали на распущенных и вьющихся на концах смоляных локонах. Лицо Винды ласкал холодный и бодрящий ветерок. После душного зала ей доставляло наслаждение прохлада, что господствовала в воздухе. Гриндевальд стоял в нескольких метрах от неё, стряхивая с рукава ворох снежинок. На фоне снега и сосен, окружавших их со всех сторон, Геллерт смотрелся по-особенному величественно. Он, напоминавший всегда неприступный ледник, прекрасно вписывался в столь завораживающую природную картину. Геллерт, не отрываясь, смотрел на Винду. На её миниатюрный силуэт, скрывавшийся между двух сосен. Ветер перебирал её смоляные прядки и край мантии. ― Ты не замерзла? ― спросил он, подойдя ближе. ― Вовсе нет, ― Винда покачала головой. ― Здесь так хорошо… ― Она сняла с руки одну из перчаток, наклонилась и прикоснулась до белоснежного покрова рукой. ― Раньше, я всегда любила пройтись после торжества… В Париже, конечно, снега на улицах было в разы меньше, чем здесь. ― И куда же ты ходила? ― заинтересовано спросил Геллерт. Винда не часто рассказывала что-то о своей прошлой жизни. ― На каток, ― уголки губ Гриндевальда невольно поползли вверх. Иногда Геллерт думал, что в мыслях Винды скрыто что-то непостижимое. И сама она была для него, как большая, ещё никем не разгаданная загадка. Порою столько таинственности было скрыто под взмахом этих темных длинных ресниц. ― Что ж. Это можно устроить, если хочешь, ― после произнесенных слов, Геллерт довольно усмехнулся, разглядев удивление, отразившееся на лице аристократки. Он коснулся её руки и уверенно повел за собой к озеру. Ещё пару секунд и Геллерт взмахнул палочкой. Винда взглянув на свои сапоги, заметила вместо них коньки. Казавшиеся совсем легкими и невесомыми. Её лицо украсила искренняя и благодарная улыбка. ― Спасибо, Геллерт, ― все, что смогла произнести Винда, тот лишь кивнул, а потом они заскользили по заледеневшей поверхности озера. Морозный ветерок вновь обдал её лицо из-за чего щеки украсил легкий румянец. Удивительно, но и сам Гриндевальд был не прочь немного прокатиться. Минув ещё один круг, Винда заскользила по льду чуть быстрее и практически потеряла равновесие, но Геллерт вовремя придержал её. Её голова почти опустилась к нему на плечо, оставив на нём ворох снежинок, что украшал её смоляные шелковистые прядки. Гриндевальд осторожно прижал Винду к себе, сдувая несколько хрупких комочков снега с её локонов. Неожиданно Винда слегка отстранилась и Геллерт поразился тому, какая она была ослепительно-завораживающая в этот момент. Её лицо, озаренное лунным светом, украшал румянец, распушенные черные локоны поблескивали и на губах расцвела искренняя, полная радости улыбка. ― C Рождеством, Геллерт, ― тихо прошептала она, оперевшись руками за его плечи. ― С Рождеством, Винда, ― Геллерт не смог сдержаться и улыбнулся в ответ, заправив непослушную прядь волос ей за ухо. Он не мог перестать смотреть на Розье и больше всего ему сейчас хотелось наклониться и поцеловать её в губы, почувствовать их тепло и согреться. Однако вместо того, чтобы осуществить задуманное, Геллерт произнес: ― Нам пора возвращаться, ― Винда согласно кивнула, и Гриндевальд почувствовал, как её ладони соскользнули с его плеч. Свет луны постепенно стал намного тусклее и ветер совсем стих, когда они вернулись в Нурменгард. Винда чувствовала легкую усталость и с удовольствием присела бы отдохнуть, но для начала надо было подняться по лестнице к себе в комнату. Вокруг было на редкость тихо, словно прошедшего торжества и вовсе не было. Винда обернулась, взглянув на Геллерта, который остановился в двух шагах от неё. Тот как-то задумчиво разглядывал конфетти под ногами. Тогда, когда они были на озере, ей показалось, что он хочет что-то сказать ей. И сейчас он смотрел на неё как-то странно, словно выжидал подходящего момента. Розье решила, что совсем запуталась. Наверное, ей все-таки не стоило выпивать тот бокал коньяка. Совсем затерявшись в своих размышлениях, Винда не сразу заметила, что Гриндевальд подошел к ней практически вплотную. ― Ты выглядишь уставшей, ―она собиралась возразить, но Геллерт опередил её, подхватив на руки. Он немного поразился тому, какая она была легкая и направился к лестнице, стараясь как можно аккуратнее подниматься по ступеням. Когда он поднялся к её комнате, то заметил, что Розье и вовсе задремала и поспешил осторожно опустить её на кровать, прикрыв пледом. Взглянув на Винду напоследок, Геллерт наклонился, чтобы убрать непослушную прядь волос с её лица, нежно отчертя контур её скулы указательным пальцем. Шальные мысли вновь посетили его, и Гриндевальд поспешил уйти. «До чего же странный вечер», ― думал Геллерт, стараясь как можно тише, закрыть дверь. Неожиданный прилив нежности и участившиеся сердцебиение не давали ему покоя. Да что же на него нашло? Он не понимал. Вернее, понимал, но отказывался признаться в этом даже самому себе. Гриндевальд уже давно выбрал свой путь и излишние привязанности не входили в его планы. А Винда в его глазах всего лишь самая верная соратница. Но маг знал наверняка, что в этот вечер он был очарован ею. Пусть на мгновение, но Геллерт позволил себе забыться и чуть не повторил ту самую, роковую ошибку, которая могла бы стоять ему всего. «Больше такого не повториться», ― уверенно решил он и, ускорив шаг, направился к своему кабинету. А за окном продолжал падать снег, белый и пушистый, словно кружево, он облепил все окно и стал молчаливым свидетелем внутренних противоречий, что подобно бурану, ворвались и все встрепенули в пустом сердце одного из самых сильнейших волшебников современности.