Драбблы по Мурасако.

Он вошёл в пустой дом, щёлкнув позолоченным замком двери. Тишина пустующего дома встретила мягкими прохладными объятиями. Никого, только он, позднее обычного вернувшийся с занятий. Конечно, ведь сегодня пятница, и родители уехали в город, делать-то им больше нечего, ага. Мягкой походкой идёт в свою комнату. Сбросил сумку, аккуратно сложил форму, переодеваясь в домашнюю одежду: мягкая кофта и чуть мешковатые штаны. Щёлкает выключатель лампы и пододвинув кресло к светлому столу, Мурасако принимается за работу - не любит откладывать. Тихое шуршание карандашом по бумаге. Этот звук расслабляет, успокаивает расшатанные за семнадцать лет жизни нервы. Домашней работы много, но когда ты живёшь в грёбанной деревне и не общаешься с соседями, учёба не то чтобы напрягает. С Масао именно так. Биполярное расстройство, вкупе с СДВГ довольно сильно мешает налаживать контакт с обществом. Вот и у него совершенно нет друзей. Совсем. Тору? Нет, Тору это другое. Пускай Мурасако и называет его другом, кто знает, что творится в этой кудрявой голове? Может, он как и все в этой деревне ненавидит его, как знать? Но не сказать, чтобы Масао это сильно заботило. Ну, по меньшей мере внешне. Он никогда не был слишком общительным. Его любимым делом было возиться в огороде, пока он не научился читать. А чтение стало занимать почти всё его свободное время. Масао захлёбывался в строках, в этих потоках информации, которую с жадностью глотал пытливый разум. Точка на бумаге. Карандаш отправился в пенал. Шурша страничками закрылась последняя тетрадь с домашним заданием и отправилась в сумку. Всё. Можно отдыхать. Масао потягивается в кресле, бросая взгляд на часы. Не сильно поздно. Теперь можно принять душ. Это не обязательно, но почему не побаловать себя? Благо деревня не настолько глухая, а семейство Мурасако не так бедно, чтобы отсутствовали такие удобства, как ванная или душ. Шум воды, мягкие клубы пара, вздымающегося к потолку. Отец бы начал возникать, чтобы он не лил зазря горячую воду и тому подобное, но сейчас его здесь нет, не так ли? Белый пар завораживает, делает видимыми небольшие воздушные потоки, завихрения. Красиво. Есть что-то что приковывало его внимание в этом паре и капельках конденсата, которые образовывались на плитке. Становится перед зеркалом, неторопливо стягивая кофту с худых плеч, открывая угловатые изгибы мальчишеского тела. Выпирающие ключицы, с изящным изгибом, рёбра, впалый живот. Лицо усталое, и довольно бледное, для жителя деревни, с опущенными веками, под которыми давно залегли тёмные тени - отголоски бессонницы, и совершенно равнодушный взгляд. Взгляд, от которого даже у преподавателей пробегают мурашки по коже. Горячие струи воды жёстко бьют по нежной коже. Почти больно, почти ошпаривают. Но ничего. Это расслабляет. Странный мазохизм, скорее от нелюбви к себе. Нелюбви к себе. Пожалуй, Масао не любит себя, но давно смирился с тем, что жить с собой ему придётся всю жизнь. Нет неприязни, нет ненависти, но нет и любви, той, которая делает счастливым человека в гармонии с самим собой. А ему всё-равно. Масао, скорее, смирился, но не более. Он стоит под душем, подставляя лицо и устало прикрыв глаза. Выдох. Очень жарко, но ничего, можно потерпеть. Пар в лёгких, пар оседает капельками на теле, ласково касается кожи. Горячая вода резко сменяется холодной, и ледяной душ мгновенно парализует мышцы. Вдох. Ко всему можно привыкнуть, и ледяная вода больше не приносит дискомфорта. После жаркого летнего дня - самое то. Тапочки, мягкий халат, полотенце, просто лежащее на голове. Капли с влажных волос бьются о ткань халата, об пол. На кухне щёлкнул чайник. Плеск воды и приятный аромат, разносящийся по небольшой кухне. Масао убирал здесь с утра, и в ней чисто. Запах свежего чая потихоньку заполняет всю кухню, становясь насыщенным, немного терпким. Горячий чай обжигает глотку, заставляя глаза покрыться хрустальной плёнкой. Горячо. Мимолётная боль отступает, внося чувство эйфории вслед за собой. Новый глоток, как цикл. Это хорошо. Он обхватывает чашку обеими руками, горячие стенки жгут кожу, но на это плевать. Пускай извечно ледяные руки горят. Пускай. Дистрофик. Вот руки и мёрзнут. Правда, не сейчас. Сейчас их жжёт, и он пытается впитать это тепло, чтобы оно подольше сохранилось внутри него. Подходит к окну и наблюдает за солнцем, плавно катящимся к горизонту. Оно расплёскивает свои лучи, заливает алым рисовые поля. Да, поля хорошо видно из этого окна. Разворачивается потрясающая панорама, заставляющая на какое-то время забыть обо всём. И психотерапевт не нужен. И всё выглядит так нереально. Красиво. Масао думает о том, что если родители не вернутся? Попадут в аварию или ещё чего? А солнце катится... Катится всё дальше за горизонт. Куда-то туда, где снова взойдёт, пока он будет спать.Скорее всего он не расстроится. Совсем. Родители никогда его не любили. Отец, мама... Брат, кузина... Все они не понимали его и его мир. И не пытались понять. По меньшей мере он так думает. Думает, глядя на красивый закат. Ему всё-равно. Иногда он думает о том, что ему могло бы быть страшно от этой мысли, страшно от собственного равнодушия к вещам, к жизни, но... Ему всё-равно. И это равнодушие затягивает петлю на тонкой шее. С каждым разом всё туже-туже. Даже если бы он и хотел выбраться из этой петли, то не смог бы. Потому что его равнодушие - он сам.