Превратности судьбы

Evgeny Grinko - Walts

Этот день не входил в список тех, которые хотелось растратить без остатка. Свернуться, укрывшись тоненьким пледом с непонятными узорами, закрыть глаза и разбавить эту холодную серость живыми красками буйных мыслей. Крупные капли, до неприличия громко отбивавшие ритм по стеклу давно не мытого окна в комнате, навевали воспоминания о клавишах белого рояля в Друри-Лейн*, на которых она усердной бездарностью пыталась сыграть, кажется, Моцарта, ещё одного вечного бога мистера Роли. Музыка отвлекала от проблем. Уносила в безмятежный мир знаменитых и бесславно закончивших жизнь вместе с вонючими телами гниющих бомжей в оврагах. Эви. Эвелин Бертен. Один из бесчисленных отпрысков безымянного отца и беспечной матери, чья разборчивость в ублюдках мужского пола сохранилась разве что в клетках убитой печени, нещадно залитой дешёвым алкоголем. Её звали раздражающе ярко, именем, больше подходившим для украшения шикарных приёмов в роскошных салонах, - Этель. К красивому звучанию прилагался весьма приятный голос, которым женщина хвасталась в вечерних программах местных пабов, отчаянно пытаясь найти ту самую любовь всей жизни, в итоге лишь пополнив ряды второсортных проституток. Чуть заметным лучом света в конце тоннеля была Эви, единственная живая среди мёртвых сестёр и братьев, могилы которых были собственноручно вырыты сумасшедшей в минуты отчаяния. Всё было решено ещё тогда. Она обезумела. Нещадно трудилась своим телом, отдавая большую часть грязных денег на обучение. Пропивала остатки, заглушая постоянное чувство вины. Карьера музыканта, вдохновлённая тёзкой Войнич**, всемирная слава и достойный остаток жизни "гордой родительницы" где-нибудь в доме на Виктория Роуд, - отголоски грёз в умершем мозгу женщины, знавшей всё наперёд. Холодное тело Этель Вивиан Бертен было найдено в день совершеннолетия единственной дочери - прощальный подарок от любимой мамочки. Эви не была глупой. Может, немного наивной (все мы так или иначе верим в сказки), но слишком взрослой в юные восемнадцать. Удивительно, как в этой безумной среде неудачников, винивших в своих бедах даже облезлую кошку, приходившую ночами за положенной порцией чуть скисшего молока с видом заправского драчуна и нещадно избиваемую непослушными ногами пьяных хозяев, ей удалось сохранить ясность ума. На юную мисс Бертен заглядывались многие. Облизывая пересохшие губы, представляли, как стонет под ними молодое тело, ещё не тронутое ни единой душой. От этих плотоядных взглядов, полных похоти, хотелось бежать, бежать без оглядки, сбивая ноги в кровь, подальше от этой дыры вонючего разврата. Пожалуй, здесь стоит в последний раз отдать честь Этель и поблагодарить за то, что она не позволила никому притронуться к её единственному источнику радости и больших надежд. Эвелин похоронила мать на заднем дворике их маленького дома, не особо заботясь о прощальной церемонии. Остервенело впивалась лопатой в промёрзшую землю, сдерживая горечь в горле, грозившую выкатиться солёными слезами. Ей помогли. Не дали белым пёрышком медленно опуститься на самое дно жизни, которая даётся единственным шансом. Забрали к себе и заставляли жить со всеми удобствами, не задумываясь о последствиях. Кто? Парень, которого почему-то звали ужасно милым сорокалетние вульгарные дамочки с фальшивыми улыбками, надеясь пополнить свои ряды молодых любовников. Он носил идеально сидевшие на нём пиджаки из дорогой ткани, узкие брюки, пускающие слухи о нестандартной ориентации, и красивое имя. На вкус как любимый чай с жасмином, горячий и ужасно приятный по утрам. Гарри. Эви весьма туманно представляла, чем он занимался, но сомнений в том, что его любила слава, довольным богатством поглаживая по шёлковым волосам на голове, не было. Девушка знала, что привязываться к людям плохо. Открывать свою душу и пускать в пугливое сердце – хуже и быть не может. Люди ведь всегда уходят. Одни даже не прощаются, оставив маленькую щёлочку в двери, из которых веет невыносимой тоской; другие разыгрывают настоящие громкие драмы, достойные лучших постановок Ковент-Гардена***. Уходят из-за собственной глухоты, равнодушия и непонимания. Потому что так надо. Потому что надоел. Потому что нет смысла сводить разных людей. Да какая разница, в чем причина?! В конце концов, всех нас в итоге разлучает ухмыляющаяся старушка с косой наперевес. С Гарри было уютно. В редкие дни, когда светская жизнь не гонялась за ним обязательными вечеринками, а табуны легкомысленных девиц вдруг оказывались за глухой стеной дома, пахло счастьем. Они были во многом похожи. Чересчур серьёзные для своих лет, любящие хорошую музыку и старую литературу. Жаркие разговоры с освежающими беседу спорами, дурацкие комедии во вторник вечером и весёлый смех, полный жизни. И совершенно не имело значения, что там за дверью тысячами сыпались проклятья и слёзы, что срывались самые розовые мечты о белом принце, в красках расписанные в дневниках на замочке, тщательно спрятанные подальше от глаз родителей. Гей и шлюха. Идеально сочетание для жёлтой прессы, кишащей за окном. Но все ухищрения раздобыть хоть крохотную песчинку информации, заканчивались полными крахом, и никто, НИКТО из всей этой ядовитой массы не имел никакого представления о том, что происходило за дверьми старинного дома в Хэмпстэде. Эви проснулась от холода. Камин в гостиной давно потух, дождь закончился, но радуга решила не появляться сегодня. Гарри должен был вернуться только к вечеру, а значит некому было поправлять её вечно сползающий плед, если девушка засыпала на диване. На душе было неспокойно. Тревога медленно, но верно разливалась по телу тёмными пятнами, рисуя страшные картины маслом. Что-то должно было случиться. Или случилось. Шаги у входа послышались ровно за мгновение до того, как девушка посмотрела на дверь. Вместе с Гарри в прихожую буквально ввалился незнакомый парень, до того безумно раздражённый (что, кстати говоря, придавало ему выражение злобной дворняжки наряду с мокрыми чёрными волосами), что хотелось зажмурить глаза. - Эвелин, это Зейн, мой…друг, - хриплый голос заставил вернуться к реальности. – Он поживёт у нас пару дней. Зейн. С нотками стали. Глаза цвета обжигающего моккачино с двойной порцией шоколада. Эви не любила сладкое, а кофе просто ненавидела. Сомнений в том, что парень ей неприятен, не было. Как и в том, что хлопот он доставит немало. * - Друри-Лейн — королевский театр, старейший из непрерывно действующих театров Великобритании. ** - Этель Войнич - английская писательница и композитор. *** - Ковент-Гарден - самый знаменитый театр в Англии.