О постели и перспективах, Дик Грейсон/Затанна Затара (Юная Лига Справедливости)
26 декабря 2020 г. в 21:08
Примечания:
Я обещала написать по ним к Рождеству - и вот мы здесь) Это все еще один из самых моих любимых пейрингов и всегда будет
На очень, очень далеком фоне упоминается Уолли Уэст/Артемида Крок
Когда Дик входит в спальню, тяжелые шторы опущены и царит густой полумрак. Только рождественская елка в углу загадочно и переливчато мерцает огнями. В ворохе подушек виднеется темноволосая макушка Затанны да провокационно торчит из-под одеяла маленькая ступня в колготах-сетке.
Через час они обещались быть в Пало-Альто у Уолли и Артемиды.
— Вставай, красавица, — щекочет он ее за ногу. — Подъем.
В него тут же летит маленькая подушка — не слишком метко.
— Не вопи так, — сонно бормочет Затанна, высунув нос из-под одеяла. — У меня было четыре рождественских шоу подряд — понимаешь, Грейсон? — четыре.
— Четыре шоу за неделю…
— За вечер! Одновременно в Вашингтоне, Филадельфии, Нью-Йорке и Вегасе, — снова прячет она голову под одеяло как черепашка. — Ты не представляешь как утомительно постоянно перемещаться между городами. Даже для меня.
— Ну раз гора не идет к Магомету…
Споткнувшись о брошенные на коврике туфли и едва не наступив на шмыгнувшего в угол кролика, нога об ногу он скидывает ботинки и заваливается прямо в нагретую, мягкую кровать. На улице холодно, его руки холодные и лицо, и одежда тоже, Затанна, сонная, теплая, мягкая, оскорбленно взвизгивает и ежится:
— С ума сошел?!
— Чуть-чуть, — он стягивает с нее одеяло, прижимает холодными руками покрепче, игнорируя ее возмущенные вопли и трепыхания. — По тебе.
От возмущения Затанна, кажется, забывает все заклинания сразу.
Сквозь тонкую ткань концертной рубашки ее тело кажется обжигающе горячим, она ежится, морщит нос и ворчит, но понемногу смиряется, уже сама обнимает его руками за шею. Как магнит, как наркотик.
От нее пахнет теплом и лавандой, от него — талым снегом. И терпкой хвоей от пёстро наряженной елки.
Только сейчас до него дотягивается предчувствие Рождества словно откуда-то из детства родом.
Спустя мгновение Затанна уже вновь крепко спит.
Вид у нее и впрямь усталый. Даже яркий сценический макияж она не сняла, не переоделась в домашнее. Ну вот как тут будить. А снаружи ветер неуютно бросает в окна пригоршни колючего, мелкого снега.
Неприветливое Рождество неприветливого, злого города.
Убрав с ее лица мешающий локон, Дик поуютнее укрывает ее одеялом. Минут тридцать-сорок погоды уже не сделают.
В комнате мерцают цветные огни гирлянд с елки, Затанна тихонько посапывает, как в пятнадцать подложив под щеку ладонь. Простенькое кольцо на безымянном пальце оставляет на ее щеке вдавленный след.
Они поженились в Вегасе случайно — слишком много шампанского в вечер ее триумфа, слишком много пьянящего веселья в воздухе этого безумного города — и тут же едва не забыли об этом, с головой окунувшись в вспыхнувшую как прежде страсть. Следующим вечером, когда наступило похмелье, он вернулся уладить формальности, и остался на ужин, и после на завтрак, и вот уже год она носит кольцо под перчаткой, а он — на цепочке.
Их маленький, веселый секрет.
Уже год они с Зи совершенно неприлично, бессовестно счастливы. После стольких историй, после закрытых гештальтов вернулись к началу.
Почти в тридцать он влюбился в нее заново, также чисто и искренне как в четырнадцать, и если после всего, что обрушивал на него мир, сдирая лучшее слой за слоем, он все еще может любить ее так — значит, не все потеряно. Что-то осталось и от того наивного мальчишки-Робина, готового верить в лучшее и верить в людей.
Не застыть бы, никогда не закаменеть сердцем в сумерках Бэт-пещеры как Брюс — смутно тоскуя по живому и настоящему.
Прикрыв глаза, Дик машинально утыкается носом ей куда-то в ключицы и долго дышит теплом. Ее запах, ее тепло и ее одеяло окутывают его слабостью, руки и ноги становятся неподъемными — догоняет, похоже, многодневная усталость. Веки тяжелеют. Как в детстве он обещает себе подремать только пять минуточек, но когда открывает глаза, небо в окне уже начинает бледнеть между ночью и утром.
— Поздравляю, Зи, мы благополучно проспали Рождество, — расслаблено переворачивается Дик на спину.
Боже, хорошо-то как. Все же постель Затанны — идеальное место для отдыха, серьезно.
— Артемида нас убьет, — зевает Затанна. — Она полдня убила на какую-то невероятную утку, и теперь убьет нас. Но Айри и Джай ждут подарков… Я еще в прошлом месяце обещала научить их фокусу с исчезновением монетки.
— Уолли с Артемидой не скажут тебе спасибо, если их семейный бюджет растворится в воздухе.
— Это же наши крестники, эй.
— То-то и оно.
Глуховато со сна Затанна смеётся.
— Я, наверное, похожа на чучело.
На щеке у нее отпечаток подушки. Волосы похожи на воронье гнездо, она трет глаза рукой, размазывая еще сильнее тушь и подводку, пока окончательно не становится похожей на панду.
Дик не может сдержать мягкого смешка.
— Вечером было лучше, — утыкается лицом она ему в плечо.
— А я, между прочим, утром люблю тебя даже больше чем вечером. Вечером в тебя кто угодно влюбиться может, а вот утром…
Какое-то время Затанна глядит на него так, словно решает комплимент это или шпилька. Поцелуй становится весомым доводом в пользу первого.
На самом деле она обожает всю эту его сентиментальщину. Можно говорить и не чувствовать себя глупо.
— Ну так что, рискнем? — наконец, неохотно выбирается она из-под одеяла, потягивается, отчего очертания ее груди под измятой рубашкой вызывают у него прилив жара и мурашек вдоль позвоночника.
— Кинем сначала подарки в дверь и посмотрим что будет. Если что убежим.
— Или узнаем кто быстрее: мы или стрелы Артемиды.
Расчески, вещи, упакованные в пеструю оберточную бумагу подарки для семейства Уэстов начинают хаотично перемещаться в воздухе, пока Затанна бормочет одно заклинание за другим и ходит по комнате, освещенная мерцанием елочных огней как на сцене.
Все еще теплая, растрепанная, сонная. Любимая.
Разморенный, разбалованный ее присутствием и теплом он не может заставить себя собраться. И устоять.
Каким-то магическим образом Затанна всегда умела с ним проделывать это.
— Уолли, Артемида, Айри, Джай, Лиан… Ой! — она вскрикивает, прерывая пересчет горы подарков, когда Дик утаскивает ее обратно под одеяло. — Ты чего?
— Мы уже и так безбожно опоздали, — приподнявшись над ней, Дик склоняет голову чуть набок. — И точно получим по паре рождественских стрел в задницы от Артемиды. Что изменится если мы задержимся еще минут, скажем… на пятнадцать?
Приподняв бровь, она долго глядит на него снизу вверх и мягкие, теплые губы вдруг изгибаются в озорной полуулыбке.
— На двадцать, пожалуй.
— Принято, мэм. — очень серьезно кивает он. И целует ее сквозь смех.
Если они и проспали Рождество — то еще не все.