Рождество, в которое ничего, совершенно ничего не случилось

Warning! Беременность С приходом зимы Меру вдруг начинает отчаянно тянуть на землю — словно бы четверть человеческой крови будущего наследника престола Атлантиса в ее животе дает о себе знать упрямством его отца. Время от времени царица-мать Атланна охотно берет на себя неподъемный груз их с Артуром обязанностей с молчаливого потакания Вулко. Должно быть, потому что помнит Атланна свое немудреное и простое счастье в домике при маяке. И Артур искренне благодарен матери за это. Под Рождество зимнее море за окнами становится серым и стылым, бывшая царевна Ксебела зябко кутает плечи и округлившийся живот мягкой кашемировой шалью, ходит босыми ногами по чуть шершавым доскам паркета — все же теплые полы с подогревом суперская штука. Спасибо старине Бэтсу, что посоветовал. Без нудных церемоний и надоедливых придворных царю Атлантиса не в проблему самому застегнуть своей царице ботинки перед прогулкой — ей уже мешает тяжелый живот, в удовольствие баловать ее редкими для подводного мира и такими привычным для земли фруктами и сладостями. Как умеет Аквамен бережет свою отчаянную царицу — ураган, смерч и подводное пламя, на время притихшее. Пока здесь, вдали от чужих глаз она позволяет немного слабости — ему и себе самой. Вечерами, устроившись в плетеном кресле, Мера полусонно расчесывает свои русалочьи пламенные волосы и слушает, кажется, бесконечные рассказы Томаса Карри об Артуре и его детстве. — Ну уж это ты лишку хватил, старик. — возмущается Артур, когда россказни становятся уж совсем завиральными. — Не помню я никаких гигантских лангустов — значит и не было их. Томас глуховато смеется, одним глотком допивая горячий чай с травами. — Зато мисс Хатчинс, твоя учительница, наверняка помнит как нашла одного такого на поводке вместо своей собачки. Мера тихо, совсем по-девчачьи хихикает. Поднапрягшись, Артур вспоминает и противную старую деву, невзлюбившую его с первого же дня — лишь много позже он догадался, что казался ей досадной помехой к месту в сердце Томаса. И ее мелкую псинку — та в отличие от хозяйки не стеснялась кусать его за ноги. Неохотно признав поражение, он забирает у Меры расческу, сам тщательно разбирает спутанные, длинные пряди, и сначала глаза ее опасно вспыхивают, потому что разве нуждается горделивая и смелая царевна, чтоб с ней нянчились как с малым ребенком. Но противные узелки словно сами распутываются в его грубых, но ловких пальцах. Зимнее море мирно и тихо дышит за стенами, словно колыбельную поет своим детям, напоминая — оно здесь, оно всегда рядом. В шуме его Артуру иной раз словно голос Атланны слышится — точно в детстве. Веки Меры уже тяжелые, Мера закрывает глаза и дремлет, обхватив руками живот — ей здесь, вдали от подводных интриг и головоломных хитросплетений, спокойно, ей хорошо, и от этого Артуру хорошо тоже. И тревожно. Их ребенка ждет неспокойный, неприветливый мир, неуютный и жесткий трон, но она все равно вместе с ним решилась на этот риск. Он вроде как оправдал доверие Атлантиды — доверие Меры сумеет ли оправдать? Укрыв жену пледом, он смотрит на отца словно в поисках совета или молчаливой поддержки. — Завтра Рождество. — вполголоса говорит ему Томас. — Елку бы, сынок… С чем-то похожим на обманутые ожидания Артур кивает покладисто. — Надо, батя, так надо. Следующим утром темно-зеленая, разлапистая красавица по-царски полкомнаты занимает, смолисто-лесной запах хвои мешается с запахом моря, в стены их домика намертво въевшимся. Пока Томас уходит в гараж где, кажется, завалялись игрушки, с любопытством Мера водит носом словно большая, теплая кошка, ходит кругом вокруг елки, трогая пальцем длинные колючие иголки. Едва Артур отвлекается на минуту, хвоинки оказываются уже у нее во рту. В последнее время реже, но досадные казусы на поверхности с ней все еще случаются. — Мередит Карри! — хохочет он, пока Мера торопливо дожевывает последнюю зеленую иголку, как будто бы это можно было не заметить. — Ты нашу рождественскую елку лопаешь, черт возьми. Елку не надо есть. Ее украшать надо. — Уж поверь, я ем эту елку не потому что ее надо есть, Артур Карри… — с видом оскорбленного достоинства запахивает она поплотнее любимую шаль. И яростно краснеет вдруг — так как умеют лишь рыжие. — А потому что мне хочется. Она слишком вкусно пахнет, Артур… — признается она с несчастными, жалобными глазами. — Только, пожалуйста, Томасу не говори. И в Атлантисе никому не говори. И не смейся. Кажется, это самое милое что он видел с тех пор как она радостно слопала те розы в Италии — возможно, в тот самый момент и похитив его сердце с концами. Осторожно Артур утаскивает ее, тяжелую и неуклюжую, в свои медвежьи объятия. — Хочешь я сам для тебя их посолю и полью оливковым маслом, красавица моя? — громко целует он ее в нос с очень серьезным видом. — Или в это время суток предпочитаешь кетчуп? Горчицу? С облегчением убедившись, что он не насмешничает, Мера вновь расцветает и улыбается, губы ее, самые сладкие, терпко пахнут смолой, хвоей и еще морской солью чуть-чуть. От улыбки этой Артур Карри вновь чувствует себя Акваменом, способным если не на все, так на нечеловечески многое. В конце концов, как царю Атлантиды не верить в себя, если его царица верит ему за троих?