Впервые после

Граф де Ла Фер впервые за последние годы изменил привычкам и явился на утреннюю мессу в городской собор*. Все же, как ни неприятен ему этот факт, но пора возвращаться к прежней светской жизни, а не сидеть затворником. Его долг – поддерживать поместье и отношения с соседями. Иначе не следовало и принимать наследство. Атос проследовал к месту, полагающемуся ему по праву, попутно поприветствовав двух знакомых дворян из соседей. Кажется, больше никого известного ему, после окончания мессы следует задержаться, чтобы представиться… Соседнее место было занято дамой – уже одно это заставило графа ненадолго замереть. Вторым неприятным фактом было то, что означенная дама была вовсе не сухой старухой, а, напротив, молодой женщиной, судя по ее фигуре, осанке и различимым под вуалью чертам лица. Наконец, был признак, сулящий неприятности – дама носила траур. А значит, вдовушка наверняка подыскивает новую жертву. Атос заставил себя не показывать отношения к незнакомке, прошествовал к своему месту и, поклонившись, представился: - Мое почтение, сударыня, граф де Ла Фер, к вашим услугам. Вы позволите занять место рядом с вами? - Маркиза дю Плесси-Бельер, - прозвучал тихий ответ дамы, - конечно, граф, оно по праву ваше. Слова звучали бы двусмысленно, однако, к счастью, дама говорила совершенно равнодушно, и, ненадолго повернувшись к нему, чтобы поприветствовать, она немедленно же отвернулась, обратив свое внимание на подготовку к мессе. То есть пока интереса к кавалеру не проявляла. Атос опустился на лавку, мысленно пообещав себе, что не будет реагировать ни на какие действия маркизы. Ее имя казалось ему знакомым. Но не только потому, что ему был известен род Плесси-Бельеров. Что-то при дворе… Время, оставшееся до начала мессы, граф проводил в попытках вспомнить, где слышал это имя. Вот уже запел хор, вот уже началось… А Атос, явившийся в дом божий, был занят вовсе не теми мыслями. Наконец, в памяти всплыла история, как-то слышимая им во время службы. То ли король, то ли его брат проявляли интерес к этой даме. Увы, это все! Атос, который всегда избегал разговоров о женщинах, хоть и не мешал другим их обсуждать, но редко прислушивался к этим беседам. Легкий стук прервал мысли графа. Вот оно! Началось! Молитвенник маркизы, случайно – конечно же, случайно! ведь все ее мысли заняты проповедью – задетый ее локоточком, падает на пол. Атос сжал зубы, но поступить грубо не мог. С самым невозмутимым видом он наклонился, поднял молитвенник, но не протянул его даме, а положил рядом с ней. И немедленно отвернулся. - Простите… я очень неловкая, - пробормотала маркиза, пододвигая молитвенник к себе и тоже отворачиваясь от соседа. Видимо, она поняла, что эта атака не удалась, поскольку далее за всю мессу у нее ничего не падало. Даже на колени для молитвы она опускалась сама, не дожидаясь помощи от кавалера рядом – за что граф мысленно горячо возблагодарил Господа, а после не поскупился прошептать молитвы вновь вслух, хоть и не произнося, за что. Правда, после он был вынужден, как дворянин, предложить даме руку, чтобы подняться с колен. Разумеется, маркиза немедленно воспользовалась этим, чтобы будто бы случайно пошатнуться, из-за чего она приблизилась почти к самому лицу Атоса. Так, что даже через вуаль было хорошо видно и ее золотистые густые волосы, собранные хоть и в строгую прическу, но украшенные несколькими жемчужинами, а еще ее большие печальные глаза, правда, старательно подведенные… Мгновенно осознав, что далее ему следует проводить даму, подать ей святой воды, а затем… - Прошу прощения, сударыня, - ровно произнес он, - я должен откланяться… меня… ждут… Маркиза уже убрала свою руку с его локтя и делала вид, что ее совершенно не интересуют причины, по которым кавалер так торопливо сбегает от нее. - Мое почтение, сударыня! - Храни вас Господь, сударь! – тихо отозвалась она. *** Потеря мужа после потери сына давила так, что Анжелика с трудом могла заниматься какими-то делами. О свете и думать не хотелось! Даже провинциальное общество казалось молодой вдове тягостной повинностью. Может быть еще и оттого, что страшным шлейфом за ее платьем тянулись сплетни о королевском фаворе. Будь она уродливой карлицей – и то все стремились бы взглянуть на нее! Не появляться в обществе вовсе было недопустимым – и маркиза дю Плесси-Бельер нашла для себя выход в том, чтобы появляться на воскресных мессах, прячась, однако, под густой вуалью и строгим черным нарядом. От любопытных это спасало мало. Но со временем, кажется, даже особенно рьяные поняли, что вдова не ищет себе здесь ни новых любовников, ни, тем более, мужей. Потому появление нового дворянина, положение которого ко всему прочему позволяло и обязывало его занять место в церкви рядом с маркизой, Анжелику не порадовало. Как ни странно, граф вроде бы не проявлял интереса к новой знакомой. Более того, когда мадам дю Плесси, погрузившись в мысли о спасении души сына, случайно столкнула молитвенник, кавалер поднял его, положил рядом и немедленно отвернулся. Это… задело! Впервые за долгие годы жизни при дворе маркизе уделили внимания не больше, чем трактирной служанке! Да что там, даже когда ей пришлось работать в трактире, на нее смотрели с большим интересом, чем сейчас! И потому Анжелика, по-женски обиженная и желая убедиться в том, что и эта крепость не неприступна, поднимаясь с колен и опираясь на его руку, покачнулась… Заметил ли он что-то? Было совершенно не похоже! Проще статую соблазнить! Об этом и думала маркиза, не слушая, что ей говорит граф, прощаясь и уверяя в почтении – обычные пустые слова! Анжелика и сама не заметила, пожалуй, как задетое женское самолюбие заставило ее сначала отказаться от траура, затем через слуг и вроде бы без какого-то внешнего интереса все разузнать про графа де Ла Фер. Причина его равнодушия оказалась проста – боль от прошлой любви. Но вот подробности о графине узнать почти не удалось. Во время какой-то охоты с ней случилось несчастье, отчего муж сменил имя и скрылся в рядах мушкетеров – вот и все. Прочие было домыслами: кто-то говорил, что графиня погибла на охоте, а кто-то шептал, что граф выяснил ужасную правду, якобы жена была преступницей. Верить этому или нет? Анжелика не спешила делать выводы. Однако мужчина, которого она видела лишь однажды, теперь занимал все ее мысли. В нем было что-то от Жоффрея – спокойное благородное поведение и то его равнодушие, которое он первое время якобы проявлял к ней, но ощущала она в нем и жестокость вроде той, что была в Филиппе, ярость, скрытая под маской холода. Иными словами, неудивительно, что в следующее воскресное утро маркиза была в соборе хоть и в траурном наряде, но вуаль на этот раз была не столь плотной, а декольте на ее платье было таким, что мадам дю Плесси грозило стать поводом для следующей проповеди о грехе и прелюбодеянии. Вот только, несмотря на свой обольстительный вид, с графом Анжелика вела себя так, словно и не видела его почти. Коротко ответила на приветствие, а далее ни разу не взглянула на него – вернее будет сказать, что взглянула и не раз, но так, что мужчина этого не заметил, - даже с колен поднялась сама, столько же коротко простилась и торопливо направилась к святой воде перед выходом из храма. *** Сначала Атос видел маркизу исключительно в соборе. Она не появлялась более ни в гостях, ни в ратуше по делам, нигде в городе. Граф, правду сказать, сначала и не искал встреч с ней. Более того, ее новый облик сперва вызвал презрительную усмешку бывшего мушкетера – дама уже очевидно отказалась от траура! Вот только никаких попыток заинтересовать его она не предпринимала. Скорее напротив, избегала его общества. Атос сперва вздохнул с облечением, решив, что маркиза просто направила свои чары на другого. Но… ее манящий вид, так противоречащий ее недоступному поведению, отчего-то продолжал будоражить мысли графа. И постепенно он все чаще стал наведываться в город и бесцельно прогуливаться по центральным улочкам – поглядывая по сторонам и невольно оборачиваясь, если где-то мелькнет светлый локон. Затем он начал ловить себя на том, что даже заглядывает в окна респектабельных лавок – должна же дама где-то подбирать себе ткани, ленты и кружево для новых нарядов! Потому неудивительно, что однажды после мессы, заметив, что маркиза вновь поднимается с колен сама, Атос решительно направился к чаше со святой водой. Дама знак внимания приняла – прикоснулась к воде на его пальцах, перекрестилась, но после вновь лишь коротко попрощалась. Неизвестно, чем бы это все обернулось и как бы развивались их отношения, однако все решил краткий разговор, услышанный графом почти сразу после мессы, буквально на ступенях храмах! - А вдовушка-то уже больше в трауре не появляется который раз! Вместо этого уродства нацепила платье для охоты! - Бросьте, может же женщина порой побаловать себя! В конце концов, ей немало досталось – потеря сына, потом мужа. - И потому она решила подыскать себе нового – сначала мужа, а после и до сына, возможно, дойдет дело! - Вы так говорите, словно знаете, кто жертва? - Хм, возможно, - косой взгляд в его сторону. Дальше граф терпеть не стал. - Господа, может быть, вы поделитесь своими соображениями и со мной заодно? Скажем, завтра на рассвете за городской стеной. Сплетники ошарашено поклонились, Атос, даже не выясняя их имена и не представляясь сам, направился в гостиницу – снять комнату, чтобы не пришлось в ночи ехать к месту дуэли из поместья. *** С рассветом граф был на месте дуэли – один, он не стал никого посвящать в подробности, посчитав, что разделается с наглецами сам. Его соперники появились почти следом за ним – оба уже без вчерашних ухмылок на лицах. - Добрый день, ваше сиятельство, - приветствовал один из них, тот, что накануне отстаивал право маркизы баловать себя нарядами, при этом ясно показывая, что знает, с кем имеет дело. – Прежде чем мы приступим к нашему делу, я полагаю, вам будет интересно узнать кое-что о даме… чье имя называть не будем. Атос неопределенно кивнул, что можно было расценивать и как согласие выслушать, и как нежелание говорить. - Ваше желание защитить честь дамы, несомненно, благородно. Однако известно ли вам, что ранее она носила имя графини де Пейрак? А после казни мужа она вдруг исчезла. Но согласитесь, такая женщина не может быть незаметна. Может быть, это домыслы, конечно, только уж очень была похожа на нее одна девка, что водила дружбу с уличными попрошайками Двора Чудес. А после и среди трактирных служанок видели кого-то… Разумеется, я и мои друзья можем ошибаться. Но вам ли не знать, как проверить, не была ли бывшая графиня среди воров и убийц? Бывший мушкетер еще больше побледнел. Вряд ли говорящий намекал на клеймо Анны, но сам Атос услышал именно это. - Достаточно! – глухо бросил он. – Вашу шпагу, месье! *** Граф возвращался в гостиницу в самом мрачном расположении духа. Его противники выжили только благодаря тому, что Атос в глубине души понимал – он не прав, он поддался глупому чувству, коего она вряд ли достойна. - Добрый день, сударь! Маркиза была тут, ожидала в его комнатах – Гримо только развел руками, показывая, что не мог же он выставить благородную даму вон. - Я понимаю, что я поступаю ужасно вольно, - продолжила она свою речь, слишком сбивчивую и потому искреннюю. – Придя сюда, я, наверное, навлеку на себя излишние насмешки… Но я не могла иначе… Мне стало известно, что вы… у вас вышла ссора… и, кажется, я тому причиной. Только за это небольшое время она сказала больше слов, чем за все дни, что они виделись в церкви. Атос смотрел на нее – такую вдруг взволнованную и откровенную в своей страсти, в своем невозможном, недопустимом поведении… - Ваши плечи, сударыня, - вдруг еле слышно произнес он. - Мои плечи? Я… не понимаю… - Да, маркиза, - граф, уже предчувствуя ответ, все же предпочел идти до конца. – Я могу узнать, насколько чисты ваши плечи? Она даже пошатнулась от этих слов. Но, видимо, из последних сил, постаралась прикрыться обидой: - Вы смеете намекать, будто бы я?.. - Нет, сударыня, - металлическим тоном бросил он, - я лишь хочу сообщить вам, что Господь справедливо уберег моих соперников от гибели. А теперь я попрошу вас поберечь остатки вашей репутации – Гримо проводит вас через черный ход. Впрочем, вам не привыкать пользоваться дверью для слуг. Теперь она покраснела – от гнева. И если раньше Анжелика желала как-то объясниться, то после этих слов только гордо вскинула голову. Волю слезам она дала лишь в поместье. Он – у себя в замке – дал волю иным желанием, велев подать десять бутылок. Анжелика впервые после известия о смерти Филиппа рыдала. Атос впервые после вступления в наследство запил.