Самый обыденный день

Утро начиналось слишком обыденно – в кровати и нежных объятиях девицы-горничной, чье имя он не мог вспомнить, как ни старался. Впрочем, по совести говоря, не так и старался. Пьеру было все равно, как к ней обращаться, можно ведь и просто «душенька» или «сердце мое». Зато д’Орбье отлично помнил, что вчера вечером она ему наговорила. Среди всяких вдохновений и восхищений таким прекрасным кавалером было то, чему сама душенька не придавала значения, – в салоне небезызвестной парижской интриганки, где служила эта самая душенька, составляли некое послание. И делали это почти открыто, не таясь, чувствуя себя неприкасаемыми… Испанская армия почти возле Парижа. Нет ничего удивительного, что эти крысы, всегда втайне служившие Эскориалу и всегда составлявшие испанскую партию, уже бегут на тот корабль. Ну да и пусть! С ним и потонут! Пока Пьер умывался, размышляя о своих дальнейших действиях, душенька принесла завтрак. - Сердце мое, вы балуете меня! – улыбнулся он. – Право, дела зовут меня… но я не в силах уйти от вас так скоро. Воздав должное и горячему, и омлету, и паштету и даже пирогу, не забыв и про винцо – не самое лучшее, но все же неплохое, - д’Орбье наконец счел, что дела все же важнее его сердечных терзаний. Однако покинув душеньку, Пьер подумал, что раз уж это утро было столь обыденным, то таким его и следует оставить. А что может быть обыденнее, чем отправиться на рынок? Тем более, что сегодня базарный день, а значит скучать там точно не придется, только и успевай уследить за своим кошельком и чужими товарами. Потолкавшись среди торговцев, громко посетовал на выросшие цены, попутно «тихо» побормотал, что скоро это изменится, когда испанцев погонят прочь, еще тише и реже сообщил о наступлении французской армии – совершенно таинственном, но зато из достоверных источников известном. Только после этого д’Орбье заглянул к себе в особняк. Бросив кухарке приобретенный пучок моркови, он отмахнулся от ее ворчания о том, что ей делать с очередными корнеплодами, которые ни он, ни гости его, господа благородные, не едят, а прислуга уж видеть не может, и отправился переодеваться. Приглашение на обед от старого знакомого было весьма кстати – и герцог решил, что именно там и проведет день. Тем более, что туда были вхожи как роялисты, так и кардиналисты, как сторонники испанцев, так и дворяне иных политических взглядов. Возможно, удастся развеяться. Однако на обеде его одолела скука, поскольку день продолжался столь же обыденно, как и утро. Пьер встрепенулся лишь однажды, когда речь зашла о возможном ответе французской армии испанцам. - Полно-те, господа! – вздохнул он. – Разве мы в силах сейчас чем-то ответить испанцам? Нет, сейчас решительно не время! - Д’Орбье, вы так говорите, а сами ни разу не были в армии за все время этой кампании! Откуда вам знать? - Пытаетесь укорить меня, что я не сражаюсь с врагами? Но ведь не я один! А я зато имею глаза, чтобы видеть происходящее тут. А также разум, чтобы мыслить над тем, что вижу. Нет, наступления не будет. - Будет! И если не завтра, то очень скоро! - Какое уверенное заявление! Готовы побиться об заклад? Как скоро наступит это ваше «скоро»? - Не позже, чем через неделю мы ответим испанцам! И будем разбиты, потому что, тут вы правы, мы не очень-то готовы с ними воевать. Наши неудачи показали, что лучше бы нам было вовсе не вступать в войну. - А я говорю, что мы ответим позже! – герцог словно бы в клятве поднял руку. – И разобьем их! - Ну конечно! И армия наступит с юга, как на улицах о том шепчутся! – фыркнул противник. - Нет, я уверен, что с востока. Уж за это я вовсе могу ручаться, мне известна любимая тактика короля. - А! Вот вы и проговорились! Конечно, вы будете уверять в обратном, чтобы мы поверили, будто бы это так… - Как знаете! Не хотите спорить, не будем, я предпочту остаться при своем кошельке. А если хотите – возьму и ваш! Ставки наконец были объявлены, спор принят. После чего, поскучав еще немного и поболтав о том, что научить француженок плести кружево решительно невозможно, а брюссельские и венецианские слишком дороги, попутно оценив старания повара, а в особенности в приготовлении десерта, патриотично названного «испанская кровь», д’Орбье посчитал, что можно и откланяться. Лишь на миг задержался возле одного кардиналиста, обыденно поправляя манжеты, бросил: - Будет крайне глупо отправлять посыльного по дороге от ворот Сен-Дени, но дамы всегда не отличаются разумом. И немедленно ушел, не оборачиваясь и не проверяя эффекта – слишком просто, слишком все понятно. На этот раз к себе он заехал лишь на несколько минут – переодеться в дорожное платье. И вскоре уже торопил коня вон из Парижа. Эта дорога, скажем прямо, тоже стала слишком обыденной. Пьер ездил по ней несколько раз в неделю, мотаясь между столицей и французским лагерем, где ныне находился и сам король. Д’Орбье спешил, а потому за время пути почти не делал остановок, только порой пускал лошадь шагом, позволяя отдохнуть, если не было возможности ее поменять – а смены коней были им предусмотрены достаточно точно, лишь на одном промежутке дороги это было сделать невозможно. С наступлением темноты он был на месте. Часовой у королевской палатки кивнул ему, как старому знакомому, и приоткрыл полог, зная приказ – пропускать этого человека без доклада и в любое время. Обыденный отчет Людовику о событиях в столице и провинции, обыденное выслушивание сначала злости короля, затем его приказаний – большую часть из которых он уже исполнил, поскольку предугадал их. - Ладно, ступайте! - С вашего позволения… - Вы что, собрались обратно в Париж? Ночь уже! Д’Орбье, я ценю преданных людей, но если вы упадете от усталости… - То ваше величество пристрелит меня, как загнанного коня. Мне будет лестно умереть от царственной руки. - Вы этими шутками очаровываете дам? – поморщился Людовик. – Не смешно и не остроумно, что говорит о том, что вы слишком устали. Потому и не думайте ехать в Париж! Отдыхайте. - Нет, государь, не совсем так. Я, конечно, отправлюсь в Париж, но на рассвете. Однако, если позволите, эту ночь я собирался провести все же не в лагере. Если я вам не нужен, я все же осмелюсь настаивать… - Что ж, если это ваши личные дела, езжайте, конечно! *** - Душенька, идите сюда! – прошептал Пьер, улыбаясь красавице, что наливала вина в бокалы. Этот длинный обыденный день заканчивался столь же обыденным вечером в небольшом будуаре. Он давно разузнал, что здесь, в этом городке неподалеку от лагеря, проживает доверенное лицо герцога Савойского. И потому сегодня д’Орбье тоже гостил тут… у дамы этого самого доверенного лица. Дьявол, как же ее зовут?! Мари? Анна? Мари-Анна? Анна-Мария? Или второе имя – Луиза? С тех пор, как эти имена стали «королевскими», каждая мамаша считала своим долгом назвать свою дочь именно так – именем царствующей королевы и королевы-матери, добавив к этому женский аналог имени «Людовик». Так что придворные дамы были сплошь Анна-Мария-Луиза… Пьер помнил имена всех тех, от кого зависела история Франции, но совершенно не мог запомнить тех, кто помогал им творить эту самую историю. Правда, в лицо он помнил их всех и каждую ценил. - Душа моя, вы же не позволите мне тосковать? – глухо произнес он, сам незаметно отставляя бокал в сторону. Напиваться он не собирался, ему с рассветом уезжать, чтобы в Париже никто не подумал даже, что он отсутствовал. Вот утром для бодрости и выпьет, а сейчас… сейчас ему нужны иные силы для этой красавицы. - Вы здесь только потому, что вы воюете! – погрозила пальчиком эта проказница, но позволила себя увлечь в объятия. - Вы ошибаетесь, потому что война уже фактически закончена! – прошептал он самым томным голосом. И, не давая ей спросить, отчего он так думает и кто же победил, д’Орбье предался более приятному занятию. *** Вечер был самым обыденным, думалось Пьеру, когда он, утомленный, засыпал в объятиях душеньки. В ближайшие дни пари будет завершено – ничья, потому что французская армия выступит очень скоро, но не с той стороны, с которой ждут в Париже, но с которой он честно предсказал в пари. Заговорщиков тоже можно накрыть разом, а их письмо перехватят как раз завтра утром – нет сомнений, что кардиналу уже все доложили и его приказы тоже не оставляют никаких сомнений – гонца перехватить, послание доставить… Люди Ришелье это делают очень удачно, избавляя его от лишних хлопот. Да, завтра предстоит тоже очень обыденное утро. И еще потом – самые обыденные дни, когда он будет выяснять подробности намерений герцога Савойского…