Носитель

      Сознание вспыхивает резко, как лампа под полным напряжением.       Белый потолок. Без единой щели.       Больница. Ничем иным это быть не может.       Электрический гул слева от неё едва слышен.       Тейлор аккуратно поворачивает голову. Видит столь же белую, как и потолок, железную стойку. Провода от стойки тянутся к её телу.       Поднимать голову и оглядывать себя совершенно не хочется. Угнетающая слабость тела — и абсолютная ясность и чёткость сознания.       А ещё она хочет есть. Очень. Сильно. Хочет. Есть.       В мозг врывается картофельный запах.       Тейлор поворачивает голову в другую сторону, приподнимается на руках. Взгляд упирается в белую — иных тут просто не может быть, она уже это поняла — тарелку.       Рядом — записка с ровным, круглым, размашистым почерком.       «Приятного аппетита».       Хм, спасибо.       Стакан воды Тейлор замечает уже отправив ложку мягкого пюре в рот. И то и другое улетает в живот мгновенно, словно там бездонная дыра. Тейлор по десятому разу вылизывает ложку в безнадёжной попытке собрать ещё, когда дверь с щелчком раскрывается.       Тейлор замирает, разглядывая посетительницу.       Женщина. Ещё не старая, лет тридцать-сорок, в белом, явно медицинском, халате. Халат застёгнут на все пуговицы, на правой стороне объёмной груди бейдж с зелёной каймой. В нижнем левом углу эмблема центральной больницы Броктон-Бей. На бейдже надпись: «Чжоу Харрингтон, медсестра». С пяти метров надпись видно чётко до изумления. Добрая улыбка, неопределённого-тёмного оттенка волосы, круглое лицо с чуть раскосыми глазами.       — Привет, Тейлор, — голос полностью соответствует образу. Мягкий, успокаивающий, почти материнский. Добрый врач как она есть. — Как самочувствие?       — Есть хочу, — сипло выдаёт Тейлор свою главную заботу. — Сильно.       — Хм. Принести ещё? — медсестра, похоже, не удивлена.       — Да, — Тейлор осторожно кивает. И добавляет, указав на тарелку. — Две таких порции.       Чжоу в удивлении вскидывает одну бровь. Впрочем, тут же возвращает улыбку на место.       — Хорошо. Давай я тебе чуть подниму спинку для удобства. Не двигайся.       Медсестра нажимает пару кнопок — и с лёгким жужжанием кушетка чуть приподнимает голову и грудь.       — Вот так. Сейчас принесу тебе поесть, — женщина ободрительно кивает головой.       — И воды! — приподнимает палец Тейлор. И, ошарашенная собственной наглостью, добавляет: — Литр.       Чжоу лишь утвердительно кивает и уточняет:       — Ещё что-нибудь?       — Нет, спасибо. ***       Лишь четвёртую порцию восхитительно вкусного картофеля Тейлор смогла съесть, не заляпав от спешки свой больничный халат. Впрочем, для этого ей пришлось выдержать полноценный врачебный осмотр, подтвердивший, что она, в целом, цела и здорова, хотя изрядно истощена и заработала множество ушибов. Заодно её обрадовали тем, что к ней пустят отца — который, как выяснилось, и примчался с ней на руках посреди ночи. Так что теперь она неторопливо очищала очередную тарелку (что вызвало изрядные затруднения — приглядевшись, Тейлор заметила, что лопасть ложки как-то маловата и с зазубринами — словно кто-то пытался её искромсать), запивая соком, и ждала.       Настроение было на удивление приподнятым, его даже почти не омрачали воспоминания о прошедшей ночи — возможно, потому что она весьма смутно помнила, что именно там произошло, и не имела ни малейшего желания вспоминать. Так что когда вошёл её отец, Тейлор усердно предавалась праздному безделью.       — Дорогая!       — Папа!       Отец, в своих неизменных очках, подбежал к ней, потянулся руками. Тейлор на мгновение застыла, непривычная к таким объятиям, а затем крепко обняла отца в ответ. Тот захрипел, и оба они торопливо расцепились, словно испугавшись друг друга.       — Тейлор, дочь, т-ты как? — сбивчиво спросил её отец, глядя куда-то вниз, словно стыдясь своего порыва.       — Нормально, — ответила дочь, выпрямившись и сцепив руки перед собой.       Отец почти сразу накрыл их своими чуть грубоватыми, шершавыми тёплыми ладонями. Повисла тишина, несколько более долгая, чем должна была бы быть в такой ситуации.       — Эм, пап, — протянула Тейлор. — А как я вообще оказалась, ну, тут? — спросила она у встрепенувшегося отца, сделав неопределённо-обводящий жест левой рукой.       — Я тебя привёз, — устало ответил он явно заранее заготовленными словами. — Ох и напугала же ты меня. Ввалилась поздно ночью в дверь, вся мокрая, без обуви, и упала в обморок прямо мне в руки. Что с тобой произошло?       — Я… упала. В воду. Свалилась с пирса в доках.       — Но Доки же в другой стороне от дома, чем школа, как ты там оказалась? — с подозрением спросил отец       Тейлор тяжело вздохнула, понимая, что простым ответ на этот вопрос явно не будет.       — Эмм, пап. Это очень долгая и… тяжёлая история. Выслушай её полностью, хорошо?       Отец кивнул.       Она рассказала ему всё. Про бессмысленное предательство Эммы, про Сучье Трио, по испорченные одежду, обувь и личные вещи, про безрезультатные попытки добиться хоть какой-нибудь помощи от учителей и начальства школы, про насмешки одних и равнодушие других. Горечь и сдерживаемый гнев, которые переполняли Тейлор, резонировали с собственными чувствами Дэниела, и бог знает каких усилий ему стоило не сорваться прямо сейчас.       Он виновато склонил голову, слушая рассказ дочери, стараясь не смотреть и не представлять. Чувство вины грызло его, безжалостно вытаскивая из памяти все случаи, когда дочь возвращалась домой с явными проблемами, а он это игнорировал. Дэнни несколько раз вдохнул-выдохнул, мысленно проклиная самого себя.       — …И, похоже, в этот раз в школе им не хватило. Они шли за мной, не знаю, кварталов десять, неотступно, чёрт знает зачем! — кипятилась между тем Тейлор. — То есть понятно зачем, но… не понимаю… — с каждым словом она становилась всё тише и тише.       — Тебе явно нельзя туда возвращаться, — продолжил за неё Денни, лишь бы сказать что-нибудь. Дочь в ответ лишь утвердительно хмыкнула.       Оба погрузились в долгие раздумья. Затем отец резко хлопнул по койке, на которую присел в ходе разговора, и заявил:       — Так, у меня есть план. Напишу заявление в полицию, потом схожу в школу, к этим… — тут он сделал паузу, —…за доказательствами. Я их найду. Обещаю, — отец взглянул дочери прямо в глаза, — никто из них не уйдёт.       У Тейлор выступили слёзы.       — Чёрт, я должна была рассказать тебе раньше! Я такая дура… Спасибо, пап.       — Всё, всё, не бойся. Я разберусь. Кстати, когда ты успела перекрасить волосы? — Денни попытался переключить тему.       — А? Я их не красила, — Тейлор удивлённо взглянула сначала на него, затем на свои локоны. Раньше они были чёрными и жутко путались, чем каждое утро бесили свою хозяйку. Теперь же они изрядно посветлели, став светло-каштановыми, и завиваться стали явно меньше. Тейлор подцепила прядь рукой.       — Слушай, пап, а ты ещё что-нибудь странное со мной не заметил? — спросила Тейлор, глядя на отца сквозь собственные волосы.       — Вроде нет, — пожал плечами в ответ Денни. — Разве что ты меня чуть не раздавила, когда обнимала.       Тейлор при этих словах уставилась на свою руку, медленно сжимая-разжимая и поворачивая кисть — словно в первый раз её видела. Затем она подхватила ложку, внимательно на неё посмотрела и, кажется, уже собиралась что-то сделать, но неожиданно протянула столовый прибор отцу.       — Ну-ка, попробуй погнуть.       Отец пожал плечами и попробовал. Безуспешно — толстая ручка из хорошей стали не поддалась. Тогда дочь попробовала сама. Металл натужно щёлкнул, и в её тонких руках оказались две половинки.       Они замерли в наступившей тишине.       — Я что, теперь кейп? — задала Тейлор очевидный вопрос.       — Видимо, да, — ответ Денни был столь же очевиден.       Тейлор снова сказала то же самое слово.       — Так, с этим мы можем разобраться позже, — ответил ей отец. — Сейчас схожу, выясню, можно ли тебя забрать домой.       Тейлор невнятно кивнула, уставившись на дело рук своих — настолько шокирована она была.       Когда несколько часов спустя они ехали домой, Тейлор уже приблизительно представляла, какой набор сил она отхватила. Физическая суперсила, пределы которой ещё предстояло выяснить — после случайно порванной пополам ручки двери экспериментировать она опасалась. Поразительной остроты зрение — надписи на двери на другой стороне улицы читались, словно она стояла прямо перед ними. Точность движений тоже внушала — скомканную бумажку она забросила ровно в ведро одним броском через всю палату от окна до двери. На этом фоне тот факт, что она, никогда не отличавшаяся особой спортивностью, может отжаться десяток раз на одной руке и не заметить этого, смотрелся сущей мелочью.       По дороге Тейлор дорассказала папе события вчерашнего вечера, и, восстанавив их в памяти, она набрела на несколько идей о том, какие ещё возможности она может иметь — хотя уже получившийся набор был восхитительно универсальным. И даже возможность-потребность буквально сгрызать мелкие металлические предметы в пределах досягаемости почти не мешала — в конце концов, та ложка больнице всё равно была уже не нужна. Ведь не нужна была?       Ехали молча, каждый в своих мыслях.       Дома Тейлор первым делом бросается в свою комнату — проверять идею.       Торопливо сбросив куртку и обувь, она рванула наверх. С каждым шагом что-то внутри её головы резонировало с грудой пластика на её столе — и в свою комнату она ворвалась практически бегом.       Воздух, наполненный запахом клея и краски. Громадный стол, надстроенный самодельными фанерными расширениями, завален вперемешку рамками с деталями, банками с краской, кистями, тряпками и бумажными распечатками. Посреди всего этого на деревянной подставке стоит полусобранная модель USS Saratoga. Пока готов только корпус с переборками, палубы и бронеплиты лежат отдельно, дожидаясь своего времени. Позади подставки лежит свежепокрашенная полётная палуба. Белый пунктир идёт по серому фону, по бокам проделаны отверстия и протянуты аэрофинишёры, подпружиненные с обратной стороны. Справа оставлен вырез под настройку и орудия, а по центру намечен ещё не прорезанный — под лифты в ангар.       Модель громадная — поставленная на корму палуба достаёт ей до груди.       Тейлор переводит взгляд влево. На полке стоят авиамодели в том же масштабе — ей пришлось потратить изрядно времени и все свои карманные деньги, чтобы найти подходящие. Четыре «Уайлдкэта» уже собраны и ждут покраски, один стоит с отломанными шасси — её самая первая попытка, слишком уж сложным оказался механизм убирания.       Последний пришёл с опозданием и пока лежит в закрытой коробке на полке выше, а на коробке стоит её гордость — полностью функциональная и покрашенная по всем правилам модель истребителя F4F-7 «Уайлдкэт» в разведывательной модификации, без оружия, зато с дополнительными баками, автопилотом и совершенно фантастической дальностью полёта в почти шесть тысяч километров.       Повинуясь порыву, Тейлор хватает «семёрку» обеими руками — и её накрывает с головой. Она ощущает самолёт, словно он часть её самой.       Скорее по наитию, чем по какой-то логике, Тейлор, удерживая модель правой рукой, левой подхватывает палубу, водрузив самолёт на разметку, и когда колёса косаются окрашенного пластика, она ощущает, что вот теперь — лучше, теперь — правильно.       Тейлор глядит на приоткрытое окно.       Шум волн и ветра, резкие, отрывистые команды, гудение двигателей и механизмов — всё это сливается в единый фон. Лётный офицер в ярком свитере машет рукой, разрешая взлёт, и стальная птица, раскрутив обороты винта, набирает скорость, катясь по палубе. Короткий, меньше двухсот метров, разбег — и бескрайние просторы небесного океана принимают нового обитателя.       Тейлор встряхивает головой, отгоняя воспоминания — не свои, но странным образом свои — и выставляет палубу в окно, придерживая её двумя руками и склонив голову к самой поверхности. Самолёт-разведчик стоит, полностью готовый к взлёту, и сейчас она ощущает его полностью, до самой последней детали, как и палубу прямо под ним.       Она никогда этого не знала, но она помнит, как люди на её палубе делали это тысячи раз.       Шасси — на тормоз.       Бак — заполнен.       Камера — на месте.       Радиосвязь — полностью работает.       Можно взлетать.       Она видит, как закрылки опускаются в положение для взлёта, и понимает, что это только что она сама и сделала.       Она разгоняет винт, и ветер дует ей прямо в лицо, шелестя бумаги за её спиной. В эйфории она добавляет тяги, и шум двигателя врывается в мир рыком напряжённого зверя.       Она отпускает тормоз и начинает разбег.       Сантиметр за сантиметром (или метр за метром?) самолёт набирает скорость. Законы аэродинамики работают безукоризненно.       Отрыв!       Палуба кончается едва-едва — но она не успевает испугаться, занятая уборкой шасси и закрылков.       Она взлетела — и осталась внизу, парадоксальным образом находясь в двух местах одновременно.       Она видит, словно сама сидит в кабине — и в то же время чувствует деревянный пол под ногами и приятную тяжесть собственной палубы.       В переулках нет места для манёвра, и она набирает высоту — десять метров каждую секунду.       Ей нет дела до прочего мира, восхитительное, бесподобное ощущение скорости захватывает её почти полностью. Она закрывает глаза внизу, полностью сосредотачиваясь на ощущениях наверху.       Она хочет выше. Сто метров. Двести. Триста. Пятьсот.       На шестиста переводит дух, разгоняется по прямой до паспортной крейсерской скорости в триста пятьдесят километров в час.       Взглянуть вниз проще чем кажется — объектив камеры стал её глазами. Разрешение не лучшее, но городские кварталы видно чётче, чем на спутниковых снимках.       Она закладывает широкий, слегка ленивый вираж.       Под ней — город с вкраплениями зелени, серые нити дорог и разбросанные тут и там коробочки частных домов.       Внезапно в голове раздаётся чёткий, резкий, немного нервный голос.       — Неопознаный дрон на курсе триста десять, высота две тысячи, вы в запретной зоне для полётов, немедленно сбросьте высоту!       — Эм, извините… Кто вы?       — Неопознаный дрон, это Портсмут-контроль, повторяю, немедленно сбросьте высоту!       Голос требовательный, и она в испуге бросается в пикирование. Провалившись до трёхсот метров, выравнивается и на половинной тяге снова выходит на связь, понимая, что залетела очень далеко.       — Эм, а вы не подскажете, где я нахожусь? — Тейлор стыдно за собственный голос и глупость.       — Международный аэропорт Портсмут, зона воздушного маневрирования. Мэм, я не знаю кто вы, но вашего дрона тут быть не должно!       — Эй, это не дрон!       — На моём радаре вы выглядите как дрон, который шпарит по прямой на двух сотнях прямо над рулёжной дорожкой. Изучите правила воздушного движения, мисс, и не летайте в запретной зоне. Кажется, она влипла…