***
Всё это предрождественское настроение навевало ностальгию, и, гуляя по разукрашенным свежим снегом улицам, я чувствовал себя так, будто вернулся в те времена, когда моя семья ещё могла называться таковой, хотя сейчас никто из нас не поддерживал контакт друг с другом. Мы стали чужими людьми, а ведь раньше были счастливы, даже если просто сидели за одним столом, обсуждая прошедший день. Как быстро всё иногда меняется в жизни, что ты не успеваешь даже моргнуть — а всё вмиг переворачивается с ног на голову, что-то целое распадается на отдельные части, которым приходится существовать поодиночке. Только вот в сердце всегда будет чего-то недоставать, и временами раны прошлого будут давать о себе знать ноющей болью в моменты счастья, ведь этим счастьем не с кем будет поделиться. Я остановился у окна кафе, украшенного светодиодными фонариками и яркими подвесками, которые привлекали взгляд своим изобилием, по улице вокруг меня разносился запах корицы и горячего шоколада, аромат хвои приятно ласкал рецепторы, а холод заставлял краснеть щёки и ладони. Зима уже полностью вошла в свои владения, покрыв серый асфальт тонким слоем снега, который наверняка растает на следующее утро. Ветер поднимал снежные волны над примороженной землёй, солнце не хотело выходить из-за тяжёлых серых облаков, которые затянули всё небо и не давали лучикам нести своё тепло на Землю. Я зашёл в кафе, заказав имбирный чай и шоколадные печенья, и сел у окна, выглядывая на улицу сквозь небольшие белые узоры, что бережно оставил мороз на гладкой прозрачной поверхности, желая внести свою лепту и украсить город. Положив перед собой большой коричневый конверт с заказом, который мне предстояло выполнить, я провёл пальцами по крафт-бумаге, чувствуя мелкие крупицы материала, — в этом всегда было какое-то таинство, невозможно было предугадать, что меня ожидало в конверте, от этого азарт просыпался, а сердцебиение учащалось. Меня не столько интересовала сама цель, сколько процесс продумывания плана, ведь это всегда заставляло работать мозг на полную, приходилось включать фантазию в режим «турбо», учитывать каждую деталь, которая иногда, казалось, могла и вовсе ничего не значить. Работать так, чтобы за твоей спиной не осталось ни единого следа, ни единой ниточки и подозрения — это было тем, что вдалбливал мне в голову мой наставник чуть ли не каждый день в прошлом. Эти же слова я повторяю себе постоянно сейчас, чтобы суметь правильно настроиться и не упустить ничего из виду. После того, как мне принесли заказ, я распечатал конверт, доставая его содержимое и внимательно всматриваясь в ровные ряды букв, что несли в себе максимальное количество нужной и интересной мне информации. «Чон Хиджин, 19 октября 2000 года. Нонсан, Южная Корея». «Интересно, что девушка из Нонсана делала в месте, находящемся на противоположном от её родного города берегу Кореи, тем более, в таком небольшом поселении, как это? Так ещё и такая молодая, даже двадцати лет нет, а уже успела перейти кому-то дорогу». Я удивлённо смотрел на фотографию, с которой на меня смотрела милая девушка с яркими глазами и широкой улыбкой, и никак не мог понять, что же такого могло произойти, что её решили просто убрать. Совсем немного информации по сравнению с последними моими делами, но это было не самым худшим, с чем приходилось работать. Девушка подрабатывала в небольшом книжном магазине неподалёку от места, где жила, — руководствуясь этим, я решил в первую очередь наведаться туда, чтобы узнать основные пути её передвижения, только после этого можно было приступать к созданию очередного идеального плана устранения заказанного объекта.***
Стрелка часов едва ли разминулась с цифрой «6» на циферблате, а на улице уже стояла непроглядная темнота. Район, в котором находился книжный магазин, с большой натяжкой можно было назвать благополучным, и тем более вечером здесь нужно было всегда держать ухо востро, и то, что Хиджин постоянно покидала работу практически под ночь, заставляло меня думать, что девушка была или очень смелой, или очень глупой. Я издалека смотрел в окно магазинчика, где практически не было посетителей за последние несколько часов, и наблюдал за Хиджин, что плавно перемещалась от стеллажа к стеллажу, переставляя переплёты и стряхивая осевшую за день пыль. Её длинные волосы, завязанные в хвост, сильно вились в крупные локоны и цеплялись за бисер, которым был расшит свитер девушки. Даже с такого расстояния легко было заметить, насколько искренне Хиджин улыбалась каждому посетителю и старалась помочь всем, чем только могла. У неё была привычка накручивать на пальцы широкие полы рукавов её одежды, а ещё она постоянно заправляла выбивавшиеся из хвоста пряди за ухо, потому что они мешали ей читать. Она хмурила брови, если ей что-то было не по душе, и смешно морщила нос, когда злилась, часто чихала из-за аллергии на растения, что были расставлены по периметру книжного магазина, злилась из-за этого, но ворча продолжала скрупулёзно ухаживать за ними. Я следовал за ней по пятам около четырёх дней, изучая её ежедневные маршруты, но она никогда ни с кем не встречалась, редко притрагивалась к телефону, время сверяла с небольшими наручными часиками. Для каждого предмета у Хиджин было строго отведённое место, она терпеть не могла беспорядок и следила за каждым своим действием. Будучи одиночкой то ли вынужденно, то ли по характеру, девушка частенько засматривалась на проходившие мимо парочки и тихо улыбалась, хотя в глазах у неё был океан грусти. Хиджин всегда просыпалась в шесть часов утра, у неё был жёсткий распорядок дня, она любила ходить в один и тот же продуктовый магазин и всегда покупала вишнёвый йогурт и яблочные леденцы. Она не переносила холод, потому перед выходом на улицу куталась в толстые свитера и вязаные шарфы, натягивая шапку на глаза, лишь бы только промозглый ветер не заставлял мёрзнуть. План уже был готов, но я не мог приступить к нему, меня приманивали сотни маленьких привычек Хиджин, очаровывала манера поведения, а вопрос «почему она» не хотел отпускать. Я не привык задавать ненужные вопросы, просто делал то, что нужно, — такова была моя работа, и я не раз в прошлом наблюдал за тем, как излишнее любопытство моих коллег губило их жизни. Их опыт был моим учителем, но сейчас я ничего не мог поделать с тем, что меня съедало изнутри чувство неправильности происходящего. Этот невинный одинокий цветок хотел жить, на нём не было отпечатка злости и жестокости, зависти и алчности, Хиджин была чистым листом бумаги, хотя интуиция подсказывала, что я видел лишь верхушку айсберга, а под видимой коркой льда скрывалась большая тайна, которую я вряд ли смог бы до конца принять. Я больше не мог тянуть — это был тревожный звоночек подсознания, нужно было заканчивать со всем и улетать. Во внутреннем кармане куртки лежал нож с вытянутым обоюдоостром лезвием — проще всего было обставить произошедшее как ограбление, здесь это было распространённой практикой, никаких лишних подозрений инцидент бы точно не вызвал. Хиджин выключила свет в магазинчике и вышла на улицу, закрывая дверь на ключ и тут же надевая пушистые варежки, пряча нос в высоко натянутый шарф. На улицах уже никого не было: все боялись высовываться в такое время, потому ночь была моим единственным свидетелем. Под ногами девушки противно скрипел снег, звук её шагов разносился хрустом вдоль дороги, а сама она быстро шагала вперёд — не потому что боялась, а потому что дома её ожидали тёплое одеяло и ароматное какао. Хиджин не слышала меня из-за шапки и капюшона, которые буквально изолировали мир от неё, так что я беспрепятственно преследовал её. Это должно было стать самым простым делом, что уже были на моём счету, необходимо лишь было откинуть сомнения, которые в работе не должны возникать. За пару метров до того, как Хиджин свернула в пролёт между двумя домами, я ускорил шаг, сокращая расстояние между нами до минимального, параллельно вытаскивая нож с тончайшим лезвием. В кожаных перчатках было неудобно держать оружие, создавалось впечатление, будто оно в любой момент могло вылететь из руки, потому приходилось быть в разы аккуратнее. Нас разделяло не больше пятидесяти сантиметров, внутри меня была словно натянута струна, пульс замедлился, а цвета стали в разы ярче, всё во мне застыло в ожидании развития событий. Нас накрыла чернота, в которой лишь слабо серебрился снег, и я потянулся вперёд к плечу девушки, чтобы остановить её, и отвёл назад вторую руку с зажатым острейшим лезвием, приготовившись нанести удар. Время остановилось, даже ветер, казалось, застыл в полёте, Хиджин резко обернулась буквально за секунду до того, как я к ней прикоснулся, так что я лишь успел задеть её шарф пальцами, ловя ладонью мороз и пустоту. Мы впервые встретились глазами, только вот для меня это было неожиданностью, а во взгляде Хиджин не читалось никаких эмоций, лишь абсолютная отстранённость, блеск пропал, передо мной стояла пустая оболочка. Нож в моей руке по инерции оцарапал воздух, проходя в сантиметрах от тела девушки, шестое чувство кричало об опасности, пульс подскочил до ста двадцати за несколько мгновений, страх загнанного в угол — вот что я почувствовал, а после неожиданно понял, что меня заманили в выстроенную мною же ловушку. Звук спускаемого курка, глухой хлопок и запах жжёного пороха, едва различимый из-за холода, не сразу проявившая себя боль, что горячими каплями начала обжигать мою кожу. Я опустил взгляд вниз, находя небольшой пистолет, сжатый в хрупкой ладошке Хиджин, и непроизвольно приложил ладонь к своему пальто чуть ниже грудной клетки. На снег упало несколько капель, растапливая его и оставляя тёмно-красный след, я опёрся спиной о стену дома позади, чувствуя слабость в ногах, зрение резко размылось, теперь легко можно было уловить специфический запах крови. Время научило эту девочку защищаться от врагов, я легко поддался на её невинный вид, потеряв на мгновение бдительность, а теперь плачу за это жизнью. Хиджин сделала несколько шагов вперёд, прикасаясь к моим волосам, которые выбеливал непрекращающийся снег — к утру снежинки заметут все следы, никто так и не узнает, что здесь на самом деле произошло, оно и к лучшему. Хрупкие пальчики девушки медленно погладили меня по волосам, больше не было безэмоциональной маски — Хиджин было жаль меня, но она ничего не могла поделать. Она осталась всё такой же загадкой для меня, была ли она наёмницей или же просто жизнь заставила её всегда быть настороже — я никогда уже не узнаю. Я сел на снег, не чувствуя зимнего холода, и девушка опустилась рядом, снимая с меня перчатки и стягивая свои варежки, она взяла мои горячие руки в свои, холодные и продрогшие, пистолет упал на землю, гулко ударяясь об асфальт. Ей было страшно, и я из последних сил сжал её пальцы, пытаясь поддержать. Как бы мне хотелось узнать, что же привело девушку в эту точку, возможно, найдётся человек, который сможет вскрыть этот ящик Пандоры. Последнее, что я увидел перед тем, как закрыть глаза, это её слёзы и растерянность во взгляде, а ещё немое извинение — она не могла знать, что обиды не было. Резкое чувство невесомости и затихшая совсем боль, мне хотелось верить, что Хиджин будет жить, что это будет не последнее её Рождество. Хрустящий снег под ногами и рождественские гирлянды, немного раздражающие новогодние мотивы, доносящиеся из каждого дома, и запах какао и имбирных пряников — мне стоило ценить это по-настоящему, а не жить мыслями о будущем, в которое теперь для меня навеки был закрыт путь.