после Победы...

      По чувствует себя так, словно он железная машина, оставленная под дождем на долгие годы и проржавевшая со всех сторон. Только возьми ее в руки, и она рассыплется в пыль.       Его жизнь никогда прежде не была такой бессмысленной. До Победы… он мечтал, он ждал, он жил этим... а теперь – после – словно разом потерялся смысл.       Да, и в Новой Республике бывало не спокойно. И его навыки лучшего пилота пригождались время от времени. Но это все было не то.       Это не то, что ослушаться генерала Органу и взорвать вражеский дредноут. В омут с головой и не думать о последствиях… это то, что может позволить себе пилот, но не руководитель.       Он любил Лею. Она была настоящей, живой, деятельной. Мудрой, в конце концов. Рассудительной. В ней были все качества, которые По так ценил в других, и никогда не мог найти в себе.       Он сам – самоуверенный и самовлюбленный. Сначала делать, потом думать.       Ее пощечину он не забудет никогда. Она разом спустила его с небес на землю. Показала цену его опрометчивым решениям.       Она была настоящей принцессой. И возраст ее не старил. Он давал ей седин и опыта, но не старости. По относился к ней как к очень родному и близкому человеку, но не как к матери – в ее возраст не верилось совершенно. Скорее как к сестре, или подруге, которую можно найти лишь однажды за всю жизнь.       Он думал, что после нашел Рей. Но в Рей он влюбился как в женщину. И это все испортило.              По встретился с Финном за обедом. В общей столовой, куда тот теперь после женитьбы, не часто-то захаживал.       – Есть какие-нибудь планы?       – На жизнь? На завтрашний день? Или в принципе? – улыбается Финн. У него все отлично. Он не ржавая машина. У него семья. Смысл. Жизнь.       – Распоряжения на счет Рена?       – Ах это. Собираем сведения, добываем свидетелей. Завтра утром я вылетаю. Ничего определенного, правда. Едва ли зацепки. Полетишь со мной?       – Трата времени?       – Возможно, и нет. А что – тебе есть чем заняться?       – Да… Финн, помнишь, мы обсуждали, как можно усовершенствовать двигатель на…       – Это из-за нее?       – Что? Ты о чем?       – Не прикидывайся. Как ее там? Рыцарь Рена. Ей нельзя доверять.       – Никто ей и не доверяет. Сидит себе за решеткой. Финн, ты загоняешь себя. Что она может сделать?       – А что если ее цель ты? Ведь неспроста она просилась из столичной тюрьмы к нам. Тут должен быть какой-то смысл. Может быть, дело в тебе?       – Во-первых, она не просилась в нашу тюрьму. В любую другую. Во-вторых, из-за меня, серьезно?       – Она сама сказала – ты нежелательная персона номер два. Может, у нее приказ тебя убить? А ты развязал ей руки. Ходишь к ней.       – Я к ней не хожу, Финн. А ты говоришь глупости. Нет, я с тобой не полечу. Твоих нравоучений я больше не выдержу.       Финн пожимает плечами. С появлением в его жизни Роуз – когда он понял, что любит ее и она тоже и они начали подумывать над чем-то большим – все изменилось. По по-прежнему был ему другом, но…. все изменилось.              По солгал Финну, когда сказал, что не ходит к Эллисен. Хотя, если принимать во внимание, что внутрь камеры он не заходил, может быть, это и можно было не считать ложью. Он смотрел в смотровое окно в двери. Всякий раз он хотел зайти. Поговорить. Ему казалось, что она еще может ему что-то рассказать, что поможет в поимке Рена. Но он не решался зайти. И тихо уходил.       Но на завтра, проводив Финна, он решает, что довольно всей этой неопределенности. Сидя за столом, он исчерчивает вдоль и поперек лист бумаги за листом, пытаясь понять, что можно узнать от Эллисен. Чем она может помочь. Какая информация может пригодиться. Но вопросы не являются, а бумага покрывается хаотичными нервными линиями ряд за рядом, слой за слоем.       Пока он резко не отбрасывает ее в сторону и встает.              – Почему твоим условием была смена тюрьмы? – спрашивает он, не успев даже войти внутрь ее камеры. Эллисен поворачивается от стены и садится, удивленно смотрит на него.       – Все же решился войти. Я думала, так и будешь стоять за дверью.       – Откуда ты?       Смотровое окно затемнено, с этой стороны не видно, когда в него кто-то смотрит. Это По точно знает.       Эллисен пожимает плечами. Как искусно она опять меняет тему, не желая отвечать то, что на самом деле важно. Но сегодня По не сдается.       – Чем тебе не угодила столичная тюрьма?       – Там шумно.       – Вовсе нет. В целом – да. Но в тюрьме нет. В той камере, где тебя держали, было тихо. Туда не проникал шум снаружи. Так что ты лжешь. О чем еще ты мне солгала?       – Если скажу, это больше не будет ложью,– она неожиданно улыбается. И в глазах ее разлито безумие. По становится не по себе. И он чувствует, что должен уйти. Но чем больше он понимает, что ему нужно уйти, тем меньше в нем решимости это сделать. И вместо того, чтобы убежать, он обреченно садится на стул.       – Всё было ложью?       – Всё? Что всё, По Дэмерон? Засады не было. А Кайло Рен был, хоть вы его и упустили. Я не солгала.       – Почему? Чтобы втереться в доверие? Чтобы я в конечном итоге снял с тебя наручники? Чтобы добраться до Рей? Что?       Он думал об этом слишком много, он не мог ничего упустить. Но что если Финн прав. И он – вторая нежелательная персона – ее цель?       – Ты сказала, что я нежелательная персона номер два.       – Я солгала. Пошутила. Это забавно. Насколько в тебе раздуто самомнение. Лучший пилот в Галактике. Возможно и так. Но один в поле не воин! Кому ты нужен?       – Всем, очевидно.       Она смеется. Жутко, надрывно. И смех ее – сплошная ложь. И улыбка ее – ложь. Руки, ноги, голова – все ложь. И имя, возможно, тоже.       Но он слишком поздно это понимает.       Она резко вскакивает на ноги с кровати. По не успевает опомниться, как одним сильным ударом она выбивает из-под него стул и он падает на пол. Она ставит колено ему на грудь.       Она не говорит, не думает. Не ждет. Она решила это давным-давно, когда он собственноручно дал ей оружие.       – Приятно было познакомиться, По Дэмерон.       И она резко срывает со своей ноги охранный браслет. Так легко, словно он вырезан из бумаги.       По успевает почувствовать холод стали, касающейся его щеки. Но не успевает ничего сделать. И помешать.       Звенящая тишина заполняет собой все вокруг.       Мгновение, два, три. Взрыв…