***
Сквозняк обдал стопы ледяным потоком воздуха, заставив непроизвольно вздрогнуть. Взвился выше, пробираясь под ночную сорочку, заморозил остывшим осенним дыханием кожу груди и застрял в копне коротких каштановых кудряшек, слегка растрепав распущенные волосы. Я словно очнулась от этого нежданного касания, зябко растирая замерзшие руки ладонями. Середина октября… Какой недоумок додумался оставить парадные двери открытыми? Недовольно выругавшись, я сильнее запахнула полы пеньюара, оказавшегося слишком легким одеянием для морозного утра. В замке было темно, несмотря на то, что за окнами давно расцвело. Солнечный свет, рассеиваемый витражами, был тусклым, с трудом пробивался сквозь ячеистые запыленные стекла. Миновав гостиную, погрузившуюся в беззвучную меланхолию, я переступила порог вестибюля и остановилась, ощутив под ногами мелкозернистые комочки грязи. Я удивленно опустила глаза вниз, замечая на полу кусочки земли и сухие, цвета ржавчины и шоколада, листья. Они кружились по мозаичной плитке, с каждым новым порывом ветра перемещаясь с белых мраморных ромбов на черные. Стихия выла, в полную силу раскрывая свой голос в полупустом холле. Очередной вздох потревожил алые лепестки распустившихся в вазе пушистых роз. Водруженные на постамент, вырастающий прямо из мраморного пола, они были единственным ярким пятном в поблекших красках вестибюля. Несмотря на мое сравнительно недавнее прибытие в замок, я точно знала, что каменного стола на входе не было. Исключение составляли только переполовиненные античные колонны по краям лестницы, служащие подставками для похожих ваз и сейчас пустующие. Но эта незначительная деталь не шла ни в какое сравнение с тем, что находилось по дальнюю сторону от арки, из которой я попала в холл. Вместо украшенной старыми изумрудными обоями в мелкий рельефный цветочек стены коридора, ведущего к двери библиотеки, красовались огромные ростовые окна. Высокие стеклянные створки были наполовину открыты и впускали в помещение морозный, свежий воздух и растительный мусор, усеивающий гладкую плитку. По ту сторону стекол простирался желтоватый газон, уходящий далеко вперед, туда, где начиналась черная древесная полоса рощи. «Как странно… Как я могла не заметить этого раньше?». Довольно нелепый вопрос нашел ответ практически сразу, прислушавшись к запоздалой здравой мысли, трепыхавшейся на задворках сознания. Сон… Такой натуральный и естественный, что абсолютно стирает грань с настоящим. Я знаю, что вижу иллюзию… Ведь реальность совсем не похожа на то, что открывается моему взору. Но, тем не менее, принимаю все за чистую монету. Даже то, что я облачена в тонкое ночное платье, никогда не являвшееся частью моего гардероба, меня не смущает. Соринки на полу впиваются в босые стопы, огрубевшее и выцветшее без надлежащего ухода кружево ткани царапает нежную кожу под ним, а ноздрей касается привычный для промозглой осени запах сырости. И единственное, что меня сейчас волнует, так это необходимость закрыть распахнутые ставни. Я подбираю подол и перешагиваю через кучку сметенных вместе листьев, решительно направляясь к противоположному концу холла. - Погоди. – останавливает меня тихий мужской голос. Я замираю, как изображение, зафиксированное на фотографии, и изумленно вскидываю брови. Звук бесплотный, едва различимый, не имеющий источника. - Тише, парень. У тебя вывихнуто плечо. Он повсюду и нигде одновременно. Ни намека на присутствие его обладателя. Я не могла понять, ветер ли приносит ускользающие слова, или они слышны лишь у меня в голове? Но голос… не нашел отклика в моей памяти. - Где она? Где девчонка? – хрипло отзывается другой, превозмогая боль. А вот его я знала… Грудной, низкий, сейчас окрасившийся мучительной интонацией. Аарон? - Не дергайся. – повторил собеседник, после чего раздался смачный хруст вправляемых костей и суставов, вызвавший на моих губах сочувствующую гримасу. Мужчина застонал и закашлялся, поперхнувшись собственным криком. Его речь была измученной и сбивчивой, выдавая прерывающееся дыхание. - Что… с ней случилось? – Аарон, словно в бреду, задает один и тот же вопрос, пока его оппонент не сдается под не слабеющим натиском. - Они забрали ее… Пленили с остатками армии и собираются продать англичанам. Предстоит судебный процесс, мы больше не должны вмешиваться… Неужели они снаружи? «Стоит поспешить. Если Аарон ранен, ему может потребоваться помощь.». Постойте? С какой стати у меня вообще возникла эта мысль? С каких пор я стала излучать столько беспричинного альтруизма? Но, несмотря на внутренний протест, я ускорила шаги, сокращая расстояние до створок. - Нет… Еще есть время. Я все еще могу ее спасти… Это вы всему виной… Вы заставили меня сделать это! – словно в горячке шепчет Аарон, постепенно срываясь на крик. Я уже почти ухватилась за деревянную раму окна, миновав постамент с букетом, пальцы украдкой скользнули по металлической ручке, когда за спиной раздался искрящийся девичий смех. Я отшатнулась от узкого просвета между створками и резко обернулась. - Я правда красивая? – вопрошает девица, шурша юбками. Ее голос звонок и чист, а сама его обладательница наверняка юна и прекрасна. Никого… позади меня никого нет. Только пустой вестибюль, заполненный влажным воздухом. - Ты… - мужчина улыбался, произнося это. – Самое прекрасное создание, которое я когда-либо видел. Рафаэль... Его чарующий баритон даже сейчас всплывал в моем подсознании... Но, где он? И его… спутница? Розы на столе вспыхнули багровым светом, приковывая к себе заинтересованный взгляд. Нежные лепестки подрагивали, а тоненькие жилки пульсировали алыми всполохами, подобно циркулирующей в венах крови. - Маргарита, вернись в постель. – игриво пропел мужчина, и от звуков его голоса цветы в вазе воспылали с новой силой. - Только после того, как ты пообещаешь подарить мне ожерелье к этому платью! – капризно отозвалась девушка, похоже, отскакивая от любовного ложа и спешащего поймать ее любовника. Вздох… И приглушенный смех, служащие ответом вертихвостке: - Обещаю! Я неторопливо склонилась к ароматным бутонам. Цветы зажигались снова и снова, передавая женское хихиканье и редкие фразы. Они казались такими живыми, теплыми, что я непроизвольно потянулась к одному из цветков, касаясь шелковистого лепестка… Вихрь, ревя и стеная, ворвался в комнату, с громким стуком настежь распахивая хлипкие створки. Розы испуганно притихли, а подол моего пеньюара взметнулся вверх, потоком воздуха подталкивая меня прямиком к пьедесталу и заставляя напороться на острый, щербатый угол. Трава, сучья, мелкие прутики – все это ринулось с улицы в дом, разбрызгивая вокруг себя капельки осевшей росы. Закрывая лицо ладонями от шквалистого ветра, я двинулась к проему в стене. Створки хлопали, стекло дребезжало, так и норовя разлететься мелкими осколками, я ловила клацающие ручки, с натужным скрипом закрывая сопротивляющееся окно. Когда мне все-таки удалось побороть стихию, оставшись стоять перед угрожающе трясущимися стеклами, в вестибюле воцарилась тишина. Я была влажная от попавших на кожу брызг, а на обнаженные ноги и руки налипли мелкие соринки. Я закрыла глаза и выдохнула, все еще продолжая сжимать нагревающиеся от ладоней оконные ручки. Шелест, похожий на хлопанье крыльев, коснулся моего слуха. Я слегка повернула голову, прислушиваясь к прекратившемуся звуку. Неприятное, щекочущее нервы чувство волной прошлось под кожей, предостерегая от чего-то. «Кар!» - гнусаво прозвучало из-за спины, и я развернулась уже полностью. Ворон. Белоснежный ворон стоял на мраморном столе в ворохе опавших лепестков. Рассыпавшиеся прахом под его лапами, они были истерзаны самой птицей, оттого цветы перестали «говорить» знакомыми голосами. Розы завяли… Высохли, почернели и съежились. Мягкие бутоны стали хрупкими и растрескавшимися. Ворон вскинул голову, раскрыл окровавленный клюв и каркнул вновь, уставившись на меня крошечным черным глазом. Пернатый посетитель выглядел по меньшей мере необычно. Приглаженные, как будто накрахмаленные перья, слишком горделивая для такого маленького существа осанка, взгляд, наполненный чернотой и мраком, под которым сердце принималось выплясывать в груди с неистовой силой. Слишком очеловеченный, понимающий, мудрый… Эту неравную дуэль схлестнувшихся взоров было трудно выдержать. Я отвела глаза в сторону, замечая, что сердцебиение стало приходить в норму, а ворон самодовольно заклекотал, топча труху из цветочных лепестков под когтистыми лапками. Я совершенно перестала понимать, чего можно ожидать дальше. И третий акт затянувшегося спектакля не заставил себя долго ждать. Стук в дверь. Робкий, будто пришедший боялся потревожить хозяев. Ворон повернулся к двери, склонив голову набок, и моргнул. Стук повторился, на этот раз чуть громче… А затем тишина, растянувшаяся на пару секунд, но по ощущениям продлившаяся целую вечность. Слова с той стороны раздались неожиданно, заглушаемые массивной дверью: - Простите… Мой автомобиль заглох в перелеске. – пришедшим был мужчина, с недавних пор переставший быть незнакомцем. – Я мог бы от вас позвонить в службу эвакуации? Сейчас Владимир звучал не так уверенно и нахально, как до недавнего времени. В бесцветном голосе слышалась мольба и… надежда. Вот только на что он надеялся? Быстрее оказаться внутри? Или чтобы двери по воле судьбы остались закрыты? Неосознанно я сделала шаг в сторону деревянной створки. Ворон забил крыльями и переполошился, выкрикивая короткие, щелкающие звуки. «Нет.» - всколыхнулся голос в моей голове – «Не трогай. Уходи, спрячься в глубине дома, сделай вид, что не слышишь того, кто настойчиво просится внутрь. Что угодно, но не открывай эту чертову дверь!». Пожалуй, на этот раз стоит послушать свое внутреннее я. Но развернуться и покинуть вестибюль, исчезнув в погруженных в полумрак комнатах мне не дали. Как только разум воспротивился тому, чего хотело тело, меня парализовало. Настоящую Анну будто бы отодвинули на второй план, превратив бунтующее сознание в темницу. Лишившись контроля над собой, я все еще могла видеть массив двери, приближающийся ко мне, бледные руки, тянущиеся к изгибу ручек. Когда тонкие пальцы опустились на холодный металл, я ощутила странное чувство дежавю, будто бы все это уже происходило когда-то… И история спешила повториться вновь… …Меня подкинуло на постели, когда дверь во сне отворилась, впуская внутрь ледяное дыхание… Прошлого? «Прочь!», «Прочь!», «Прочь!»! Карканье превратилось в отчетливые короткие фразы, запоздало доходящие до слуха сквозь пробуждающееся сознание. Чернота, скользнувшая за порог, поползла по стенам, неумолимо пожирая цвета и формы. Еще немного, и она поглотила бы и меня, если бы бешеное сердцебиение не пробудило дремлющий разум. Простынь подо мной смялась, свидетельствуя о беспокойных метаниях по постели, а одеяло сползло на пол. Я села на кровати, дыша через раз. Кошмары не были редкими ночными гостями, но давящее, тревожное ощущение безысходности никогда не задерживалось надолго. Сейчас же оно обвило мою шею тугим кольцом, не давая успокоиться. Снова темнота… Вторые сутки после инцидента подошли к концу, а мое времяпровождение в замке сводилось только к одному. Сну. Словно попугай в накрытой одеялом клети, я спала сутки напролет, не замечая смену дня и ночи за окном. Определенно, я была больна. Я чувствовала себя измотанной, высушенной, и моя прикованность к постели не приносила организму отдыха. Меня пугало, что собственное сердце стало биться гораздо реже, даже в нечастые моменты пробуждения, не длящиеся больше пяти минут. Но сегодня оно, наконец, проснулось. «Прочь!» - снова раздалось в комнате, и я изумленно хлопнула ресницами, убирая с лица налипшие пряди. Портьера всколыхнулась, а занавесь надулась парусом, потревоженная порывом ветра. Балконная дверь скользнула по паркету, оставляя на древесине полукруглые вдавленные следы, и издала очередной трескучий звук, так неожиданно напомнивший мне человеческую речь. Старые, проржавевшие щеколды на рамах не могли сдержать даже разошедшуюся непогоду. Я тяжело вздохнула и встала с постели, попутно вздрогнув от соприкосновения стоп с остывшими половицами. Этот дом… Будто изгой, прячущийся от внешнего мира среди лесных угодий. Забытый и одинокий. Время не щадило его. Он крошился, рассыпался и только лишь чудом держался, цепляясь за свое былое величие. Сколько потребуется лет, вложений в виде инвестиций и труда, чтобы привести его в надлежащий вид? «На что мне сдалась эта рухлядь?» - страдальчески вопрошала я саму себя, отмахиваясь от колышущихся штор. Я привыкла к современности, минимализму интерьера, обилию света и пространства. Здешние стены давили на меня, а оформление комнат казалось душным. Я понимала, что никогда не смогу почувствовать себя здесь как дома, даже если когда-то замок был им для меня. Трепет не заполнял мое естество, когда я прогуливалась по гостиным и коридорам, желание остаться здесь не родилось в моей душе… ни разу. Но и желания все бросить на полпути и сделать нехилый подарок незнакомцам тоже не наблюдалось. Я готова была вцепиться в этот особняк руками и ногами, ревностно защищая от посягательств. Я не меценатка, отдающая средства в поддержку нуждающихся… вампиров. Ну разве это не смешно? По правде говоря, я не знала во что верить. Здоровый скептицизм все еще жил во мне, не удовлетворенный предоставленными доказательствами. Что если все, что я видела до этого, всего лишь затянувшийся розыгрыш? Череда фокусов, направленная на мое устранение. Они неустанно вдалбливают в мой мозг небылицы и нелепицы, демонстрируют небывалые таланты и силу, но на деле… Где гарантия того, что случившееся – не просто ловкие трюки? Вера – понятие сложное… Хрупкое и тонкое. Но человеческий разум гибок и податлив, важно лишь знать, что и как в него вкладывать. Пара «неоспоримых» доказательств, давление на психику, правильные слова. Если отбросить все доводы в пользу мистического понятия ситуации, то логики становится даже больше. Они работали грамотно и слаженно, четко придерживаясь придуманной легенды. Чтобы сбить с толку. Или запугать. Но, скорее всего и то и другое сразу. Чем чаще говорить, что человек дурак, тем больше вероятность, что таковым он себя и начнет чувствовать. Рано или поздно, я должна буду поверить во весь этот бред. Я начну устраивать истерики, доказывать всем вокруг свою правоту и искать справедливости. И тогда… мне заказан прямой путь в учреждение с обшарпанными стенами и говорливыми соседями с биполярным расстройством. Вполне вероятно, что они что-то подсыпали в мою еду и питье, для ускорения эффекта… Это объяснило бы мое паршивое состояние. Или же пропитали постельное белье какой-нибудь ядовитой дрянью, чтобы спровоцировать симптомы тяжелой болезни… «Так, стоп! Мы же не в Средневековье с его дворцовыми интригами. Этим ребятам было бы гораздо проще меня припугнуть и выгнать, чем придумать всю эту долгую и затейливую игру.» Стоя перед распахнутой балконной дверью, и придумывая в голове сценарии, способные потягаться с сюжетами некоторых бестселлеров, я и не заметила, что успела практически околеть от холода, рвущегося с улицы. Но свежий воздух пошел мне на пользу, позволил прояснить мысли и начать думать. Пропитанный опьяняющим ароматом хвои и озона, он наполнил мои легкие. Я зажмурилась, подставляя лицо ледяному потоку. Как дышится легко перед грозой. Надеюсь, пары дней хватит, чтобы восстановить силы, и за это время составить план предстоящих действий. Шелест листвы и еловых лап, стонущих под натиском стихии, успокаивал… Они словно шептались между собой. И в этом шепоте… так отчетливо слышалось… мое имя… Я насторожилась, как следует вглядевшись в движущуюся чащу. Неприятное, сосущее «под ложечкой» чувство заставило все тело напрячься. Кто-то следил за мной. Кто-то, невидимый глазу, или тщательно укрытый ночной мглой. Следуя здравому смыслу, я не стала лезть туда, куда не просят. Когда навязчивый шепот раздался вновь, я захлопнула звякнувшую створку окна и вернула на места никчемные шпингалеты. «Лучше отправиться в постель, спросонья чего только не почудится» - ухватившись за эту мысль, я дернула штору, намереваясь перекрыть полупрозрачные занавески, но металлический люверс жалобно скрипнул и зацепился за небольшую щербинку на карнизе. Я раздраженно цыкнула и поднялась на цыпочки, поправляя собравшуюся гармошкой ткань. Очередной рассерженный рывок, и в месте крепления гардины со стеной что-то угрожающе хрустнуло, а из углубления в каменной кладке посыпалась мелкая пыль. Еще одно неосторожное движение, и вся деревянная конструкция рухнет вниз. Прекратив неудачные попытки справиться с портьерой, я отпустила скомканный в руке жаккард, и устало потерла шею. Голова отозвалась приторным головокружением, а желудок предательски скакнул прямиком к горлу. Моргнув пару раз, я мельком скользнула взглядом по колышущимся кронам за окном и остолбенела. Бледный луч, осветивший мое сердитое лицо, полоснул по нервам приступом паники. Я не могла найти причину волнения, но оно росло и ширилось в груди с каждой секундой. «Анна…» – голос пробирался сквозь закрытые створки окон, сочился из микроскопических трещин в стенах, заполняя собой стремительно сужающееся пространство спальни. Пятнистый диск высоко над фронтонами замка обладал необъяснимой, притягательной силой. Я почувствовала, как воздух вокруг меня остывает, и начинает больно «покусывать» кожу рук, плеч, багровеющих щек. Ноющая боль монотонно проникла в голову, а мышцы обманчиво ощутили небывалую слабость перед тем, как приступ судороги скрутил их жгутами. Я сдавленно охнула и повалилась на пол, не успев схватить спасительную ткань штор. На мгновение, зрение оставило меня, озарившись туманным всполохом. Я смотрела перед собой, не видя очертаний предметов и теряясь в пространстве. Позднее, всколыхнувшись, туман принялся извиваться, плясать бесформенными клубами, пока не превратился в вытянутую, оскаленную морду… Взгляд горящих, желтых глаз окатил меня волной жара, превратив кровь в венах в потоки вскипающей лавы. Ощерившаяся пасть источала металлический запах крови и горьковатый аромат какого-то растения, а густая, бурая шерсть смердела мокрой псиной. Его образ, нечеткий и зыбкий, исчез так же неожиданно, как и появился, оставив после себя дурное послевкусие ужаса. Он был всего лишь в моей голове, но казалось, что зверь дышал мне в лицо. Мое имя, смешанное с шумом природы, дрожало в воздухе. Он звал меня. Но зачем? Я ощущала, как длинные, прочные нити опутывают мои конечности, волокут по паркету, побуждая приблизиться к двери на балкон. Лунный свет доставляет мне боль... Или же всему виной сопротивление, которое я стараюсь оказать своему телу? Он ждет меня. Терпеливо. Неустанно повторяя свой зов. И я знаю, что не должна противиться. Знаю, что бежать к нему естественно для меня… неизбежно. Но все равно сдерживаю порывы выйти из дома и кинуться в чащу, босиком по прохладной земле. Влекомая инстинктом. Нет. Моя гордость еще не до конца растоптана. И, пока есть силы, я не поддамся на повелительный призыв.***
Рафаэль влетел в комнату, едва не снеся дверь с петель. Боль, ломавшая девушку, была настолько сильна, что ее проекция вывела вампира из летаргического сна как по щелчку пальцев. Запах крови, резанувший по ноздрям, на мгновение остановил мужчину. Анна скрутилась на полу, в отчаянии, царапая травмированными ноготками деревянные половицы. Она стонала и скулила, как избитый зверь, содрогаясь всем телом. Сцепленные зубы не позволяли девушке говорить, даже кричать, дабы выразить свою боль, она была не в состоянии. Мужчина упал на колени перед ней, в испуге переворачивая девчонку на спину. Он попытался успокоить ее, призывая восстановить дыхание, но Анна только сильнее изогнулась в его руках, впиваясь одеревеневшими пальцами в мужские ладони. Касание лунного света холодило его лицо, в то время, как бешеный взгляд девушки прожигал грудь насквозь. Рафаэль отпрянул от Анны и повернул голову к окну, морщась от пришедшей на ум догадки. Стоило ему ненадолго покинуть скорчившуюся на полу девушку и перекрыть портьерой след от лунного луча, она часто и сбивчиво задышала, будто бы кто-то разжал пятерню, сдавившую хрупкое горло. Этот сукин сын приложил свою лапу… «Ну и ну, Аарон. Как грубо по отношению к женщине силой принуждать ее к первому свиданию.». Приглашение на совместную охоту… У оборотней свое представление о романтике. Мужчина склонился над девушкой и поднял на руки обессилевшее тело. Она отвергла волка… Более того, показала дикий норов, попытавшись воспротивиться его воле. А это не сулило ничего хорошего. Нет, Аарон не станет мстить или отыгрываться на человеческой девушке. Это противоречит волчьей природе. Причинить вред самке, как бы грубо это ни прозвучало, позорно и бесчестно, поэтому в этом смысле Анна в безопасности. Единственное, что представляло для нее угрозу сейчас – это тонкая нить, связавшая ее с оборотнем крепче канатов, и служащая чем-то вроде передатчика. Когда Аарон поймет, что даже связь с его Чашей не заставила девушку принять «ухаживания», то придет в ярость... Его эмоции, вдесятеро помноженные влиянием луны, могут оказаться для ее человеческой оболочки слишком велики. Рафаэль шел по коридору, прижимая притихшую девушку к себе. Мерное дыхание, согревающее ямку между его ключиц, становилось все слабее и слабее. Оставлять Анну одну было небезопасно, в первую очередь для него самого, но и ночь в его постели не принесет результатов. Она была на пределе возможностей… Если приступ повторится… Одна нелепая смерть унесет сразу несколько жизней. Каждая секунда промедления способна была привести к непоправимым последствиям. Дверь комнаты распахнулась не сразу. Ее владелец нарисовался на пороге с недовольной миной, выпустив из полумрака спальни приглушенные мотивы грубой мелодии. Этан смерил взглядом Рафаэля, и взъерошил короткие волосы небрежным движением ладони. Скучающий вид юноши сменился беспокойством с примесью раздражения, когда девчонка на руках пришедшего издала протяжный, мучительный стон и выгнулась дугой. Тонкие жилы на ее шее натянулись, а на покрывшемся испариной лбу вздулась крупная вена. - Она эпилептик? – внимательный взгляд следил за начавшимися судорожными подергиваниями. - Если бы. – Рафаэль внес корчащуюся Анну в спальню сразу же, как только Этан освободил дверной проем. - Клади ее на стол. – скомандовал парень, убирая со столешницы письменные принадлежности и стопку книг. Пока старший собрат пытался совладать с мечущейся в агонии девушкой, Этан распахнул дверцы одного из подвесных шкафчиков и выудил из его недр несколько звякнувших склянок. Из импровизированной аптечки юноши пахло как из лесничьей сторожки: травами, сушеными грибами и изрядной долей спирта. Поведя носом, Рафаэль изумленно поднял брови, различив в сонме ароматов горечь настойки полыни и запах болиголова. - Я думал, у тебя более современные взгляды на медицину. – бросил мужчина, вклиниваясь в какофонию из страдальческих стонов, стука стеклянных сосудов и рева бас-гитары из дребезжащих колонок. - В этом я старомоден. – словно в оправдание скривился Этан, щедро добавляя сыпучие ингредиенты в ступку для смешивания. – По крайней мере для этого случая травы будут эффективны. Девушка на столе извивалась, изредка приходя в себя и пытаясь заговорить с мужчинами. Растрескавшиеся от лихорадочного жара, кровоточащие губы шептали неразборчивые слова, а взгляд, исполненный животного страха, искал спасения в чертах лица склоненного над ней вампира. Но эти секунды были мимолетны и тут же сменялись новой волной боли. Рафаэль разговаривал с ней, не давая разуму Анны предаться забвению. - Связь слишком сильная. – рычал от досады вампир, прохладными пальцами убирая с мокрого лба девушки темные волосы. – Нужно дать ей успокоительное, иначе чувства пса сожрут ее. Слушая предположения Рафаэля о природе приступов, Этан методично добавлял все новые и новые соцветия, масла и вытяжки. Удовлетворившись составом снадобья, юноша перелил его в стакан и приказал мужчине: - Подними ее и удерживай на весу, чтобы не захлебнулась. Процедура вливания перетертой в кашицу и разбавленной водой смеси растений и порошков оказалась тем еще подвигом. Девушка даже в полубессознательном состоянии бреда отворачивалась, скрежетала зубами и отплевывалась от хининной горечи настоя как от яда. Этан шипел, стирал с лица ошметки зеленовато-серой субстанции, но продолжал пичкать несчастную лечебной жидкостью. Из широко распахнутых перепуганных глаз девушки покатились соленые слезы, липкими дорожками прокладывающие путь по пылающим щекам. Ногти остервенело впились в руки Рафаэля, цепко сдерживающие порывистые движения. Глоток. Еще глоток, перемежающийся хрипом и кашлем. Расширившиеся зрачки медленно возвращались в норму, а сердце, отзывавшееся в груди колющей болью, переставало биться о грудную клетку как сумасшедшее. Напряженные мышцы расслаблялись, и девушка постепенно стала приходить в себя, облокотившись спиной о грудь Рафаэля. - Я не знаю, сколько продлится эффект. – честно признался Этан, стирая с рук и одежды перелившееся снадобье. - Если бы не влияние луны, его злоба передалась бы ей всего лишь в виде неврогенной чесотки, не более. Но сейчас… Он сам не понимает, к чему его вспыльчивость может привести. Будь она обычной чашей, все было бы гораздо проще. Я не знаю, что принесет ей пользу, а что может навредить. Я не знаю, Рафаэль… Страх сжал горло слепого вампира костлявыми пальцами еще там, в освещенной блеклым светом спальне. Пусть он не видел измученного лихорадкой тела девушки, не знал, как искажается ее лицо, приобретая сероватый оттенок, как лопаются капилляры в глазах, придавая блестящим белкам цвет марева… Но он чувствовал… Чувствовал сгусток из безудержных толчков крови в ее груди, слышал, как надрывно стонет перетружденное сильное сердце, чуял… как его собственное готово было остановиться в одну секунду с ним… Они могли не успеть. Опоздать всего на короткое мгновение… Но кризис миновал… Рафаэль обвел пальцами одухотворенное девичье лицо, и уложил ее обратно на стол. Дыхание Анны стало глубже, а сознание погрузилось в спасительное состояние дремы. - Я знал, что рано или поздно его кровь начнет взывать к ней, но не думал, что это случится так скоро… - практически беззвучно произнес вампир, принимая от товарища смоченное в теплой воде полотенце. - Что ты сказал? – нахмурился Этан. Быстрота сменявшихся на его лице эмоций поражала. Он просиял от вспыхнувшей в его голове идеи и метнулся к одному из выдвижных отсеков письменного стола. – Как же я сразу не додумался?! Этан неожиданно сомкнул пальцы на запястье Рафаэля и занес бледную длань вампира над безмятежным лицом девушки. Острый, клиновидный стилет пробил плоть слишком быстро и внезапно для того, чтобы Рафаэль успел отдернуть руку. Он вздернул верхнюю губу скорее от недовольства наглой выходкой младшего собрата, нежели от пронзившей мышцы боли. Густая, багровая кровь медленно заструилась по узкому желобку в рукояти оружия, ароматной лентой стремясь к полуоткрытым губам девушки. Белая кожа начала стремительно приобретать здоровый розоватый оттенок, а мученическая гримаса, время от времени омрачавшая лик, таяла на глазах. - У тебя есть такие же права на нее, как и у волка. – Этан довольно осклабился, отпуская сжатую руку. – Твоя кровь снизит его влияние, особенно в периоды полнолуния. К тому же, не думаю, что в скором времени обычная пища будет по-прежнему питать девчонку. Рафаэль не дышал, молча сжав покалеченную руку в кулак и вслушиваясь в звук срастающихся мышц и сухожилий. - Ты думаешь, я не заметил, как сжались твои зубы, стоило ей позвать Аарона в бреду? Готов поспорить, но я слышал, как хрустнула челюстная кость. – мальчишка улыбался. Ехидно и колко. Обнажая острые кончики клыков. Складывающаяся неоднозначная ситуация его несказанно забавляла. С этими словами парень окинул безразличным взглядом сваленные в кучу склянки с частично рассыпанным содержимым и грузно приземлился на скрипнувший стул, оставив беспорядок в первозданном виде. Музыка давно перестала сотрясать стены басами, поэтому сейчас в комнате было слышно только успокоившееся дыхание девушки. Она всхлипнула сквозь сон, бессознательно дернув тонкими пальцами, а снаружи, из темной чащи леса раздался свирепый, разгневанный вой. Одинокий, не получивший ответа от притихших членов волчьей стаи. Этан обернулся к окну и задумчиво произнес: - Рафаэль… Если вам в будущем понадобится повитуха, я в этом не участвую. Аарон несся вперед, очертя голову. Напарывался мощной грудью на выкорчеванные из земли пни, раздирал шкуру о корявые сучья, еловые иглы впивались в усатую морду, а ветви хлестали по глазам, но он не замечал всего этого. Когти вспарывали почву, поднимая в воздух клочья мягкого мха, липкие грязевые комья и полусгнившую листву. Легкие жгло, дыхание рвалось из пасти сизоватыми клубами пара. Он рычал, не пытаясь сдержать ревущую в груди ярость, и она кровавой пеленой застилала глаза. Замок оставался далеко позади, давно скрывшись за нависшими грозным куполом деревьями. Никогда… За столько столетий он не впускал никого в свое сердце. Ему было чуждо чувство привязанности, после того, как оно выжгло его душу дочерна. В нем просто не осталось места… И эта пустота, стершая из памяти само понятие любви и нежности, его совершенно устраивала. Но чертова связь... Он не просил о ней. Он бежал вперед, покуда сердце не пропустило удар, спутав в прыжке мощные лапы. Перекувыркнувшись через голову, оборотень сорвался в овраг и покатился по ухабам, пересчитывая ребрами острые камни и обломки стволов, кольями торчащие из земли. Он наивно верил, что, если до предела натянуть цепь, соединившую его с человеческой девушкой, а в последний момент рвануть изо всех сил, чары рассеются… Больше не будет непреодолимой тяги... Его мысли очистятся от ее образа, вернув одиночке покой. Но нет… Волки однолюбы… Верные и преданные. С одной и на всю жизнь. А эти поганые узы означали неотвратимость будущего влечения... Это приговор. Жестокий и насмешливый. Что, если она выберет не его? Каково это, всю жизнь любить ту, которая не воспылает к тебе ответными чувствами? Перспектива медленной и мучительной смерти от тоски или тихой, разрушительной ненависти страшила его. Страшила бы любого… Чаша… Обладание ею не привилегия. Не награда. Это тяжелая, зачастую невыносимая ноша… Испытание для всех, кто попадает под влияние чар. Судьба посмеялась над ними, заранее уготовив ему или Рафаэлю роль проигравшего.