У окна

Трокмортона убивают на следующий день после того, как он рассказывает Элинор про черную метку. «Я предлагала ему охрану», — напоминает она себе. Он сам отказался: посчитал, что присланная черная метка — всего лишь страшилка для дурачков. — Расследование пока ничего не дало, — говорит она Вудсу. «И не даст, скорее всего». — Я бы не надеялась на результат: люди здесь не привыкли доверять властям, они будут молчать — особенно теперь, никто не захочет получить черную метку. Вудс стоит у окна, сцепив за спиной руки — верно, разглядывает клетку с трупом Вейна, — и то, что он в бешенстве, выдают только побелевшие от напряжения пальцы, да что-то неуловимое в линии плеч. Когда Элинор стала замечать такие мелочи? Она проводит по лицу рукой, будто надеясь отогнать ночной кошмар — не получится, напрасные усилия. — Это публичный вызов моей власти. — "Не первый, строго говоря". Вудс все еще смотрит в окно, и Элинор прямо-таки до зуда хочется, чтобы он нашел другой обьект для изучения: что-нибудь мирное, не покрытый мухами труп. Она не может отделаться от мысли: с его привычкой безжалостно анализировать и раскладывать по полочкам любую информацию, какие выводы он сделает из этого зрелища? О ней, о Нассау, о Чарльзе, об их общем прошлом? — Я не могу оставить это без ответа. Даже у доброжелательного, рассудительного губернатора Роджерса, каким он отчаянно старается казаться, рано или поздно кончается терпение. Наверняка они в этот момент думают об одном и том же: Чемберлен. Если он вернется с успехом, потуги возмутителей спокойствия в Нассау легко можно будет обратить в пшик (Элинор надеется, что да), если нет... — Сколько человек знает про метку? — Все, кто был здесь, когда Трокмортон приходил, Макс и кто знает как много ее слуг, и кто знает как много собутыльников Трокмортона. Можно сказать: весь город уже знает. Или узнает очень скоро. Вздох, который вырывается у Вудса, очень похож на вежливый эквивалент слова «блядь». — Попробуем хотя бы частично обратить это себе на пользу. Пока люди Флинта пытаются испортить репутацию нам, мы будем делать то же самое с ними. Вряд ли горожане станут симпатизировать жестоким убийцам, мечтающим погрузить город в хаос. Нам нужна хорошая проповедь. Что-нибудь наводящее на соответвующие мысли. Насколько пастор Ламбрик хорош в деле? — Жители Нассау не слишком набожны, — осторожно замечает Элинор. По правде говоря, в этой области жизни города она разбирается мало. Вудс отмахивается — как статуя ожила — и, наконец поворачивается к Элинор. Она испытывает дурацкое облегчение: вид у него после болезни не из лучших, зато она может смотреть ему в глаза, а не разглядывать напряженную спину. — Почти все становятся набожными, если в нужных выражениях напомнить о бренности всего сущего. Попробуем сыграть на этом. Пригласи Ламбрика сюда — нужно разъяснить, что от него требуется. — Это все, чем ты собираешься им ответить? Проповедью? Нам нужно, чтобы они нас уважали. А уважать будут, только если станут бояться. Здесь место такое — никто не понимает по-хорошему. — «Хотела бы я, чтобы было по-другому». — Я заметил, — в голосе Вудса отчетливо слышна горечь. — Ответом будет комендантский час. С этого дня город на военном положении. Чуть помолчав, он добавляет: — Мои инвесторы этой новости не обрадуются.

***

Чемберлен возвращается ни с чем, и пастор Ламбрик читает свою дурацкую проповедь под напряженными взглядами прихожан — слухи разносятся быстро.