Dum spiro, spero (Пока дышу, надеюсь)

      Проклятый ветер хлестал по лицу, слякоть отвратительно чавкала под ногами. Кажется, тут даже снега не бывает, будто он сразу превращается в грязь. Конечно, это ведь не просто окраина города — а самая настоящая клоака. Тут не до мощёных улиц с канавами по бокам, как на Сите или хотя бы на Сен-Дени. И всё же это лучше, чем сидеть в той каморке. Тем паче, здесь его и правда не трогали. Почему — не важно. Хоть от этой части унижения он избавлен.       Оставалось дойти до угла, свернуть налево, потом до второго перекрёстка, ещё раз свернуть — и всё это ради того, чтобы не заходить на главную площадь. В этих крошечных улочках хотя бы не так много… людей.       Фролло уже повернул за угол, как вдруг услышал дикий вопль. Почти нечеловеческий. И развернулся прежде, чем успел это осознать. Да, видно, священство и впрямь несмываемо¹. Чем ближе он подходил, тем явственнее различал ругань, притом, настолько отборную, что этим мастерам слова позавидовал бы сам капитан де Шатопер.       На земле валялся нищий, а двое других скакали вокруг него. Спустя несколько мгновений стало видно, что тот первый держится за ногу. Фролло подошёл поближе и разглядел, что та совершенно неестественно вывернута точно посередине.       — Держи его, тупица! — кричал один бродяга другому. — Ему нужно пустить кровь!       — Осёл! Вырывается он! Не видишь, что ли? Кишки дьявола!       — Сгиньте к чёрту! Оба! — заорал бедняга с больной ногой. В это мгновение блеснуло лезвие. — Проваливай! К дьяволу!       — Уберите это немедленно! — громыхнул Фролло, стремительно приближаясь. Быстро осмотрел ногу и выдохнул: — Проклятье!..       Все трое замерли, даже тот бедняга, и оторопело посмотрели на него.       — Отойдите от него, вы, оба! Немедленно!       — Ты кто тако… О, так это ж тот колдун!       — Это с которым Эсмеральда якшается?       Фролло стиснул зубы, но всё же нашёл в себе силы проговорить:       — Я могу помочь вашему другу.       — Ты же чернокнижник. И святоша.       — И врач. Так вы позволите мне помочь вашему другу или желаете его покалечить?       — Зачем это вам? — покосился на него второй.       — Я христианин, а Господь учит нас милосердию ко всем.       Бедняга вцепился в ногу, зло глядя на бродягу с кинжалом в руке, и прохрипел:       — Я вам разрешаю.       Его товарищи чуть отступили, позволяя Фролло подойти, и вперились в него взглядами.       Он быстро приблизился и, присев рядом, осмотрел ногу. Повезло, что ещё не до конца стемнело, иначе пришлось бы тащить фонарь или хотя бы факел.       — Дай свой нож.       Первый с горделивым видом подошёл и молча протянул кинжал. Фролло так быстро пропорол шоссы, что никто не успел возразить.       — Genu extortus, — вполголоса заключил он после короткого осмотра.       — Это что за заклинание? — всполошился второй.       — Это латынь. У вашего друга вывихнуто колено.       — Так ты можешь ему помочь или нет? — вспылил первый.       Фролло промолчал, но, разодрав шоссы до конца, скомандовал второму бродяге:       — Сними куртку и дай её мне. Скорее!       Тот послушно исполнил странный приказ и встал рядом. Фролло спокойно сложил её валиком и, приподняв ногу бедняги, подложил валик под бедро. Тот зашипел, зажмурившись, и так вцепился в свою одежду, будто хотел порвать её.       — Иди сюда и делай точно, как я скажу, — вновь обратился Фролло ко второму.       — Не такой уж ты и хороший врач, если тебе нужна наша помощь.       — Я могу сделать это и один, но это будет дольше. Кажется, ваш друг будет против этой идеи.       Первый бродяга что-то неразборчиво прошипел, но не отвернулся.       Второй, следуя повелению, повернулся спиной к бедняге. Левой рукой согнул ему ногу и обхватил, придерживая, чуть выше колена.       — Не напрягай ногу, — наказал Фролло таким ровным голосом, словно речь шла о соли в супе.       Правой рукой он взялся за голень и принялся медленно сгибать её в колене, немного покачивая из стороны в сторону. Сухожилия и мышцы медленно растягивались в опытных руках. Приходилось прилагать немало сил. Наконец, Фролло согнул ногу в колене до упора, и, продолжая тянуть на себя, принялся выпрямлять конечность.       — Держи крепче, — время от времени сухо командовал он негаданному помощнику, чтоб тот не давал ему утянуть не только ногу, но и всего больного.       Наконец колено встало на место, нога приняла естественный вид.       — Как ты это сделал? — ошалело пробормотал первый. — А… как же кровопускание?       — Оно не нужно. В этой ситуации. Но это не всё: ногу ещё нужно зафиксировать, чтобы он смог ходить. Поднимайте его и следуйте за мной. Здесь недалеко.       Недовольно ворча и кряхтя бродяги подхватили того под руки. И он, сжав зубы, старался молчать, но при любом мало-мальском движении жмурился и еле слышно поскуливал.       Процессия двигалась медленно. Фролло даже показалось, что он уже отучился так ходить: теперь смысла в этом немного. Если он вообще ещё оставался. Впрочем, иначе он, кажется, и не умел. Идти же быстро оказалось нисколько не хуже, даже в чём-то лучше.       Он свернул за угол. Теперь мысли переметнулись к Эсмеральде: как она, должно быть, оторопеет, увидев его в такой компании. Но это не важно. По крайней мере — не сейчас. Он чувствовал, что обязан помочь этому бедолаге — не может не помочь. Почему? Кто бы знал.       Наконец Фролло открыл дверь в каморку. Эсмеральда повернулась к нему — и чуть не выронила шитьё из рук. Из её уст не вырвалось ни слова; она только продолжала смотреть на вставших в дверях мужчин.       — Убери всё со стола. И принеси бинты и… пару длинных тонких дощечек, — сухо распорядился Клод; она кивнула и так же молча взялась выполнять поручения.       Меньше чем через минуту стол опустел, и бродяги опустили на него своего приятеля. Тут же вернулась и Эсмеральда со всем необходимым. Фролло забрал бинты и дощечки, ответив коротким кивком, и она, тихо вернувшись к камину, изредка бросала на него взгляды.       — Подойди, — подозвал он её чуть погодя. — Держи их вот так, — он приложил по бокам к ноге несчастного дощечки, — пока я буду приматывать.       Она исполнила его указания, с ужасом глядя на фиолетовое отёкшее колено. Фролло же молчал, с мрачной сосредоточенностью, методично перебинтовывал ногу, изредка отвлекаясь, чтобы поправить дощечки или посмотреть на Эсмеральду. Кто знает, как она отреагирует? Быть может, лишится чувств, и тогда придётся заниматься ещё и ею. Однако, даже если она и испугалась, то ничем себя не выдала, разве что этим взглядом.       — И это всё? — с сомнением спросил второй бродяга, отклеившись от стены.       — Нет. Но, уверен, это придётся по вкусу — зерновой спирт, — ответил Фролло, повернувшись к бродяге, лежавшему на столе. — Пить понемногу, пока колено не заживёт. Через несколько дней придёшь снова — нужно будет сменить перевязку.       — И долго… так? — тот кивнул на ногу.       — Сложно сказать. Шесть недель — это самое малое. Скорее всего, нормально ходить сможешь только месяца через три, не раньше. Ты ведь вряд ли будешь даже эти недели лежать на лавке.       — Дурак я, что ли? Я ж теперь озолочусь! — расхохотался тот. — Столько лет притворяться калекой — и на тебе!       — Всё, теперь идите, — Фролло махнул рукой на дверь.       Бродяги отошли от стены, подхватили приятеля и вышли.       Клод устало потёр лоб и сел в кресло у очага. Что это только что было? Мало того, что помог этому оборванцу на улице, так ещё и сюда притащил. Конечно, вряд ли бы они тронули Эсмеральду, ведь «все её племя … чтит её, точно Богородицу», если верить словам Гренгуара. Пожалуй, в этом он оказался прав: она бесстрашно ходила по Двору Чудес даже поздним вечером, и в его сторону, когда она была рядом, бродяги не позволяли себе всех тех гнусностей, которые позволяли, встречая его одного. И всё же этот поступок в высшей степени опрометчив.       Но что-то другое не давало ему покоя. Но что?       Краем глаза он заметил, как Эсмеральда налила в миску воды, взяла мыло и тряпку и принялась отмывать стол. И только сейчас вспомнил, что направлялся домой раньше задуманного, потому что проголодался. В шкафчике нашёлся кусочек холодного мяса и едва начатый капустный пирог, и Клод с аппетитом принялся за еду. Вскоре Эсмеральда закончила с уборкой и села рядом.       — Ты даже не спросишь меня о произошедшем?!       — Что же я должна спросить?       — Кажется, за мной раньше не водилось обычая приводить в наш дом… не так ли?       — Нет.       — И всё же ты не спрашиваешь.       — Ему нужна была помощь, и вы ему помогли. Вот и всё, правда? — он кивнул. — Так о чём же мне спрашивать?       Остальной вечер прошёл в молчании. Ночью Клод постоянно просыпался и потом долго ворочался, оттого с утра и чувствовал себя скверно: будто мало ему было мыслей, раздиравших голову на куски!       Солнце ещё не встало, когда в их каморку робко постучали. Он жестом показал Эсмеральде оставаться на месте и открыл дверь. За ней оказался нищий, закрывавший один глаз рукой; в ответ на вопросительный взгляд Фролло он убрал руку, и тогда стало видно, что глаз его весь покраснел и опух.       — Гаспар сказал, вы ему ногу вылечили…       Фролло вздохнул и отошёл в сторону, пропуская беднягу внутрь. Пришлось зажечь свечу, чтобы толком рассмотреть. Вышедшая на шум Эсмеральда удивлённым взглядом окинула обоих и села к очагу, но Клод не сказал ни слова.       — Oculum ad inflammationem², — заключил он наконец.       Нищий вскоре получил указания, как лечиться, и скрылся за дверью, а Клод сел к очагу, опустив голову на сцепленные в замок руки. Они теперь так и станут сюда ходить? Надо понимать, станут. И почему его не злит эта мысль, не раздражает?       Часы ещё не успели отбить полдень, как в каморку вновь постучали.