Сделка со смертью

Оксфорд. Великобритания. Сентябрь, 1980г.       Лиза нервничала так, что у нее вспотели ладони. Мнущаяся толпа первокурсников скопилась в просторной рекреации, волнительно ища свои имена в списках поступивших. Лиза робко занырнула в эту толпу, пытаясь поближе пробиться к доске с объявлениями. Глаза жадно впечатались в длинный список имен. Сердце глухо стучало в груди. Взгляд впивался в строчки, быстро пробегая по многочисленным именам. И вот оно. Элизабет Петрова. В груди медленно развязался тугой узел. Лиза почувствовала, как задрожали ее колени. Поступила. Она едва не взвизгнула, от осознания. Она поступила. Она теперь студентка Оксфорда! Выскочив из толпы, она торопливо поправила блузку и одернула длинную светлую юбку. Элизабет – настоящая аристократка до мозга костей. Высокая, с тонкой осиной талией, идеальной фарфоровой кожей, черными, как вороново крыло волосами и большими темно-серыми глазами. У нее великолепные манеры, такие, какими и должна обладать истинная леди. Лиза читает наизусть отрывки из Шекспира, играет на фортепьяно, танцует и поет словно соловей. Ей всего восемнадцать, но она уже знает себе цену. Родители уже расписали всю ее жизнь наперед. Образования в престижном вузе, брак с кем-то равным по статусу, карьера. Лиза знала всю свою жизнь далеко наперед.       Дед Лизы, Николай Петров, представитель тех остатков русской аристократии, что не сбежали за границу после революции, уехал из родной страны в Англию сразу после окончания войны, вместе с молодой супругой Катериной. Годом позже, в Лондоне, на свет появился их сын Дмитрий. Замечательный ребенок, выросший в невероятно красивого и статного мужчину, с угольно черными волосами, невероятными стальными глазами и улыбкой резавшей словно нож. Его появление в обществе вызывала настоящий фурор у всех английских красавиц. И каждая, буквально из кожи вон лезла, лишь бы добиться расположения такого мужчины и уж, что было бы идеально, стать миссис Петровой. Дмитрий же, хоть и пользовался своей популярностью у противоположного пола, никого из женщин никогда не выделял и родители терпеливо ждали, когда же сын нагуляется и, наконец, решит остепениться. И это в конце концов случилось. Джоанна Смит – хорошенькая, словно кукла, с изумрудно зелеными глазами, тяжелыми золотистыми кудрями и прекрасной родословной, оказалась великолепной кондидатурой. Этот выбор всех более чем устроил. Боги благословили чету всего одной единственной дочерью, Джоанна не отличалась хорошим здоровьем, но в Элизабет они вложили все, что могли. И теперь готовились пожинать плоды своих трудов и усилий.       Выйдя на крыльцо, теперь уже своего, университета, Лиза осмотрелась. Поправила прическу, заколов шпилькой выбившуюся наружу, черную прядь. Она уже собиралась пойти дальше, как кто-то весьма бесцеремонно схватил ее сзади за плечо. Широко распахнув глаза от возмущения, Лиза обернулась, намереваясь отчитать незнакомца за столь панибратский жест. И застыла с открытым ртом. Перед ней стоял самый красивый мужчина, которого Лиза только могла себе представить. Он удивленно раскрыл свои темно-карие, почти черные глаза и, судя по всему, смутился. - Извините, - охнул он с небольшим, кажется, итальянским акцентом. – Обознался. - Ничего страшного, - пролепетала Лиза, чувствуя, как к лицу мгновенная прилила кровь.       Он ответил ей просто сногсшибательной улыбкой и небрежным жестом, откинул пальцами густые темные кудри. У Лизы сердце в груди заколотилось от этой картины. Еще раз извинившись, он обошел ее и удалился широким шагом. Лиза так и осталась стоять на ступеньках, провожая его долгим тоскливым взглядом. ***       Лоуренс Кавальере не любил мрачную, холодную и до ужаса чопорную Англию. Толи дело его родной, застывший в своем многовековом величии, Рим. Он родился, вырос и всю жизнь прожил в Италии. Еще мальчишкой, он прогуливался по узким улочками Рима, среди толпы разномастных туристов. Сын владельца одной и самых влиятельных торговых компаний Италии, Вирджинио Кавальере и французской модели Камиль Бернар, Лоуренс с детсва не был обделен деньгами и вниманием. Итальянец и француженка. Гремучая смесь. Он с детства обладал взрывным характером и невероятным обаянием. Женщины его обожали. Няньки не спускали с рук, а когда Лоуренс вырос, девушки уже сидели на его коленях. Ему не нужно было делать буквально ничего, чтобы добиться расположение. Улыбка, пара ни к чему не обязывающих фраз, шутка и вот она уже лежит в его кровати. Но это все осталось в Италии. Английский барышни такие же жеманные и холодные, как и их родная страна. Лоуренс хоть и был несколько избалованным, дураком никогда не являлся и поступление в Оксфорд не стоило ему особого труда. Как и учеба. К третьему курсу он заполучил у преподавателей солидный лимит доверия и даже если и решал где-то забить на предмет, оно с рук всегда сходило.       В тот день стояла на удивление теплая и солнечная погода и студенты высыпались на улицу, дабы хоть на время оторваться от пыльных библиотечных книг и нудных лекций. Сидя на идеально подстриженном газоне, он задумчиво жевал бутерброд едва слушая веселую болтовню своих друзей-одногруппников. Мимо прошла стайка девчонок. Юные леди, выглаженные идеально, с иголочки, костюмы, высоко поднятые подбородки и холодный надменный взгляд. - Первокурсницы, - хмыкнул один из его товарищей. – Кто-то уже познакомился хоть с одной? - Неа, - ответили ему. – В пятницу в общеге будет вечеринка, вот и познакомимся.       Лоуренс хлебнул воды из бутылки. Все это он уже видел много-много раз. На душе было тоскливо. Хотелось чего-то этакого. Девчонок он, конечно, любил. Но чего в них такого особенного. Даже если и удастся провести с кем-то ночь. Его это все давно уже не цепляло. Словно какой-то огонек погас. Друзья говорили, что он зажрался. Но дело было не в том. Лоуренсу просто хотелось чего-то… А чего он и сам не знал.       Он пришел на эту вечеринку одним из последних. Крепкий эль был горьким и Лоуренс его не любил, как и этот их хваленые джин, ром и виски. То ли дело сладкие итальянские вина. Но о них сейчас только что и мечтать оставалось. Сюда в углу, он глазами изучал собравшуюся толпу. Почти что одни знакомые лица. Контингент тут всегда один и тот же. Впрочем, кое-кто из новичков всегда приходит, надеясь влиться в крепкие студенческие ряды. - Смотри, новенькие, - шикнули ему, дернув за рукав.       Лоуренс с любопытством пробежал глазами по парочке крутящихся у столов девиц, цепляясь взглядом за одну из них. Лицо смутно знакомое. Может, пересекались уже где. Не вспомнить. Она глядела по сторонам растерянно, сжимая тонкими пальцами стакан и явно чувствовала себя не в своей тарелке. Знал он таких. Правильная девочка, наверняка из какой-нибудь родовитой семейки. Она подняла на него свои, на первый взгляд, черные глаза. Посмотрела секунду и тут же отвернулась. Парень задумчиво отвернулся. Эта девушка не показалась ему какой-то уж там красавицей. Лоуренс любил девушек фигуристых, таких, чтоб подержаться за что было. А эта худая такая, стоит словно палку проглотила. У нее грудь-то вообще есть? На первый взгляд и не скажешь. Волосы у нее красивые, длинные, густые, иссиня-черные и глаза большие, под веером длинных ресниц, какого-то нечеловеческого цвета. Кажутся черными, а на деле, если приглядеться темно-серые. Но кожа, слишком уж белая, почти прозрачная, это кажется немного болезненным. Лоуренс на таких, как правило, внимания не обращал. Но эта девчонка почему-то вдруг зацепила. Он смотрел на нее и почему-то отвернуться не мог. Было в ней что-то такое притягивающее. Он бы не сказал, что именно, но все-таки она цепляла. Допив свой стакан, он поставил его на стол и решительно двинулся вперед, огибая толпящихся людей.       Лиза не хотела приходить. Все это было до ужаса не ее. Выросшая в высшем обществе и получившая воспитание истинной леди, здесь она чувствовала себя не в своей тарелке. От этой толпы и всех этих оценивающих взглядов становилась до ужаса неуютно. Лиза старалась не смотреть никуда кроме дна выданного ей стакана и морщась пробовала горькую крепкую жидкость. Иногда, за большими праздниками, родители разрешали ей выпить бокал вина. И сейчас ей было дико от осознавания, что она вот так вот может в открытую пить столько сколько захочет. Но истинные леди такое не пьют. Что сказали бы родители увидев ее сейчас? В этом вульгарном сарафане в крупный горошек, открывающим плечи и ноги чуть ниже колена. Чувствовала себя голой и незащищенной. Оторвав глаза от стакана, Лиза едва скользнула взглядом по разномастной толпе народа. И почувствовала, как сердце в груди забилось быстрее. Если он не бог, то кто тогда? Спертый воздух застрял где-то в легких. Дышать. Надо дышать. Лиза вцепилась в прозрачное стекло своего стакана длинными пальцами. Стараясь не поднимать голову, не смотреть. Но этот человек уже шел к ней. Конечно же к ней. Уверенно, она бы даже сказала, лениво, он сокращал расстояние между ними и она впервые ощутила этот дикий прилив смущения вперемешку с нарастающей паникой. - Добрый вечер, - улыбнулся, словно обжог. - Добрый, - выдохнула Лиза каким-то неожиданно для самой себя тоненьким детским голоском. - Скучаешь?       Лиза не знала, что ответить на этот вопрос. - Нет, - это прозвучало совсем неуверенно. - А мне так не кажется.       Он улыбался и его темно-карие глаза светились каким-то странным любопытным блеском. Он игрался и Лиза сразу поняла это. Игрался и она тут же поддалась, принимая правила этой игры и заранее отдавая ему право победителя. - Лоуренс Кавальере, - представился он.       Лиза распахнула глаза. Кавальере. Вот значит откуда у него этот итальянский акцент. - Элизабет Петрова, - ответила она.       Возможно, не послушай Лиза подруг в тот вечер и не приди на эту вечеринку и жизнь ее сложилась бы по-другому. Она бы вышла замуж за нужного человека, окончила университет, унаследовала бы родительское состояние. Это все было бы не приди она сюда в тот вечер. Не познакомься она с ним. ***       В темной комнате разглядеть можно было только низкую узкую кровать, на которой сейчас укрылись двое людей, сидящих так близко, что они превращались во что-то целое, нерушимое. Окна плотно запахнуты шторами, но тонкий луч света все же смог пролезть внутрь. - Если отец не даст нам своего благословения, то мы сбежим, - уверенно сказала Лиза, утыкаясь носом в мужское плечо. – У меня есть немного украшений, продадим их… Нет, пожалуй, не нужно мне ничего от этого человека. - Не будь глупышкой, милая моя, если твой отец откажет нам в браке, это придется принять. - Что?! – она слабо дернулась. – Ты серьезно?! Лоуренс, неужели ты готов вот так смириться. Я тебя не узнаю! - Давай начистоту. Разве я смогу бороться с таким человеком, как твой отец? Да, моя семья весьма успешна и деньги у меня водятся, но вам же подавай только аристократов с безупречной родословной, кому тут нужен сын торгаша, пусть даже богатого торгаша?       Лиза часто-часто заморгала и ее серые глаза моментально наполнились возмущением и гневом. - Неужели ты не готов сражаться за наше счастье?! Даже ради меня?! Я готова отказаться от всего, лишь бы быть с тобой рядом. А ты?       Лоуренс с усмешкой захватил девушку в капкан своих объятий. - К тому же, - Лиза вдруг перешла на шепот, словно боялась, что еще кто-то кроме в их двоих услышит эту страшную тайну. – Теперь ты должен бороться не только за меня, но и за ребенка, что растет внутри, - она осторожно прикоснулась к еще плоскому животу. – Я чувствую, как он растет. Разве он не заслужил твоей борьбы?       Медленно выбравшись из под одеяла, Лоуренс вытащил из валяющейся на тумбочке пачки, сигарету, подошел к окну и распахнув одну из створок настежь, с наслаждением закурил. Прохладный ночной воздух приятно лизал его смуглую кожу. Лиза натянув одеяло до самого подбородка, украдкой смотрела на своего мужчину. Существовал ли на свете более совершенный человек? Она с уверенностью сказала бы, что нет. И он достался ей. Только ей одной. Отец согласится. Обязательно согласится, как только узнает о ребенке. Они поженятся, Лоуренс увезет ее в Италию. Им там будет хорошо. Ей и малышу. Только бы родился мальчик. Мальчик – это всегда хорошо. Она уже и имя ему придумала, такое, чтобы и на итальянском и на английском хорошо звучало. Леонард Кавальере, красиво звучит. Интересно, каким он будет? Вот бы он унаследовал отцовскую смуглую кожу и буйные темные кудри. Вырос бы красавчиком, как и его отец. Но все сложилось по-другому. ***       Отец был в ярости. Любимая дочка, на которую возложили столько надежд, оказалась испорченной грязной девчонкой. И это после всего, что они ей дали. Лизу увезли. Заперли в четырех стенах особняка, разрешая лишь короткие прогулки в саду. Больше она не видела ни свободы, ни мужчины, которого она любила. Долгие вечера она тратила на пустые попытки отправить Лоуренсу хоть малую весточку. Убежать, найти его и будь что будет. Лиза не понимала одного – он и не хотел, чтобы она его искала. Не нужно ему было этого. Да, когда-то он и впрямь был в нее влюблен. Она вызвала интерес,зажгла огонь, ему было интересно завоевывать, брать эту неприступную крепость, что пусть и сдалась быстро, но было в этом, что-то несказанно очаровательное. Но прошло больше года и Лиза вдруг утратила интригу, он прочел эту книгу от корки до корки и не было тут больше ничего, чтобы заставило его вновь затрепетать. Такой уж он был человек. Брал себе все до последней капли, опустошал и уходил, не оставляя и следа. И ребенок этот ему был не нужен. Не трогали его ее пустые речи и глупые мечтания. И жениться на ней он вовсе не желал. И двадцати пяти нет, ну куда ему в эту петлю? Он бы дал денег на аборт, но Лиза только и делала, что бесконечно причитала о том, как они втроем будут безмерно счастливы. Аж тошнило. Больше не было этой очаровательной, загадочной девчонки, была лишь использованная, пузатая и совершенно безинтересная женщина. Что с ней делать Лоуренс не знал. Он не был так жесток, чтобы оставить женщину в положении, но в голове отчаянно искал выход из этой невообразимой ситуации. Как бы выйти сухим из воды. И выход нашелся в тот момент, когда родителям Лизы стало известно о произошедшем с их возлюбленной дочуркой. Какой был скандал. Боже, какой же был скандал. Лиза испуганно жалась, рыдая на плече у матери. Отец кричал так, что казалось вот-вот охрипнет. Лоуренс остался совершенно невозмутим. Как немая застывшая статуя. Ему угрожали, запретили приближаться к Лизе даже на километр. Велели забыть и выбросить из памяти. Он так и поступил. Это было так просто - взять и вычеркнуть из своей жизни целого человека, нет даже двух людей. Тех кто его ждал, надеялся и верил. Раз и все обратилось в пыль. Понадобилось лишь одно небольшое усилие. Но Лиза ждала. Ждала долго. Ждала до самого последнего дня. Представляла себе, как он украдет ее. Поднимется к ней через окно, как какой-нибудь герой дамского романа, да и заберет. Увезет в Италию и они будут жить на берегу синего моря. Их малыш появится на свет и они будут любить его. Ох, как же они будут любить его. Наивная дура. Лиза поняла, насколько она была глупа уже потом. Когда он так и не пришел за ней. Когда она после нескольких часов непрекращающейся ни на секунду боли, провалилась в беспамятство. А придя в себя услышала эти роковые для себя слова. Мальчик родился мертвым. Вот и все, что ей сказали. Как нож в сердце вогнали. Быстро, резко и не мешкая. Родился мертвым. Ее сын родился мертвым. Что за жестокая шутка? Она чувствовала его внутри себя, чувствовала, как шевелится, толкает ее изнутри. Когда он появился на свет, она уже едва сохраняла сознание, проваливаясь в липкую темноту, однако сквозь это ей будто бы послышался детский плач. Послышался... Лиза не знала, не понимала, как жесток мир. Но самое ужасное заключалось в том, что больнее всего жалили самые близкие люди. Она так и не узнала, что ребенок и правда был жив. Что его плач ей вовсе не послышался. Что не успел малец прийти в этот мир, как его тут же завернули в одеяло и вынесли вон из комнаты. - Найди ему приют, - велел Дмитрий, суя в руки повитухе несколько купюр. - И никому ни слова. Никто не должен узнать о нашем позоре, поняла меня?       Женщина понятливо кивнула. Она многое повидала на своем веку. Ладно хоть в ближайшую канаву не скинули и на том спасибо. Может в приюте и впрямь лучше, чем с такими родными. Она только лишь спросила не желают ли они дать мальчику хоть какое-то имя. Дмитрий скорее бы лично свернул мальцу шею, чем присвоил свою фамилию, однако в порыве какой-то благосклонности вспомнил это дурацкое имя, которым его глупая дочь величала младенца еще в своей утробе. Его и назвал. А затем указал на дверь. Никто не должен узнать о позоре, что Лиза навлекла на их семью. Никто и никогда.